— Она была такой красивой, — пробормотала Элен. — Правда, Ральф?
— Да, — сказал он, расставляя чашки (и осторожно следя, чтобы Натали не могла дотянуться до них своими любопытными, не знающими усталости ручками). — Этот снимок был сделан всего за месяц или два до того, как у нее начались головные боли. Конечно, может быть, нелепо держать кабинетный снимок на кухонном столе, перед сахарницей, но здесь я в последнее время провожу большую часть времени, так что…
— А по-моему, чудесное место для нее, — сказала Гретхен. Голос у нее был низкий, сладковато-хриплый. Если бы она пошептала мне на ухо, ручаюсь, старая мышка-в-штанишках не просто бы заворочалась во сне, подумал Ральф.
— По-моему, тоже, — сказала Элен, подарила ему робкую улыбку, не глядя прямо в глаза, а потом скинула розовую сумку с плеча и поставила ее на рабочий столик. Натали снова стала нетерпеливо бормотать и протягивать ручки, как только увидела пластиковую бутылочку с детским питанием. Ральфа озарила яркая, но, к счастью, краткая вспышка воспоминания: Элен, бредущая, пошатываясь, к «Красному яблоку», с заплывшим глазом, испачканной кровью щекой и прижатой к бедру Нат.
— Хотите тряхнуть стариной и попробовать покормить ее? — спросила Элен. Ее улыбка стала шире, и она вновь посмотрела ему в глаза.
— Конечно, почему бы и нет. Только кофе…
— Я займусь кофе, Добрый Папа, — сказала Гретхен. — В свое время мне пришлось сварить миллион чашек. Есть у вас растворимый?
— В холодильнике.
Ральф уселся за стол, позволив Натали устроить затылочек в ямке его плеча и ухватить бутылочку своими крошечными прелестными ручками. Она сделала это совершенно уверенно, сунула соску в ротик и тут же начала сосать. Ральф улыбнулся Элен и притворился, будто не замечает, что она начала тихонько плакать.
— Они быстро учатся, правда?
— Да, — сказала она, оторвала кусок от рулона бумажного полотенца, висящего на стене, возле раковины, и утерла глаза. — Не могу привыкнуть к тому, что она совершенно свободно ведет себя с вами, Ральф, — раньше ведь было иначе, верно?
— Да я и не помню, — солгал он. Раньше так не было. Нат не дичилась, но вела себя совсем иначе.
— Вы все время надавливайте на пластиковую линейку внутри бутылочки, ладно? А то она наглотается воздуха и у нее будут газы.
— Нашли «Роджер»? — спросил он у Гретхен. — Все нормально?
— Отлично. Как вы пьете его, Ральф?
— Прямо из чашки.
Она рассмеялась и поставила чашку на стол, вне пределов досягаемости ручонок Нат. Когда она садилась и скрещивала ноги, Ральф не отводил от них глаз — просто не мог удержаться. Подняв глаза, он увидел, что на губах Гретхен играет слабая ироническая улыбка.
Какого черта, подумал Ральф. Наверное, нет хуже козла, чем старый козел. Тем более такой козел, который ночью может заснуть лишь на два или на два с половиной часа.
— Расскажи мне про свою работу, — попросил он Элен, когда та села и отхлебнула кофе.
— Ну, я думаю, день рождения Майка Хэнлона нужно объявить национальным праздником. Вы меня понимаете?
— Да, отчасти, — улыбнувшись, ответил Ральф.
— Я не сомневалась, что мне придется уехать из Дерри. Я разослала заявления в библиотеки аж до Портсмута, но мне было не по себе от этого. Мне скоро тридцать один, и из них я лишь шесть лет прожила здесь, но в Дерри я чувствую себя дома… Не могу объяснить почему, но это правда.
— И не нужно объяснять, Элен. По-моему, дом — это одна из характеристик человека, такая же, как цвет лица или цвет глаз.
Гретхен кивнула.
— Да, — сказала она. — Именно так.
— В понедельник позвонил Майк и сказал, что открылась вакансия помощника в детской библиотеке. Я с трудом поверила. Всю неделю ходила и буквально щипала себя, правда, Гретхен?
— Ну, ты просто счастлива с тех пор, — ответила Гретхен, — и на тебя приятно смотреть.
Она улыбнулась Элен, и для Ральфа эта улыбка явилась прозрением. Он вдруг понял, что мог глазеть на Гретхен Тиллбери сколько угодно, это не имеет для нее никакого значения. Даже если бы единственным мужчиной в этой комнате оказался Том Круз, она обратила бы на него не больше внимания. Он спросил себя, понимает ли это Элен, а потом обругал себя за собственную тупость. Элен могла быть кем угодно, только не дурочкой.
— Когда ты начинаешь? — спросил он.
— Перед Днем Колумба[32], — ответила она. — Двенадцатого. Вторая половина дня и вечер. Зарплата не совсем царская, но зиму мы продержимся, как бы ни сложилось… все остальное. Это же здорово, правда, Ральф?
— Да, — кивнул он. — Очень здорово.
Малышка выпила половину содержимого бутылочки и начала терять интерес к еде. Соска наполовину выскользнула у нее изо рта, и тоненькая струйка молочка побежала с уголков губ на подбородок. Ральф потянулся, чтобы вытереть ее, и его пальцы оставили несколько нежных серо-голубых линий в воздухе.
Крошка Натали сцапала их ладошкой, а потом рассмеялась, когда они растворились у нее в кулачке. У Ральфа перехватило дыхание.
«Она видит. Ребенок видит то, что вижу я».
Это бред, Ральф. Это бред, и ты это знаешь.
Только ничего подобного он не знал. Он только что видел это — видел, как Натали пыталась ухватить следы ауры, которые оставили за собой его пальцы.
— Ральф? — окликнула его Элен. — С вами все в порядке?
— Конечно. — Он поднял глаза и увидел, что Элен теперь окутана сверкающей аурой цвета слоновой кости, похожей на дорогой атласный чехол. Выплывающий из нее «воздушный шарик» был точно такого же цвета — ровный и широкий, как лента на свадебном подарке. Аура, окружавшая Гретхен Тиллбери, была темно-оранжевой, с желтым оттенком по краям. — Ты будешь жить там же?
Элен и Гретхен опять переглянулись, но Ральф едва заметил это. Ему не нужно было видеть их лица, жесты или мимику, чтобы прочитать их чувства; ему стоило лишь взглянуть на их ауры. Лимонные оттенки по краям ауры Гретхен потемнели так, что она вся стала одинаково оранжевой. Одновременно аура Элен сжалась и начала становиться все ярче, пока на нее не стало трудно смотреть. Элен боялась возвращаться. Гретхен знала об этом, и это приводило ее в ярость.
И ее собственная беспомощность, подумал Ральф, приводит ее в еще большую ярость.
— Я еще поживу в Хай-Ридж, — тем временем говорила Элен. — Может быть, до зимы. Наверное, мы с Нат в конце концов переедем в город, но дом я продам. Если кто-нибудь действительно купит его — и за нормальную цену, что под большим вопросом, — деньги поступят на трехсторонний счет. Счет разделят согласно постановлению. Ну, вы понимаете… Постановлению о разводе.
