Это меня обеспокоило. Они же не местные, они могут в лесу дороги не найти. Что, если они наткнутся на бистонскую шайку? Это, конечно, если именно бистонская шайка избила Стенно. Ведь он мог просто споткнуться и разбить лицо о камень. А если здесь бродит на свободе какой-то злобный псих? И я, вместо того чтобы думать, что делать, когда найду этих сволочей, стал гадать, не грозит ли опасность девушкам. Мне подумалось, что, может быть, надо вернуться чуть назад и не упускать их из виду.
Тропинки расходились по лесу лучами. Я оказался один под сводами крон раньше, чем это понял. Где-то вдалеке послышался голос. Склонив голову набок, я задержал дыхание и прислушался.
Это точно был голос Говарда Спаркмена, ругавшегося себе под нос. Зная его, можно было догадаться, что он вступил в собачье дерьмо или что-нибудь вроде этого.
Я улыбнулся, покачал головой и направился глубже в лес, где густая листва покрыла все сплошной тенью. Я даже начал натыкаться на стволы – так стало темно. Снова я подумал о Кейт Робинсон, представив себе, как сияют ее светлые волосы и зеленые глаза в густых сумерках. Стройное тело казалось тугим, как тетива. Как она…
Стук!
Меня щелкнула по голове ветвь дерева. Было так темно, что я еле видел собственную руку, если поднести ее к глазам. Как мне тут разглядеть кого-нибудь еще – один Бог знает.
Но я все равно шел вперед. Мне тоже хотелось разделаться с этими мерзавцами. Они стали невыносимо докучать нам последнее время. Из двух пабов Ферберна их уже выставили, но все равно они еще пакостили деревню. И если вечером их где-нибудь замечали, обязательно наутро кто-нибудь сообщал об угнанной машине или сожженном сарае.
Черт, темно стало. Даже тропы совсем не видно. А судя по тому, как вязли ноги в мягкой земле, я с этой чертовой тропы уже несколько минут как сбился. Я глянул на светящийся циферблат часов – 21.30, – потом пошел дальше, а ветви цепляли меня за рубашку, как пальцы призраков.
В таких условиях я могу выскочить прямо посреди шайки: они меня забьют до бесчувствия раньше, чем я успею крикнуть.
А что будет, если на них наткнутся Кейт и девочки?
В мозгу замелькали мысленные образы – Кейт попадает в руки бандитам. “Смотрите, что у нас есть, – говорит одна мерзкая рожа. Этот тип одет в засаленную футболку, подмышками пятна вонючего пота, на груди лозунг “НЕ ТЕРПЛЮ ДЕВСТВЕННИЦ”. Он хватает волосы Кейт в горсть, потом рвет их на себя, больно ударяя Кейт головой об дерево. Она стоит, тяжело дыша, глаза ее в ужасе бегают из стороны в сторону, а этот хмырь запускает свои толстые короткие пальцы вниз по ее обнаженному плечу. И снова улыбается той же мерзкой улыбочкой. – Ладно, мальчики, назовем вещи своими именами. Она согласна. Она говорит, что ей всегда хотелось потрахаться с…”Я встряхиваю головой, но видения не отстают. Теперь я каждые десять шагов останавливаюсь и прислушиваюсь, панически боясь услышать призыв о помощи. Сердце колотится так сильно, что его удары слышны в шее и в ушах.
И снова я встряхиваю головой и иду дальше. Ничего я пока не слышал. Наверное, на нас всех подействовал вид Стенно – как он влетел в сад с окровавленным лицом. И еще его глаза, которые глядели на нас из кровавой маски. Как они вылезали из орбит, какие были белые – как пластиковые кружки. И почему зрачки и радужки сократились до черных точек? Даже цвета глаз было совсем не видно. И это выражение ужаса, бьющее как кулак под ложечку. Что за чертовщину увидел он в лесу?
Зашелестели листья. Я быстро оглянулся. Во рту пересохло, сердцебиение подпрыгнуло еще на одно деление.
Топ-топ. Топ-топ.
Господи… да там кто-то действительно есть! Я застыл. Глаза у меня полезли из орбит, и только усилием воли я заставлял себя всматриваться во мрак.
И ничего не видел.
Может быть, надо крикнуть? Но если там ничего не окажется, когда ребята прибегут, я стану посмешищем. К такому унижению я не был готов. Рик Кеннеди, тот самый, который боится темноты.
И я пошел туда, где, по моим расчетам, находился источник шума. Вытянув вперед руки, я шел только на ощупь.
Моей ладони коснулись пальцы.
Черт побери!
Я схватил их.
Схватил молодой побег.
Кретин.
Во рту пересохло совсем. Сердце билось быстрее, дыхание стало резким и поверхностным. Кто-то там есть – в этом я был уверен. Так сильно было ощущение… ощущение присутствия.Просто на ощупь. Да, вот это слово – на ощупь. Протяни руку – и коснешься ощущения присутствия, висящего в воздухе.
Каждые пять шагов я останавливался, задерживал дыхание и прислушивался.
Но сердце гудело, как большой барабан. Почти ничего я не слышал, кроме ритмичного тук-тук-тук мышцы в моей груди.
– Кто не спрятался, я не виноват, – шепнул я.
И шагнул в сторону – так сильно было предчувствие нацеленного удара в лицо или в пах.
По коже ползли мурашки, как настоящие насекомые с острыми лапками.
Темнота, проклятая темнота. Ничего не видно. Но я знал, побожиться мог, что здесь кто-то есть. Эти кто-то двигались прямо передо мной, дразня меня. Я знал. У меня была абсолютная, полная, окончательная уверенность, что они все время точно знают, где я, и просто играют со мной.
В любой момент они могут повернуть назад… может, я успею увидеть блеск лезвия – слишком поздно, – когда оно разрежет воздух у меня перед лицом, втыкаясь в…
– А, черт!
Я ощутил это у себя на лице, ударил кулаком. Оно снова меня стукнуло, и теперь я поймал его двумя руками.
Ветка. Дурацкая ветка.
Я погладил ее с чувством облегчения. Но я знал, что так продолжать дальше – идиотизм. Слишком темно, чтобы хоть что-нибудь рассмотреть. Вполне возможно, что сейчас я иду к старому карьеру. Ступить за край – и я уже по дороге в Вечное Сияние, с арфой и с крылышками.
И я уже пошел в обратную сторону – или в сторону, которую считал обратной, – когда учуял запах.
Я потянул носом, и запах налетел так сильно, что застал меня врасплох. До меня вдруг дошло, что такой запах слышен в день жаркого лета, когда наступает гроза и в разогретую почву хлещет дождь. Но сейчас запах почвы был настолько силен, что, казалось, бьет через ноздри прямо в мозг.
Я помотал головой и пошел дальше.
И тут неожиданно – какая вдруг радость и облегчение! – я оказался на полянке, где зимней бурей вывернуло большое дерево. Наверху в навесе ветвей открылась дыра с неровными краями, в густеющей синеве мерцали звезды.
И здесь запах стал еще сильнее. Помню, как я смотрел озадаченно себе под ноги, думая, что же его вызывает.
“Бога ради, – пытался я себя урезонить, – это же просто какой-то дурацкий запах. Барсучья струя или след хорька”. Но запах был настолько силен и неуместен, что я невольно продолжал глядеть под ноги.
