«Я не дома, – осознал вдруг Джек совершенно ясно. – Я чёрт знает где, в зачарованной стране, под холмом, и дороги отсюда нет».
Он и прежде ловил иногда отзвук этого ощущения – когда засыпал прямо на перроне от изматывающей усталости и просыпался от свистка констебля; когда в третий, в десятый, в сотый раз учился у случайного человека новому ремеслу, чтобы поработать несколько дней или недель и двинуться дальше; когда выхватывал в толпе смутно знакомый профиль или силуэт, но всякий раз оказывалось, что это не мачеха, не сестра и тем более не умерший давно отец… Но даже тогда Джек подспудно понимал, что если ему по-настоящему захочется вернуться, он может это сделать.
А сейчас – нет.
Ощущение стало вдруг настолько невыносимым, что он нырнул в лохань с головой, упираясь руками в борта, и вылез, только когда в глазах стало темнеть от нехватки воздуха.
– Да пошло оно всё, – пробормотал Джек, выбираясь, и потянулся к плотной холстине, заменявшей тут полотенце. Свеча, которая горела на ящике у кровати, мигнула и погасла, как от сквозняка. – Чтоб тебя! Вовремя, ничего не скажешь…
Кое-как обтерев влагу, он забрался в постель как был, голым, и укрылся меховым плащом. Дождь снаружи припустил сильнее; шум его постепенно вытеснял и воспоминания о доме, и глухую, необъяснимую тоску, пока не убаюкал окончательно.
И Джек уснул.
Сперва сон был тревожным; мерещилась неуютная, пугающая темнота, длинный-длинный каменный туннель – точь-в-точь тот, который вёл к Ведьминому дому, только раза в три уже. Сквозь него приходилось едва ли не продираться, ладони саднили, фиолетовый фонарь то и дело наклонялся и гас… А туннель всё не кончался, и мерещилось даже, что он постепенно начинает смыкаться. По счастью, гром грянул как-то особенно громко. Джек сбросил вязкий, затягивающий кошмар, перевернулся на другой бок, перекатившись на прохладную часть кровати, а затем снова уснул – на сей раз спокойно и без видений.
Проснулся окончательно уже ближе к вечеру.
Стояла ясная, тихая погода; солнце уже опускалось за горизонт; пахло сырой землёй, умытым лесом, дымом от трактира, отчего-то мокрой шерстью – и ещё совсем немного болотной гнильцой.
С хрустом Джек потянулся; спросонья голова была дурной, и всё произошедшее у ведьм тоже казалось сном.
«Ну, что ж, по крайней мере, тут я отдохнул».
Застирав в остывшей воде грязное бельё и носки, он протянул между кроватью и подоконником запасной пояс и развесил вещи сушиться, рассудив, что как раз до утра всё должно просохнуть. Затем умылся, плеснув себе на руку из кувшина, с удовольствием убедился в том, что щетина на подбородке пока не прощупывается, навестил удобства во дворе и уже уверенным шагом бывалого путешественника отправился добывать завтрак.
Хозяин любезно согласился поджарить несколько яиц с беконом, и вскоре грандиозный омлет, дополненный горкой солений и двумя толстыми ломтями хлеба, прибыл к столу. Для идеальной трапезы не хватало только кофе, но сейчас Джек скучал по нему уже меньше – пожалуй, смирился, тем более что крепкий травяной настой бодрил не хуже. Людей в зале стало чуть меньше, чем накануне, а лица были по большей части новые. Видимо, здесь и впрямь останавливались проездом, по дороге, и стремились скорей двинуться дальше.
«Хотя лично я б задержался на день-другой».
Знакомыми показались только несколько компаний – в основном, торговцы с помощниками и охранниками. Кое-кто дожидался партнёров, чтобы прямо тут провести сделку и двинуться дальше с новым товаром, кто-то просто отдыхал… Неизменное веселье и оживление царило только за столом, где играли в карты, да и рожи там были всё те же.
«Ну точно шулеры, – подумал Джек. – Таких, пожалуй, не жалко».
И когда, приметив скучающие взгляды, его позвали сыграть разок или два – он не отказался. Но на сей раз повёл себя иначе, нежели тогда, в Захолмье, и не стал изображать простачка.
