Солнце окончательно опустилось за горизонт.
Резко стало темнее – и холоднее.
– Знаю, что западня, – вздохнул Джек и, прищурившись, глянул на пламенеющее небо. – Но если раньше сомневался, то теперь уверен, что надо идти. Чёрт с ним, с сундуком золота, но кто этих злых людей остановит, если не я?
Старушка-нищенка захихикала и сгорбилась, делаясь ещё меньше прежнего. А отсмеявшись, сказала:
– Ну, тогда вот тебе ещё один совет: если зазвучит флейта – заткни уши и не слушай, будут наливать – не пей, а станут просить пощады – так не давай.
– Насчёт флейты понятно, а вот со вторым сложнее, – пробормотал Джек.
– И привет тебе от моего двенадцатиюродного внучатого племянника, – добавила вдруг старушка. – Он просил кланяться и передавать спасибо за яблоки – и за доброту.
«Коротышка?» – промелькнуло в голове.
Джек обернулся; старушечье хихиканье ещё висело в воздухе, но самой нищенки уже как не бывало.
…зато в мокрой глине отчётливо виднелись отпечатки – крошечных-крошечных босых ног.
Глава 14. ПРОИГРАВШИЕ
Правильные дела сил придают, а неправильные – отнимают.
Это Джек усвоил накрепко.
И дело было даже не в «добре» и «зле», как их принято рисовать в сказках. Скорее, в том, чтоб не идти против собственной совести: он ничуть не смутился, когда хозяин маленькой пиццерии попросил провести покупки мимо кассы, чтоб немного сэкономить на налогах, а вот потом, года через два, в баре, наотрез отказался вписывать в чек загулявшей компании дорогой алкоголь. И ничуть не пожалел – хотя уволиться-то пришлось вскоре и оттуда, и оттуда. Но главное, что и тогда, и сейчас, спустя несколько лет, Джек ощущал себя правым – а потому лёгким.
Вот и теперь, стоило только принять решение, и дурацкая маета отступила.
– Осталось решить одно, – пробормотал он, глядя, как гаснет зарево заката в небе, и редколесье за перекрёстком из места для игр и прогулок обращается зловещей тёмной громадой. – Выходить по сумеркам – или на рассвете?
С одной стороны, он не сомневался, что незваных гостей – искателей лёгкой наживы, ничейного сундука с золотом посреди болот – упомянутые нищенкой «злые люди» будут ждать именно днём. Потому что какой дурень вообще сунется в топи ночью?
«…разве что тот, что носит лисью шкуру», – пронеслось в голове, и Джек улыбнулся.
Конечно, ему бродить запутанными тропами в темноте тоже не очень-то и хотелось, особенно после ночных бдений у ведьм. Но, во-первых, он успел отдохнуть, а во-вторых…
– Во-вторых, на нюх я полагаюсь всё же больше, чем на зрение, – пробормотал он. – Особенно когда бегаю на четырёх лапах, а не на двух ногах.
Подавальщик, хозяйский сын, который балагурил у телег с торговцем, на этих словах умолк и искоса глянул на Джека; хоть расстояние было слишком большим, чтоб человеческое ухо могло что-либо различить, всё равно стало не по себе.
Пришлось вернуться в трактир.
Внутри было душно, людно, шумно – как на фудкорте в молле погожим воскресным днём. Для полного соответствия не хватало только истошного запаха попкорна. Не было и потливых футболистов из местной университетской команды, но их отсутствие с избытком восполняли наёмники всех мастей: они отчего-то мылись реже, чем даже лесорубы или угольщики. Зато эль и пиво здесь пахли точно так же, как в каком-нибудь столичном пабе, а уж какие ароматы доносились от печи, где медленно подрумянивался окорок на вертеле и томилась в горшке пряная каша…
Джек сглотнул.
«Я же только что поел, – промелькнула мысль. – Это несправедливо».
После нескольких минут напряжённой борьбы с самим собой он сдался – и попросил сидра с ягодами, а к нему островатый сыр и несколько ломтиков вяленой утки. Обошлось это недёшево; даже с учётом недавнего выигрыша, монетки позвякивали в кошельке уже совсем грустно. Сидр оказался некрепким; он одуряюще пах летом – последней, самой сладкой земляникой, черникой, брусникой и клюквой. Из кружки торчал стебелёк мяты, не то для украшения, не то для вкуса. Джек, едва ли не жмурясь от удовольствия, успел ополовинить кружку и сжевать пару листиков, когда вспомнил, что у него вообще-то большие планы на вечер, вернее, на ночь.
