исчезает, словно мираж, возникая вновь в глубине коридора – дальше от меня…
В голове звучит голос старухи: «От бюста к бюсту иди – так на сцену и выведут…»
Я бегу за ним, а он то ускользает, то появляется вновь. Наконец я вижу свет вдалеке: коридор ведёт в закулисье, высвеченное отсветами рампы. Я бегу из последних сил и врываюсь на сцену в тот самый момент, когда музыка стихает. По залу проносится гул. Рокот. А следом он взрывается.
Балерины, готовившиеся к выходу из кулис, замирают в ужасе, а потом кидаются вглубь коридоров. Я выхватываю лицо Виктора. Бледное, насмерть перепуганное лицо.
Руслан уже сбежал, но Лера, в ужасе выпучив глаза, всё ещё стоит на сцене.
– Беги! – ору я и толкаю её в сторону кулис.
Но она не двигается с места. Вдруг из глубины сцены появляется старуха. На ней седой парик и чёрное платье. Всю жизнь и много лет после смерти она ждала этого часа. Мечтала исправить ошибку, сделанную годы назад, и исполнить, наконец, партию, отведённую ей самим Искусством – спасти его живое Воплощение. Она хватает Леру за руку и увлекает за собой вглубь кулис.
На сцене остаюсь я одна.
Музыканты бросаются из оркестровой ямы, ломая пюпитры и на ходу расшвыривая инструменты. Ещё мгновение, и тех, кто замешкался, сметает толпа, хлынувшая из зала.
Я сжимаю руки в кулаки. Ноги немеют, но я должна танцевать. Последние секунды. Они лезут на сцену, карабкаясь из оркестровой ямы. Перекошенные лица, безумные глаза, растопыренные пальцы. Я делаю шаг. Я хочу танцевать. Я должна танцевать.
Отпихивая друг друга, они несутся ко мне. И каждый готов сожрать меня. Растерзать. Разорвать.
Доски сцены трещат под напором сотен ног. Меня давит толпа, остервенелые пальцы впиваются в моё тело. Больно! Как больно! Опрокинутые, с грохотом падают декорации, а следом заваливается боковая осветительная стойка, и водопад искр сменяется пламенем, которое разом охватывает правую кулису и взвивается к потолку. Я делаю судорожный вдох, стискивая зубы от боли, и пытаюсь выбросить ногу, как будто в батмане. Это мой последний танец. Лучший танец. Танец, в котором я…
Эпилог
Все они погибли. Сгорели. Кто-то задохнулся в дыму, кто-то вывалился из ложи. Заслуженные работники искусства. Они служили ему всю свою жизнь. Думали, что на этот раз оно вознаградит их. Исполнит мечту и доставит наслаждение, с которым не сравнится ничто. Сюрприз. Они шли на званый вечер в свою честь, а оказались на казни. Все они мертвы.
Что бы случилось, танцуй я в тот вечер? Возможно, зрители благополучно разошлись бы по домам, чтобы провести ночь в тёплых постелях. Но замысел Искусства оказался другим.
Моя карьера закончилась. Тайна, которую я хранила много лет, ещё долго была бы поводом для досужих сплетен, если бы не случилось этого кошмара. Карина мечтала сломать мне жизнь, но вместо этого спасла её. И всё же…
Чернота и смрадная гарь – всё, что осталось от моей мечты.
Я стою рядом со старым зданием Мариинского. Чёрные окна без стёкол, выгоревший купол… Он подходит неслышно. Тихо касается плеча. Говорит, что ищет дочь. Она якобы танцевала в тот вечер. Училась в Вагановке, жила в общежитии… Но в списках полиции и медиков её нет. Из академии тоже ничего не ответили. Он говорит, что кто-то сказал ему, что я тоже из выпускного класса. Поэтому он решил, что я должна её знать.
Он говорит ещё что-то, но я, не дослушав, срываюсь с места, хочу сбежать. Этот сумасшедший гонится за мной. Кричит, спрашивает, что стало с его дочерью…
Я бросаюсь под жёлтую ленту, которой опоясано здание театра, – бегу прочь от него. Ещё один безумный, мечтающий распиариться на сотнях трупов. Я не хочу говорить с ним.
Я бросаюсь в холл – он почти не изменился, только светильники разбиты и ступени в крови. Он бежит следом, но я знаю Мариинку, а он – нет. Он теряется в коридорах где-то далеко позади, и я уже не слышу его срывающийся от криков голос.
Как же здесь холодно! В фойе сквозняк сдувает с ног – как будто даже холоднее, чем на улице…
Я иду сквозь почерневший от копоти зал среди хаоса обугленных и покорёженных стульев к оркестровой яме. С огромной дырой вместо сцены она похожа на разверзнутый зев. Меня он проглотил, прожевал и выплюнул. Я – отбросы. Как и те, что пришли сюда тем вечером.
Они хорошо знали боль. Лезли из кожи вон, чтобы в безупречном танце оживить – хотя бы на краткий миг – Искусство. Через агонию испытать, пусть и мимолётно, ощущение того, что оно живёт в их движениях. Но их усилия всегда были тщетны.
В тот вечер каждый в этом зале представлял себя в главной роли, грезил тем, что не сбылось и никогда не могло сбыться для него. Никто из них не знал, что их партия была расписана по секундам – одна на всех. Партия, в которой они были бесподобны. Сияли. Горели. Да, они горели в тот вечер.
Дни траура позади. Вторая сцена снова открыта. Завтра Лера танцует «Баядерку». Новая солистка, ещё до окончания академии принятая в труппу, обещает стать настоящей звездой. «Этуаль». Легендой балета. Вечно сонная, словно не от мира сего Лера. Я встретила её сегодня в коридоре театра. Она посмотрела на меня так, как будто видит впервые. А ведь мы восемь лет бок о бок о станок тёрлись!
Билеты на завтра уже расхватали. Все билеты на её спектакли распроданы на полгода вперёд.
Мне же, чтобы выпуститься, придётся перевестись на хореографический и сдать какие-то там дополнительные предметы. Исполнительский я не закончила. Я смогу стать хореографом, чтобы потом орать на пухлых ангелочков в тюлевых юбках, которые будут плохо тянуться, и отбить у них всякое желание танцевать. Тогда они не придут сюда. Никогда не вдохнут запах мертвечины, которым пропитан здесь каждый угол. И никто из них не станцует самую жуткую из партий. Партию Жертвы.
Глоссарий
Аллегро – балетная комбинация из движений в быстром темпе, в уроке классического танца – заключительная часть упражнений на середине зала, чаще всего состоящая из различных прыжков.
Ан дедан – направление движения работающей ноги: назад – в сторону – вперед. При этом работающая нога описывает дугу, направленную вовнутрь, к опорной ноге.
Ан деор – направление вращения в турах и пируэтах от опорной ноги к работающей.
Анлер – термин, указывающий на то, что движение исполняется по воздуху.
Арабеск – поза, когда опорная нога танцовщика стоит либо на полной стопе, либо на полупальцах, либо на пуантах, а рабочая нога поднята с вытянутым коленом на 30, 45, 90 или 120 градусов.
Ассамбле –
