Пятнадцатый ряд. Тридцатое место. Оно пустое. Единственное во всём ряду пустое место.
«Упала в фойе. Умерла до приезда скорой. У неё не было с собой лекарства…» – в ушах звучит голос Виктора.
А следом я слышу её голос: «От сердца ажно две штуки съела – я их с собой всегда ношу…», «Спроси-ка лучше, что он сделал…».
Я хочу вернуться в гримёрку, хочу бросить ему в лицо: «Вы жили с ней! Вы украли лекарство, чтобы отравить Елецкую! Дайте мне танцевать или я расскажу всем!»
Я снова лечу по коридору, не замечая ничего вокруг. Где же гримёрка? Я перехожу на шаг, потом останавливаюсь, оглядываясь вокруг. Бесконечный тёмный коридор. От ледяного ветра по ногам бегут мурашки. Где я? Как попала сюда?
В моих руках смятый листок. Я медленно разворачиваю только что отпечатанный, ещё пахнущий типографской краской буклет театральной программы. Ни краткого содержания, ни имён артистов, постановщиков и музыкантов. Только стих, отпечатанный ярко-алым:
Верность мне ты докажи,Клятву не забудь.Жизнь свою мне предложи,Жертвою ты будь.Тот, кто верен день из дня,Будет награждён.Тот же, кто предаст меня, —Мукам осуждён.Ближе, ближе подходи,Слушай шёпот мой.Знай, кто жизнь мне посвятил,В смерти есть живой.В вое ветра за спинойСлышишь шаги.Я иду вслед за тобойЗнай. Берегись.Траур вечный день из дняБудешь носить.Погубившему меняВ жизни мёртвым быть.
В тот день, когда я впервые прочла эти стихи, не со старухой, а со мной говорило Искусство. Но я не поняла.
Руки трясутся, листок падает на пол. Я закрываю ладонями пылающее лицо… Что это за запах? Мерзко-сладковатый, затхлый, плесневелый… Отдёрнув руки, я пялюсь на них, не узнавая. Кожа покрыта тёмно-бурыми разводами. На моих руках её кровь. Кровь Воплощения Искусства.
– Лера! – мой собственный голос звучит чужим, надрывным.
Я бросаюсь обратно к сцене. Считаные минуты до выхода – она должна быть там. Она уже надела платье! Лера!
На бегу я спотыкаюсь о провода и рельсы для декораций, натыкаюсь на бутафорию. Дыхание вырывается хрипами, по щекам текут слёзы. Где же она? Где же сцена?
Вдалеке слышится музыка. Это увертюра к балету «Сильфида».
Я мечусь по тёмным коридорам, но им нет ни конца, ни края. Я потерялась. Это закулисье – мой новый мир? Мир, в котором я навсегда останусь из-за того, что натворила?
– Лера, ты не должна надевать то платье! Хочешь, я надену его вместо тебя? Хочешь, буду танцевать в нём? Не надевай его! Не надевай!
Меня колотит озноб. Я вслушиваюсь в отголоски музыки: па-де-де из первого акта или… уже из второго? Она танцует! Господи, она танцует в том платье!
Вдруг впереди забрезжил свет. Неужели эти коридоры когда-то кончатся? Я бегу к свету. Сейчас, сейчас я буду там. Я буду кричать, я буду умолять остановить спектакль!
Свет льётся из-под двери. Я врываюсь и замираю. Осветительная ложа. Высоко-высоко под потолком. Как я могла выйти сюда? Передо мной, как на ладони, зал и сцена. Она танцует. Живое Воплощение Искусства танцует.
А место в пятнадцатом ряду всё так же пусто. Единственное во всём зале.
Но она здесь. Я знаю, она здесь.
Я хочу кричать и не могу: открываю рот, но не слышу собственного голоса. Никто его не слышит. Перед ними танцует Воплощение.
В зале темно, но я вижу их лица, как будто в отсветах пламени. Здесь одни старухи: скрюченные спины, трясущиеся руки. Престарелые балерины, всю жизнь проведшие на задворках сцены – в десятом ряду кордебалета, – теперь они получили то, что заслужили. Искусство не забыло тех, кто усердно служил ему. Сегодня оно призвало их всех вновь, чтобы исполнить мечту каждой.
Они и не дышат вовсе. Не слышно ни кашля, ни вздохов, ни возни. Только музыка. И я не дышу тоже. Я поднимаюсь на пуанты, взмах ногой, поворот… Я готова взлететь! Там на сцене – это я. Вдох – сиссон, выдох – арабеск. И тут же – без даже мимолётной статики – со де баск, ведь я неуловима, я – дух воздуха. Мои руки мягкие, тающие… Кисть следует за дыханием, мимолётным дуновением ветра. Снова вдох. Невесомые, шепчущие переборы ног в па-де-бурре… Но невесомость обманчива: мои мышцы напряжены, по спине струится пот. Ещё пируэт… Мой танец! Мой дебют! Выдох. Я взмываю над сценой в па баллоне и на мгновение замираю над паркетом, а едва коснувшись пуантами пола, взмываю вновь.
Я танцую. И музыка следует за моими шагами. Оркестр обрамляет бриллианты моих движений, чтобы они засияли ярче. И они сияют так, что у меня болят глаза. Свет рампы не нужен сегодня. Я свечусь. Я сверкаю. Я горю.
У меня горит всё тело. Боже, как больно!
Я сую руки под платье и начинаю неистово чесаться, едва не раздирая кожу. Как же больно! Видение рассеивается – я снова в осветительной ложе. А на сцене Лера. Она танцует, как будто ничего не чувствует. Не выдаёт ни вздохом, в каком аду пылает её разгорячённое тело. Но я… я сгораю от боли! И зал… Что же это?!
Зал похож на разграбленный пчелиный улей. Все чешутся. Возятся. Ёрзают на стульях. Вскакивают с мест. Стонут, хрипят, скрежещут зубами. Я вижу их перекошенные лица, их остервенелые глаза. Как же больно! Я мечусь в ложе, как в клетке. Я готова содрать собственную кожу! Я не владею руками, разрываю платье, царапаю грудь до крови. А Лера танцует.
Она чувствует то же и танцует. И я уже знаю, что будет дальше.
«…Ты Жертвой выбрана! Тебе дано чувствовать и видеть больше моего, больше всех. Тебе только и открыт призрачный мир того, кому мы служим, его замысел!»
До того, как Лера, красная от волнения, усталости и боли, замрёт в эффектном арабеске, осталась пара минут. Когда это случится, наступит мгновение абсолютной тишины. Оно разделяет танец Воплощения и овации. Но сегодня всё будет по-другому.
Они растерзают её.
Толпа, обезумевшая от невыносимой боли. Я вижу, как сжимаются их кулаки, как натягиваются на шеях жилы. Зал ходит ходуном. Они сожрут её. Они её разорвут.
Я бросаюсь к двери и выскакиваю из ложи. Бегу прочь. Вереницей кулуарных коридоров – к сцене. Я нужна ей, я должна быть там! Не она, а я должна танцевать в то мгновение, когда толпа сорвётся с мест. Полминуты до конца. Я бегу, забыв об огнём полыхающей коже и разорванном платье. Я должна успеть. Я ещё не погубила её. Ещё есть время. Я могу её спасти!
Где же выход из этого проклятого лабиринта? Я мечусь среди бесконечных переходов, но не знаю, как выбраться, как вдруг… В дальнем конце коридора замечаю светлый силуэт. Очертание головы, плеч, мертвенно-бледная кожа… Бюст! Это бюст! Я бегу к нему, но он вдруг