С чего-то надо было начинать – и, подумав, он подхватил тарелку с сыром, сидр и двинулся к стойке, где хозяин цедил пиво из бочки.
– Комнату на пару дней оплатить ещё хочешь, что ли? – пробасил тот, не оборачиваясь. – Если сразу, надолго и золотом, так могу и уступить в цене маленько.
– К сожалению, придётся съехать, – виновато задрал брови Джек. – Будь моя воля, пожил бы тут и ещё, да дела, дела… Кстати, о делах. К тебе, небось, все окрестные слухи стекаются?
– Не без этого, – не стал отрицать хозяин. Наполнил кружки, брякнул их на поднос, который тут же подхватила девица, похожая на давешнего подавальщика как сестра. И облокотился на стойку, только с другой стороны, аж доска затрещала: – А тебе что надо?
– Хочу узнать, не пропадали ли в последнее время тут люди.
– А зачем?
– Ну, чтоб больше не пропадали.
Ответ угодил хозяину: тот аж усмехнулся и подался вперёд, наваливаясь на стойку всем весом.
– Скрывать не стану, нынче тут стало беспокойно. Началось всё с месяц тому назад, – чуть понизил он голос. – Мой род тут издавна следит за порядком: если порядка нет, так и денег не видать. Так что никакого разбоя, – нахмурился он. – Ну да людей хитроватых и нахалистых во все времена хватает. И вот месячишко назад, не больше, появилась такая шебутная компания в деревне за рекой, – махнул рукой хозяин неопределённо, не то указывая направление, не то от недовольства. – Было их, пожалуй, с дюжину. Остановились в том худом трактире, где тебе вместо куска мяса разве что лошадиное копыто подадут, а эль болотной жижей разбавляют… Появились – а потом исчезли бесследно. За вожаков у них было трое, говорят. Трое – и все твоей породы.
«Лисы?» – промелькнуло в голове, но Джек быстро сообразил, на что намекает хозяин.
– Игроки, что ли?
– Ну, ни мешочков с землёй, ни талисманов у них было не видать, – уклончиво ответил хозяин. – Один из них был сущий здоровяк, сказывают, ещё поздоровей меня. Другой – плешивый старикашка, падкий на богатство… Но слушались они третьего, хромоногого, который плаща не снимал и лица своего из-под капюшона не показывал. Из всех его примет – на руках перчатки из кожи да флейта на поясе. Дурная флейта, говорят, – веско добавил он и умолк.
Джек сделал большой глоток сидра – у кружки уже показалось дно – и осторожно произнёс:
– Получается, что слухи о сокровище на болоте разошлись аккурат после этого?
– Догадливый, глянь-ка, – усмехнулся хозяин. – Именно что тогда. А людей хлебом не корми, а расскажи им о кладе, посули золото, да чтоб работать ради него не пришлось. Слухи разошлись далеко, до самого севера; с тех пор странников тут прибавилось, мне жаловаться не на что – дела идут хорошо… Да вот только люди пропадают, а в этом, братец, уже ничего хорошего.
– Кто бы спорил, – пробормотал Джек, задумчиво глядя в кружку. – А кто слухи-то распространяет?
– Если б я такого человека поймал, то уж вломил бы ему по совести, – честно ответил хозяин. – Но догадки есть, – и он взглядом указал на стол, где сидела знакомая уже компания шулеров; франта, правда, видно не было. – И пугать тебя не хочу, но до тебя такие же вопросы баба одна задавала – храбрая баба, такая не побоится против дикого зверя выйти один на один… Неделю назад ушла, и с тех пор не видать её.
– Я буду осторожен, – ответил Джек.
Хозяин беззвучно расхохотался, широко открывая рот – так, что видны были все зубы, чуть желтоватые и крупные:
– Все так говорят.
Памятуя о предупреждении нищенки и о «дурной флейте», Джек раздобыл немного мягкого воска, чтоб сделать из него затычки для ушей. Это оказалось нетрудно: хозяева держали выше по склону холма небольшую пасеку, и воск у них был свой, подходящий, как выразился трактирщик, «для всякого доброго дела». Два небольших кусочка он отдал просто так, не попросив никакой платы, а вдобавок угостил ещё медовым леденцом, похожим на маленький шарик из янтаря.
