- Егор, как ты разговариваешь с матерью?!
Ольга полыхнула золотистыми глазами, и Гору на миг захотелось спрятаться, втянуть голову в панцирь. Ее всесокрушающая ярость, обычная человеческая злость, помноженная на обиду женщины у которой отняли возлюбленного, могла дать фору любому божеству.
- Так, как следует разговаривать с каждым, кому вздумается считать меня своей вещью. Вместилищем, сосудом, или камерой хранения для своего дохлого мужа.
- Егор, следи за языком! - предостерегающе зашипела Ольга.
Звонкие хлопки заметались по опустевшей улице. Абусалам театрально аплодировал узкими холеными ладонями. Его черные брови удивленно прыгнули вверх, да там и застыли.
- Вот это да! Ну и ну! Немыслимо! – он восхищенно зацокал языком. – Тогда я тем более не понимаю, в чем наши разногласия, Великая Богиня?! Мы ведь хотим одного и того же, верно? Ну же! Уничтожим последнюю Печать, а Осирису найдем сосуд получше! Да во внешнем мире мы найдем ему сотню сосудов! Тысячу сосудов!
- Нет, Абу, так не пойдет, - Ольга решительно мотнула головой. – Мой муж возродится божеством в теле моего сына. Только так. Егор не умрет.
- Ну, спасибо, - процедил Гор сквозь зубы.
- Интересно… - вкрадчиво поинтересовался Абусалам. – Ты ведь видишь меня, Ольга-Исида? Видишь, кто я есть?!
Охранитель наклонился вперед, и на мгновение Гора укололо узнавание. Что-то мелькнуло в его хищном, голодном профиле, в подернутых пленкой безразличия глазах. Знакомое, до дрожи в коленях.
- Я вижу, кто ты есть, - густо насурьмленные ресницы Ольги качнулись, подтверждая.
- И все же ты стоишь у меня на пути?!
- Я не стою у тебя на пути, - Ольга помотала головой, и Гору показалось, что голос ее больше не так тверд и уверен. – Я хочу забрать свое. Дай завершить инициацию, и Осирис укротит Луч, если понадобится, то рассеет его!
- Я не могу ждать!
Гневный крик Абусалама заставил Ольгу отшатнуться. Элегантный костюм затрещал по швам, выпуская наружу гипертрофированные мышцы и уродливые наросты. Глаза Охранителя затопила тьма, а нижняя челюсть с хрустом отвисла, превращая рот в широкую пасть, из которой костяными ростками стремительно пробивались острые акульи зубы. Там, за двумя рядами смертоносного частокола, Гор видел пылающее пламя и черный дым.
Две армии заволновались, начали осторожно сближаться, и Гор понял, что дальше тянуть нет смысла. Он повернулся к Владу, и быстро, сбивчивым шепотом сказал ему самое важное, самое главное. Он даже успел почувствовать удовлетворение, глядя, как изумленно округляются глаза Влада, но времени оставалось преступно мало, и Гор решительно встал между матерью и страшным нечто, все еще носящим личину Абусалама.
- Тихо! – рявкнул Гор, махая руками. – Тихо, вы все!
Он обернулся к горбатой твари в треснувшем костюме.
- Знаешь, что это? – указательный палец зацепился за серьгу, до предела натягивая мочку уха.
Гор без улыбки смотрел в глаза чудовища, похожие на два черных бильярдных шара. Улица молчала, лишь изредка нарушая тишину многоточиями разбивающихся капель. Казалось, посреди Храмового квартала, замершего в ожидании битвы, остались двое – сильнейший ом и неопытный мальчишка. Из их глаз друг за другом следили две враждующие силы, готовые проявить себя в любую секунду.
- Я очень боюсь боли, - признался Гор непонятно кому. – Это странно, потому что я почти не помню, каково это, ощущать сильную боль. Всякий раз я как будто отключаюсь, а мое тело все делает за меня. Оно лучше знает, как надо. Всегда знало. Оно вытаскивало меня из разных передряг. Надеюсь, вытащит и из этой…
Он резко дернул серьгу вниз, разрывая мочку надвое, и даже не вскрикнул.
