яму внизу.
Затем все они начали подниматься по шаткой, подвижной лестнице, которая начинала разваливаться. Наверху рухнуло что-то очень тяжелое. Они услышали звук разбившегося стекла, и показалось, что дом наклонился в сторону примерно на три или четыре фута.
Хайдер поднялся последним.
Он увидел, как целая часть каменной стены рассыпалась в щебень, а часть потолка провалилась. Лестница развалилась через несколько секунд после того, как он добрался до основного этажа.
Наверху рушились стены. Потолок проваливался. Коридор на кухню и на улицу искривился, стены трескались, воздух был наполнен клубами штукатурной пыли.
Хайдер и другие едва успели выбраться наружу.
Они побежали, спотыкаясь по мокрой траве, как раз вовремя, чтобы увидеть, как фермерский дом обрушился с громким стонущим предсмертным криком древних бревен и сухих, как солома, балок. Затем он начал тонуть, погружаясь в какую-то расширяющуюся пропасть, как будто земля была голодна, а обломки дома были закуской.
Но даже в поле не было безопасно.
Не совсем.
В свете восходящей полной луны Хайдер увидел толпы людей на дороге, некоторые из них были репортерами газет и телеканалов, которые хотели знать, как им удалось потерять здесь столько копов, но большинство составляли просто любопытные местные жители и люди из близлежащих городов, считавшие что-то подобное туристической достопримечательностью.
Они начали пятиться назад. Землетрясение – или что это, черт возьми, было – не утихло; оно все еще продолжалось и набирало обороты, если уж на то пошло, как волна, готовящаяся обрушиться на пляж.
Земля была подобна трясущемуся ковру, и Хайдер и остальные продолжали падать на задницы, сталкиваться друг с другом и кувыркаться. На дороге раздавались крики и гудки, машины врезались друг в друга и падали прямо в канавы. Это было настоящее столпотворение. И казалось, что это наступает со всех сторон.
Остальные копы – все они были намного моложе младшего шерифа – мчались по полям, падали, вставали и бежали намного быстрее, оставив Хайдера далеко позади. Ударная волна снизу подбросила его в воздух с такой силой, что он дважды перевернулся, прежде чем упал с такой силой, что из него вышибло весь воздух.
К тому времени все, что он мог слышать, было болезненным грохотом снизу и криками десятков людей.
Когда он почти оглушенный поднялся на ноги, раскачиваясь и кружась, он увидел в лунном свете, как большая часть поля рухнула, как будто открылась гигантская воронка. Даже вдали, где начинался лес, он видел, как деревья падают в землю, когда она раскрывается.
Потом...
Он увидел, как что-то поднимается снизу, волна розового желе, которая струится и пенится, заполняя пропасть и переполняя ее. Еще один толчок, и значительная часть Беллак-роуд просто исчезла, унеся десятки машин и бесчисленное количество истерично кричащих людей в расширяющуюся расщелину. Хлынуло еще больше этого желе, поглотив тех, кто пытался убежать от него.
Сидя на заднице на островке слегка устойчивой земли, Хайдер увидел, как различные пропасти расширяются и соединяются в гигантскую яму, уходящую далеко в лес – или туда, где она была – и на дорогу, и дальше на несколько сотен ярдов. Бурлящее розовое желе было похоже на кровь из разорванной артерии, хлынувшую наружу, а затем оно утихло, когда что-то поднялось из ее глубин, не одно, а множество, и, хоть убей, это выглядело как...
Грибы. Гребаные грибы.
Да, грибы и поганки, но это были гигантские создания размером с гараж и двухэтажные дома, вырисовывающиеся и поднимающиеся, выкрашенные в яркие оранжевые и желтые, зеленые и синие и электрические пурпурные цвета. Все вокруг засияло, и стало светло как днем. Свет был настолько ярким, что больно было смотреть. Некоторые из поганок были узкими, как сморчки, и высокими, как дубы, и возвышались, как столбы с характерными и замысловатыми шляпками. Грибы были гладкими, блюдцеобразными, с алыми пятнами и кружащимися полосами яркого цвета. Среди них возвышались огромные купола, похожие на клубочки, которые, казалось, раздувались, как яйца, готовые расколоться. Их были сотни, высоких и низких, овальных и раздутых, массивных шляпок, покрытых клубками.
Лес извивающихся розовых усиков соединял их тонкой нитью, растекаясь паутиной, каждая из которых разветвлялась на дюжину или более волокон. Группа грибов увеличивалась, земля дрожала, и все больше грибов отпадало, когда появлялись новые наросты; казалось, все они поднимались к небу наверху.
Пока оно двигалось, катилось и волнообразно поднималось вверх, Хайдер видел зазубренные трещины в пульсирующей бледной мембране, служившей его основанием, проблески чего-то шокирующе розового и извивающегося, которое, казалось, пыталось прорваться.
Он бы убежал, но бежать было некуда.
Он был брошен на острове посреди цветущего моря.
Во всех направлениях, казалось, распространилось множество злокачественных грибов, которые вырубали лес и покрывали землю, продолжая расширяться. Они принесли с собой влажный жар, который дымился и тлел, распространяя туман над миром. От него пахло затхлостью и органическим разложением.
Хайдер все еще слышал редкие отчаянные крики, но в основном царила тишина, за исключением случайного урчания грибов и резких звуков, которые они издавали.
Но не все были мертвы.
Там, где была дорога, все еще оставался ее кусок, на котором стояли фургон и полдюжины человек. Они стояли в тени поганок, которые теперь разрослись до высоты трех этажей и более. Они смотрели на них с трепетом и удивлением, окутанные клубами тумана.
Хайдер услышал хлюпающий звук, и из тумана вылетела какая-то фигура. Это было массивное существо, похожее на человека, но раздутое до неприличных, невозможных размеров, человекоподобное тело, которое двигалось, как волна, устремляющаяся к берегу. Оно было мясистым, вздутым и гротескным, застывшая масса подергивающихся, ползающих существ, испускающих желтый и ядовитый пар. От него исходил люминесцентный свет.
Хайдер не боялся.
Он знал, что это Кенни. Он знал, что это друг.
Потом он заметил, что каждая шляпка теперь набухла от узелков, которые надувались, как воздушные шары, пока не должны были лопнуть. Потом они стали похожи на пузыри. Но не совсем на пузыри. Они взорвались и выбросили яркие облака желтых спор, которые разлетелись в шторм, метель, которую унес ветер и покрыл ими землю.
Он встал, подняв руки, как ребенок, приветствующий первый снегопад зимы, и споры осели на нем, прилипли к нему. Они были в его волосах и покрывали его тело. Он ощутил их на своем языке и вдохнул их. Под их нежной лаской он снова устроился в траве, мечтая о прекрасных, удивительных вещах,
