Тогда не открывай дверь, Ральф!
Он долго стоял в нерешительности у кухонного стола, горько сожалея, что никак не может продраться сквозь туман, который в этом году, кажется, навеки поселился в его голове. Звонок прозвенел снова, и он понял, что принял решение. Не важно, пусть пришел хоть Саддам Хусейн; в собственном доме он не станет забиваться в угол, как побитая дворняжка.
Ральф прошел через комнату, открыл дверь в холл и стал спускаться вниз по затененным ступенькам.
4
На середине лестницы он слегка расслабился. Верхняя половина двери, выходящей на переднее крыльцо, состояла из толстых стеклянных панелей. Они искажали обзор, но не настолько, чтобы Ральф не сумел рассмотреть двух своих гостей — это были женщины. Он мгновенно догадался, кем могла быть одна из них, и торопливо одолел оставшиеся ступеньки, легонько придерживаясь рукой за перила. Он распахнул дверь. На пороге стояла Элен Дипно с большой сумкой (на боку которой было написано: ДЕТСКИЙ ПУНКТ ПЕРВОЙ ПОМОЩИ) на одном плече и Натали, смотрящей с другого такими яркими глазками, как у мышки в мультфильме. Элен улыбалась — радостно и робко.
Личико Натали неожиданно осветилось, и она начала подпрыгивать в корзинке на лямках на спине у Элен, возбужденно протягивая ручки к Ральфу.
«Она помнит меня, — подумал Ральф. — Подумать только». И когда он протянул руку и позволил машущим ручонкам ухватиться за его правый указательный палец, его глаза увлажнились слезами.
— Ральф? — спросила Элен. — Вы в порядке?
Он улыбнулся, кивнул, шагнул к ней, стиснул ее в объятиях и почувствовал, как Элен сама обвила его шею руками. На мгновение у него закружилась голова от запаха ее духов, смешанного с молочным запахом здоровой женщины, а потом она звучно чмокнула его в ухо и отпустила.
— Вы ведь в порядке, правда? — спросила она. В ее глазах тоже показались слезы, но Ральф едва заметил их; он был слишком занят осмотром, желая убедиться, что не осталось никаких следов от побоев. Насколько он мог видеть, их не было. Никаких.
— Лучше, чем за многие недели, — сказал он. — Ты — лучшее утешение для больных глаз. И ты тоже, Нат. — Он поцеловал маленькую пухлую ручку, по-прежнему сжимавшую его палец, и не очень удивился, увидев призрачный серо-голубой отпечаток, который его губы оставили на ней. След пропал почти сразу же, как только Ральф заметил его, и он снова стиснул в объятиях Элен, главным образом желая убедиться, что она действительно здесь.
— Ральф, дорогой, — прошептала она ему на ухо. — Дорогой, родной Ральф.
Он почувствовал напряжение внизу живота, явно вызванное легким запахом ее духов и мягкими толчками воздуха от ее слов… И тут ему вспомнился другой голос, бормочущий ему в ухо. Голос Эда. «Я хочу сказать насчет твоего языка, Ральф. Он тебя втянет в беду».
Ральф выпустил ее из своих объятий и отстранил от себя на длину вытянутых рук, по-прежнему улыбаясь:
— Ты вправду утешение для больных глаз, Элен. Будь я проклят, если это не так.
— Вы тоже утешение. Я хочу познакомить вас с моей подругой. Ральф Робертс — Гретхен Тиллбери. Гретхен — Ральф.
Ральф повернулся ко второй женщине, осторожно беря ее тонкую белую ладонь в свою большую узловатую руку, и в первый раз как следует взглянул на нее. Она была из тех женщин, при виде которых мужчинам (даже тем, кому за шестьдесят) хочется выпрямиться и подтянуть живот. Очень высокая, наверное, шесть футов, блондинка, но дело даже не в этом. Было в ней что-то еще — что-то похожее на запах, или вибрацию, или
(ауру)
да, точно, на ауру. Просто она была женщиной, на которую невозможно смотреть, о которой невозможно мечтать и сплетничать.
Ральф вспомнил, как Элен говорила ему, что муж Гретхен порезал ей ногу кухонным ножом и оставил истекать кровью. Он не понимал, как мужчина мог сделать такое; как вообще мужчина мог прикоснуться к подобному существу иначе как с благоговением.
И может, еще чуть-чуть с вожделением, если он уже миновал стадию «прекрасна, как царица ночи».
И кстати, Ральф, похоже, тебе пора перестать пялиться на нее.
— Очень рад познакомиться с вами, — сказал он, отпуская ее руку. — Элен рассказывала мне, как вы навещали ее в больнице. Спасибо, что помогли ей.
— Это было удовольствием, — сказала Гретхен и подарила ему ослепительную улыбку. — Правда-правда. Она из тех женщин, ради которых стоит работать… Но мне кажется, вы и сами это знаете.
— Наверное, знаю, — сказал Ральф. — У вас найдется время для чашки кофе? Пожалуйста, скажите «да».
Гретхен взглянула на Элен, и та кивнула.
— Это было бы неплохо, — сказала Элен. — Потому что… ну…
— Это не просто визит вежливости, да? — спросил Ральф, переводя взгляд с Элен на Гретхен Тиллбери, а потом обратно на Элен.
— Да, — сказала Элен. — Нам с вами, Ральф, надо кое о чем поговорить.
5
Как только они поднялись по затемненной лестнице до верхней ступеньки, Натали принялась нетерпеливо вертеться в своей корзинке и болтать на требовательном детском наречии, которое уже очень скоро должно было смениться настоящим английским.
— Можно мне подержать ее? — спросил Ральф.
— Ладно, — сказала Элен. — Если она расплачется, я возьму ее обратно. Обещаю.
— Идет.
Но Единственная-и-Неповторимая-Малышка не расплакалась. Как только Ральф вытащил ее из корзинки, она дружески обвила его шею ручкой и уютно устроила свою попку в сгибе его правой руки, как в своем личном любимом креслице.
— Ух ты, — пробормотала Элен. — Впечатляет.
— Блиг! — сказала Натали, хватая нижнюю губу Ральфа и вытягивая ее, как жалюзи. — Ганна-уиг! Сиос-Андю!
— По-моему, она сказала что-то про сестер Эндрю, — заметил Ральф.
Элен откинула голову и рассмеялась задорным, веселым смехом, идущим, казалось, от самых пяток. Ральф и не подозревал, как ему недоставало этого смеха, пока не услышал его.
Натали отпустила его нижнюю губу, со щелчком вернувшуюся на место, когда он провел их в кухню — самое светлое помещение в доме в это время дня. Включив плиту, он увидел, как Элен с любопытством оглядывается по сторонам, и сообразил, что она долго здесь не была. Слишком долго.
Она взяла фотографию Кэролайн, стоявшую на кухонном столе, и поднесла к глазам; легкая улыбка тронула уголки ее губ. Солнце освещало кончики ее коротко подстриженных волос, создавая подобие короны у нее на голове, и Ральфа неожиданно озарило: он полюбил Элен большей частью потому, что ее любила Кэролайн — она и Ральф, оба, были допущены в самые глубины сердца и души Кэролайн.
