слова сжал руки в кулаки. Большего увидеть не вышло — поверхность часов была слишком мала.
— Зачем тебе крест?
К их паре приблизились шаркающие мужские ноги в старомодных брюках. Я рискнула, прыгнув снова. Мой расчет оказался верным, старик носил очки, и несколько минут я смогла смотреть на Грегора и Филиппа через стекла.
Друг Дэна как раз с ожесточением комкал в руках ни в чем не повинный билет. С его лица пропало выражение яркого удовольствия от жизни, которое я наблюдала до этого не раз. Вроде передо мной находился тот же ловелас, друг Дэна, но глаза словно принадлежали кому-то другому, более взрослому и опасному. У меня появилось чувство, что крест с серьги играл куда большую роль, чем защита от демонического внушения.
— Чтобы отдать старый долг! — тон Фила не располагал к дальнейшим расспросам, но Ниотинскому, по-видимому, было плевать.
Старик поравнялся с ними, и я снова переместилась на часы. Грегор и Фил повернули от замка к французскому саду, огибая геометрически подстриженные кусты. Я же лихорадочно рассматривала Фила. Кто он? Демона в нем я не чувствовала. Значит, он что-то вроде хранителя. Почему-то я была совершенно уверена, что без вмешательства Фауста и его науки здесь не обошлось.
— Хороший из тебя друг, ничего не скажешь. Думаю, твоей обязанностью была защита мальчика.
— Не хуже, чем вы, — голос Фила заскрежетал металлом. — Вы в Прагу явились чуть ли не всем Орденом и упустили Дэна.
Грегор поперхнулся воздухом. Откашлялся и, тяжело выдохнув, ответил чуть охрипшим голосом:
— Справедливо.
— Вы отпросили меня со съемок гулять в парке?
— Это мера предосторожности.
Грегор остановился и тронул пальцами левой руки печатку на правой, проведя подушечками по ватиканским ключам. Когда он заговорил, слова его стали предельно вежливыми:
— Подозреваю, что ты нечто сверхъестественное. Если сможешь войти, тогда добро пожаловать в мой коттедж. Нужно узнать, как продвигаются поиски.
Спустя пять минут, по мере их приближения к жилищу кардинала, меня вышвырнуло обратно в «Дахштайн», да так, что пришлось тушить на себе рубашку. Сработала защита дома.
До самого вечера я окунулась в дела отеля. Подчищала «хвосты» за постояльцами, которые уже никогда не покинут стен «Дахштайна», и готовила почву для следующих, обновляя объявления на сайтах аренды жилья.
Как только сумерки окутали горы, я зашла проверить, не очнулся ли Дэн, но смятая постель оказалась пуста. Вот это уже не по плану. Подгоняемая дурным предчувствием, вышла в коридор и двинулась вдоль номеров, слушая, что происходит за дверьми.
В номере восемь слышалось чье-то тяжелое дыхание. Бергнеры. Повернув ручку и тихо ступая, вошла. Мальчишка склонился над мужчиной, его руки крепко сжимали тому шею, отчего Бергнер дергался под ним в уже предсмертных конвульсиях.
Слишком быстро. Я помню тот момент, когда открыла глаза демоном. После превращения чувствовала себя настолько плохо, что раздирала кожу ногтями, пытаясь заглушить жар. Ни о каком убийстве в первые минуты и помыслить не могла, разве что о собственном. Я вздохнула. Вздох вышел почти как у человека, который совершенно не хотел заниматься каким-то делом, но был вынужден. Присела рядом с мальчишкой.
— Дэн? — позвала, заглядывая тому в лицо.
Не поворачиваясь ко мне, он тихо ответил:
— Я сейчас.
Бергнер затих. Юный Фауст отнял руки, перестав душить, но не поднялся с пола. Он рассматривал мертвого постояльца.
Раз он сам так быстро освоился, то и я церемониться не стану. Повелитель только похвалит за быстрый результат.
— Приятно смотреть, как под пальцами синеет лицо, лопаются сосуды в глазах, смешно дергаются конечности? Держу пари, он пытался сопротивляться, будто бы мог одолеть тебя, — своим самым обольстительным тоном протянула я.
Дэн перевел взгляд на меня, и его лицо исказилось мукой. Он посмотрел на свои руки, что минуты назад с наслаждением лишили человека жизни, а потом спрятал лицо в ладонях и завыл, раскачиваясь на одном месте. Мальчишка широко развел пальцы и вонзил ногти себе в кожу, ведя их вниз, оставляя глубокие царапины. Я наблюдала, раздумывая, отнять его руки от лица или пусть и дальше изображает из себя кровавого тигра.
— Что ты сделала со мной?
— Помогла совершить переход от человека к демону и наделила силой, — я и не пыталась скрыть удовольствие в голосе.
— Почему мне нравится убивать? — он убрал пальцы от лица, и царапины начали затягиваться на глазах.
— Потому что можешь, — хохотнула я и добавила: — Я забрала мораль. Всем нравится убивать, не говори мне, малыш, что ты этого не знал! Весь мир на этом построен. Первое убийство, как первый раз поцелуй: будоражит, волнует и хочется повторить.
Мальчишка побледнел настолько, что напоминал скорее неупокоенную душу, чем живого человека. Скулы у него заострились, кожа посерела. Взгляд Дэна сделался немного не таким, как я предполагала. Глазное яблоко тьма заволокла не полностью, а лишь закрасила радужку, отчего казалось, что он вставил хэллоунские линзы.
— Кто ты? Дьяволица? Malum?
Помимо ужаса в его голосе, я с удовлетворением расслышала и нотки любопытства.
— Демон. — Я приняла истинный облик, чтобы наглядно продемонстрировать, о чем говорю. Щелкнула клыками и сладко потянулась, наблюдая, как у юного Фауста округлились глаза. — Ты тоже демон. Почти. Где миссис Бергнер?
— В ванной, без сознания.
Дэн поднялся с пола. Его лицо дергалось, словно он боролся сам с собой. Я облизнула губы, возбужденная этой картиной.
«Прах тебя возьми, давай же! Будь моим!» — мысленно кричала я, посылая яркий импульс в его податливую голову. Мальчишка завис и не моргая смотрел в одну точку.
Миссис Бергнер. Совсем забыла. Я сделала несколько шагов и распахнула дверь, женщина лежала на полу. Ради всего нечистого, какой же он Фауст? Доктор в его годы уже проводил спиритические сеансы, писал гримуары и занимался алхимией. Учить Дэна приказано мне, но, если бы Ад не был заперт, я бы с радостью спихнула его на другого демона.
«Ну, Лилит, давай, включай няньку будущему демону».
Следом мне подумалось, что Фер Люций не возился со мной после обращения. Просто отвел в Ад на неделю. Горящие котлы, многоуровневые города в падающем с неба пепле и каждое живое существо, готовое вцепиться в горло. Мне хватило с лихвой. Только после Ада Повелитель выстроил границы: что мне позволено делать, а что нет. Он наказывал, если я что-то делала не так.
— Дэн, подойди, — мой голос звучал, словно кнут, хлестко и неприятно. — Ее придется убить. Мы не оставляем свидетелей.
Мальчишка отшатнулся. Шумно сглотнул и отступил на шаг. Его лицо скривилось, в глазах стояли слезы, руки дрожали.
— Давай, Дэн! — подстегнула я.
Он нехотя