– Ты, братец, никак, игрок, из этих самых? – поинтересовался один из картёжников; тоже мошенник, как и две трети сидевших за столом, но осторожный – ставил он понемногу, жаловался на неудачу и вообще явно намеревался вскоре выйти из игры. Он был белобрысым, мелким и легко краснел, что шулеру, конечно, не на руку. – Плащ у тебя приметный.
– Хочешь поставить против своей шкуры? – ухмыльнулся Джек, глядя чуть исподлобья. На секунду он пожалел, что не обладает ценным талантом Сирила испепелять одним взглядом, но потом оценил, как побледнел собеседник, удовлетворился эффектом. – Шучу, приятель. Я с людей шкуру живьём не снимаю… Но карту из рукава лучше убери – не люблю нечестной игры, а у меня на неё чутьё. И на злое колдовство тоже – от него аж внутри всё горит.
И, откровенно рисуясь, он выдохнул в сторону клуб огня.
После этого двое шулеров, те, что постарше, сбросили карты и вышли из партии, сославшись на невезение. Остальные доиграли без особого энтузиазма; победил, конечно, Джек. Ему предложили ещё партию – вяло, равно рассчитывая на отказ, но он согласился, предупредив, что это последняя.
– У меня ещё есть дела, – бросил он небрежно, посматривая на дверь, словно ожидал вот-вот увидеть приятеля.
Шулеры кисло переглянулись, не скрывая уже даже сговора. Зато оживились те, кто играл честно: немолодая матрона с кружевным чепцом поверх шиньона; братья-охотники, продувшие связку шкурок; усатый купец, на которого издали неодобрительно поглядывала жена… Вторая партия тоже осталась за Джеком. Выигрыш был невелик – пара горстей медяков, с десяток серебрушек. Вчерашний франт с пышными каштановыми кудрями, поставивший в этот раз больше всех, пошарил по карманам… и неожиданно отозвал Джека в сторону.
– Ты послушай, только не сердись, – горячо зашептал он Джеку на ухо, встав на цыпочки. – Я могу и серебром заплатить, вот только есть у меня кое-что другое, и тебе, игроку, оно нужнее.
«Ловушка», – спокойно подумал Джек. А вслух спросил:
– И что же это?
– Секрет, как пройти к сундуку с золотом, тому самому, про который все болтают, – ответил тут же франт, с показной опаской оглянувшись по сторонам. – Ну как, возьмёшь мой секрет вместо серебра? Клянусь, не прогадаешь! Там и впрямь целое состояние!
«Что ж ты сам туда не пойдёшь в таком случае?»
– Говори, – разрешил Джек, рассудив, что для образа «крутого парня», каким он нынче прикидывается, это вполне логично.
И франт зашептал снова, описывая маршрут.
Джек заставил его трижды повторить, пока не затвердил путь наизусть, а затем громко, на весь зал, гаркнул:
– Да на кой мне сдались твои услуги? Проиграл – так плати серебром! Сколько ты там должен, две дюжины монет? Эй, друзья, он ведь столько и задолжал? – спросил Джек громко, обернувшись к столу.
Обчищенный купец и матрона в чепце охотно подтвердили, что так и есть. Франт злобно зыркнул, но карманы вывернул и расплатился, погасив долг до последней монетки. Джек, насвистывая бодрую песенку от избытка хорошего настроения, сгрёб деньги, часть щедро ссыпал другим честным игрокам и вышел на крыльцо – подышать свежим воздухом.
Солнце уже почти село.
Снаружи было тихо, даже, пожалуй, слишком. Лесоруб распрягал лошадь; его дочурка сидела на телеге, гружённой дровами, и любовалась наточенным топором. Торговец у конюшни что-то обсуждал с вчерашним подавальщиком, хозяйским сыном… У порога стояла на коленях – прямо в размокшей от дождя глине – та же старушка-нищенка, что и накануне, бормоча себе что-то под нос и протягивая руки.
– Шла бы ты согреться, красавица, – вздохнул Джек и, порывшись в карманах, бросил ей ещё одну серебрушку. – А то сыро.
– Для кого сыро, а кому в самый раз, – скрипучим голосом ответила нищенка, и из-под косматых спутанных волос блеснули яркие голубые глаза. – А тебе, сынок, в благодарность за твою щедрость дам совет: не ходи за золотом на болото, сгинешь. Уже двое сгинули: женщина с копьём, которое всегда бьёт в цель, и учёный человек. Западня это! Может, и есть там богатство, но охраняют его злые люди, ох, злые…
