со мной, - услышал он в своей голове голос, который был похож на развевающиеся дюжины крыльев бабочки. - Есть тихий путь через лес. Позволь мне показать тебе путь в свет...
- Хи, хи, - хихикнул он, проглотив последний кусочек гриба. - Веди, прекрасная леди...
Елена Бласден умирала в одиноком, обветшалом фермерском доме на Беллак-роуд, и в своем сознании она видела лица своих детей и слышала их поющие голоса, и это была мелодия, которая унесет ее в поля Господа. Она не боялась. На грани смерти нет страха. Это избавление от эмоций, страхов и тревог, которые держат человеческое животное прикованным к скале его ненадежности. Когда глаза закрываются, на короткое время открывается внутренний глаз, который видит все, понимает и смотрит вперед, но никогда не назад. Итак, Елена не боялась смерти, потому что теперь она увидела ее реальность в своем тускнеющем разуме, который укоренился в ее увядающем теле, как мертвый дуб в почве, лишенной питательных веществ.
Она видела смерть не как ужасный образ Мрачного Жнеца, приклеенный к хэллоуинскому окну, а как повязку, закрывающую рану, известную как жизнь. Умирающие не боятся, и мертвые не истекают кровью.
Смерть приближалась на протяжении многих часов, и когда тьма охватила Беллак-роуд, крепко и мрачно сжимая ее в кулаке, как всегда, она осталась в своем старом кресле-качалке у окна, глядя сквозь затуманенные с годами глаза на последний закат в ее жизни. Это было красиво, и ничто не могло отнять у нее этот образ.
Ее кости были похожи на ненадежную структуру из соломы, которая скрепляла ее как единое целое, но ненадолго. Но к тому времени истинный вес Елены Бласден уже давно исчезнет, и она с нетерпением ждала этого путешествия.
Она услышала, как кто-то возится у задней двери.
Это были они? Неужели те, кто живет внизу, пришли покормиться этой ночью, когда она больше не могла им ничего предложить?
Подумав о том, что они могут прийти и сожрать ее, она рассмеялась про себя. Меня? Меня! Ха, мешок засохших прутьев и изношенных, жестких, как сосновая кора! Пусть приходят! Они получат только несварение желудка и шатающиеся зубы! Смех улетучился в ничто, и она вспомнила свое детство и драгоценные потерянные дни юности. Она вспомнила, что родила ее мать и как акушерка Стернс унесла это, чтобы закопать, как жирное семя, на поле Эзрена. Это все, о чем она могла думать.
Дверь?
Да, она скрипнула, и в доме раздались нерешительные шаги и запах мертвецов, выброшенных на темные пляжи. Шарк-шарк-шарк, шаги приблизились, и она скорее почувствовала, чем увидела кривую фигуру в дверном проеме. Она тяжело дышала, и из нее падали разные штуки.
Она не испугалась.
- Ты пришел? - сказала она сухим, ломким голосом. - Это... это ты, Эдвин? Это ты, Эдди?
Шаги приблизились, и на нее упала тень.
- Эдди, - сказала она. - Мой дорогой брат... Я так... устала... Я так устала...
Фигура подхватила ее на руки очень нежно и не без любви, прижала к себе, когда она закрыла глаза и исчезла в детских снах, захвативших ее в последние минуты ее жизни.
Фигура держала ее, как драгоценную древность, унося в темноту, где не было боли и страха.
Они стояли вокруг цистерны, глядя в дымчатую черноту.
Они расхаживали, бормотали, ругались и качали головами.
Хайдер стоял там, приглядываясь, краем глаза наблюдая за мужчинами вокруг него, мужчинами, которые, казалось, не могли устоять на месте или не знали, что делать с руками или на чем сосредоточить взгляд.
Наконец, он сказал:
- Прошло четыре часа. Кто-то должен спуститься за ними, и я думаю, что это будет кто-то нас.
- Нам не стоило ждать так долго, - сказал Сноу.
Несколько человек согласно хмыкнули.
- У нас с шерифом был договор, - объяснил Хайдер. - Никто не спустится, пока не пройдет четыре часа. Вот чего он хотел. Это были его приказы, и я им следовал.
Некоторые из них выглядели так, будто хотели оспорить этот факт, особенно патрульные полицейские штата – люди Кенни, - но у них не было возможности.
Земля под ними издавала странное ворчание.
Хайдер подумал, что это похоже на урчащее брюхо голодного великана. Эта мысль пронеслась в его голове с мрачным весельем, которое тут же исчезло.
Земля снова загрохотала, и на этот раз старый фермерский дом сдвинулся с места.
Это почувствовали все. Как будто что-то под ним пошевелилось.
- Что за чертовщина? - сказал Сноу.
На него смотрели бледные, вспотевшие лица, на которых вообще не было ни намека на ответ.
Снова раздался грохот, уже громче. На этот раз он чуть не сбил их с ног, как подземная сейсмическая волна. Глиняный пол в подвале, казалось, вздрогнул. Цистерна заскрипела, и несколько кирпичей упали в воду с приглушенными брызгами.
- Дерьмо, - сказал Хайдер. - Я думаю, что мы в ужасном положении.
Это было еще мягко сказано... потому что на этот раз грохот заставил дом сдвинуться с места, как будто его толкнули на несколько дюймов в фундамент. Тогда дела пошли по-настоящему дерьмово. Дом трясся и дрожал, под их ногами проходили невидимые силовые волны. Кирпичная кладка в цистерне начала рассыпаться, и все начало рушиться. Древние каменные стены вздрогнули, издав громкий скрежет, в стенах появились видимые трещины, похожие на молнии, и они начали разваливаться.
Когда сверху посыпались пыль и щепки, Хайдер схватил одного из помощников шерифа и толкнул его к лестнице, которая издала громкий треск, как выстрел из пистолета. Две ступеньки сломались пополам.
- Бегите! Бегите! Бегите! - Воскликнул Хайдер. - Поднимайтесь наверх! Валите отсюда! Черт возьми, все рушится!
Он был прав.
В доме над ними раздался болезненный стон, и грубо обтесанные доски потолка начали прогибаться. Одно из бревен раскололось по длине. Как будто какой-то колоссальный зверь схватил фермерский дом и раздавил его. Цистерна полностью провалилась в дыру внизу вместе со всеми своими кирпичами, забрав с собой большой участок пола.
Хайдер схватил полицейского штата прямо перед тем, как тот рухнул в глубокую