XVIII
В центре Храмового Квартала полыхнула маленькая сверхновая. Секундой раньше я бросился к Ольге и накрыл ее своим телом, а также всей возможной защитой, что успел вспомнить и возвести за те короткие мгновения, что отпустил мне Егор. Над нами бушевала огненная стихия, срывая слои оберегающих заклятий, как луковичную шелуху. Мой хребет ощущал невыносимый жар так же явственно, как шея чувствовала горячее дыхание Ольги. Ее испуганный шепот вливал в защиту новые силы, и только поэтому мы все еще держались.
Вокруг нас пылала брусчатка, а спекшийся асфальт вставал на дыбы. Изредка среди оранжевых вихрей проносились объятые огнем тени, отдаленно напоминающие человеческие фигуры. Предсмертные крики тонули в реве мощнейшего взрыва. Горели люди и боги, горела земля, и сам воздух тоже горел. Один Егор невредимый стоял в эпицентре огненного торнадо, запрокинув лицо в небо, натянутый, как струна.
Вряд ли это длилось дольше пяти секунд, но нам, укрытым истончающимися заклятиями, показалось, будто прошло несколько часов. Когда последняя Эгида все же треснула, нас с Ольгой швырнуло на обугленное пепелище. Шатаясь и держась друг за друга, мы недоверчиво глядели на дымящий шлак, в который превратилась цветущая улица. Тут и там полыхали огни, освещая обглоданный взрывом Собор Вознесения Господня. Вся Храмовая площадь выглядела так, словно ее несколько дней утюжили бомбами. Уцелел лишь крохотный участок тротуара, сохранивший форму наших с Ольгой тел.
Егор пошатнулся, и мы бросились к нему, подхватили под руки. Он висел на нас, пока туман в его глазах не рассеялся. Мутный взгляд ощупал наши потрясенные лица, загорелся узнаванием.
- Получилось? – хрипло прокаркал Егор.
Ни ожогов, ни ран, даже одежда не обгорела. Лишь джинсы слегка перепачкались в копоти. Ольга держала Егора бережно, как величайшую драгоценность. От нее волнами исходило неземное обожание и готовность пожертвовать собой сию же минуту.
- Да, мой бог! – задыхаясь от восхищения, прошептала она. – У нас все получилось! Ты вернулся!
Она потянулась к нему губами, и Егор отшатнулся, вырываясь из ее заботливых рук. Ольга захлопала ресницами, растерянная, не понимающая в чем дело. В ее картине мира все складывалось просто и правильно – такой разгул магической стихии могла учинить только энергия Луча, направляемая опытной рукой, а значит, инициация завершилась, возродив ее возлюбленного и господина! Но я видел, где она ошибается. Видел, потому что Егор позволял мне увидеть это, впервые с момента нашего знакомства. В душе я аплодировал его стойкости и упорству, и немного жалел его мать, запутавшуюся женщину, не способную принять реальность, вне своих представлений о ней. Егора я тоже жалел, но совсем по другим причинам.
- Если это то, зачем ты приехал в Боград, то да, все получилось, как надо, Егор…
Я не знал, что еще сказать ему, уцелевшему в вихре магического шторма, но сгорающему изнутри от несправедливой обиды и жажды мести. Мне стоило понять это раньше. Мне многое стоило понять и заметить раньше, но я был слишком занят жалостью к себе, как ни мерзко признавать правоту Абусалама.
Ом, выросший без магического изобилия, способен на большее. Он сильнее, потому что самые крохотные победы достаются ему ценой титанических усилий, а титанические победы достаются ценой усилий божественных. Он экономнее, потому что умеет высасывать доступные ресурсы до последней капли. Он опытнее, потому что привык выживать в самых суровых условиях.
Когда-то мы все были именно такими, гениальными самородками, объединенными волей Старика Юнксу. Не так давно внешний мир был способен поставлять первоклассных омов, закаленных нуждой и магическим голодом. Мы были отчаянно злы и ненасытны до знаний, потому что понимали, нужно пользоваться тем, что имеешь. Кто знал, что понадобится всего два десятилетия, чтобы самоучки внешнего мира выродились, измельчали. Зачем изводить себя, довольствуясь малым, когда от магической Мекки тебя отделяет несколько часов езды на поезде? Потому-то в последние годы так мало омов высших порядков. Потому-то все больше любителей, и все меньше профессионалов. До этого дня, до этой минуты я считал такой уклад вещей естественным. Теперь же оставалось разобраться, радоваться мне от того, что я ошибся, или ужасаться.
