— Я знаю, — наконец произнес он. — Прости. Я устал быть сильным, Клер. Я не хочу быть один.
— Ты не один. Майкл и Ева тоже здесь.
Он кивнул и сделал глубокий вдох. — И ты здесь, — сказал он. — Каким-то образом. Ты здесь.
— Я тебя не покину.
— Этого достаточно. Мы вернем тебя обратно. — Он замолчал на секунду, а затем сказал, — Ты… ты ведь не скажешь им, что я попытался сделать?
— Если только ты не попытаешься снова.
— Не буду, — сказал он. Он посмотрел вниз, словно он мог действительно видеть ее. — Ты прямо здесь, не так ли?
— Да.
Его руки медленно поднялись и обхватили место, где могло бы быть ее тело, обнимая ее.
Обнимая воздух.
— Тогда, я не сдамся, — сказал он.
И, несмотря на все, что произошло за последние двадцать четыре часа, было чувство… умиротворения.
Убедить Майкла и Еву в ее существовании оказалось труднее, чем Клер ожидала.
— Ох, да ладно, чувак, ты был призраком, когда я перебрался сюда! — сказал Шейн. Они стояли внизу, в пыльной гостиной, в то время как невидимая Клер парила в углу (который, кстати, действительно необходимо пропылесосить). — Полностью отсутствовал в течение дня. И ты не веришь, что я только что видел ее?
— Шейн… — Ева шагнула вперед, протягивая руки, выглядя обеспокоенной, но решительной. — Милый, ты должен понять, что испытал большое потрясение…
— Ох, не называй меня «милый». Ева, это я. Шейн. Ты по-всякому называла меня, но «милый»? Завязывай. — Он снова повернулся к Майклу, который стоял, скрестив руки на груди, опустив голову. — Серьезно, ты не можешь просто поверить мне? Потому что, это правда. Я слышу ее!
— Я ее не слышу. И солнце уже зашло. Если дом спас ее, тогда почему ее нет здесь?
Шейн сделал глубокий, успокаивающий вдох. — Она здесь, — сказал он. — Клер, помоги мне. Скажи что-нибудь. Или сделай.
— Они меня не услышат, — сказала она. Она перепробовала всё, но какая бы сила не пронзила ее на закате — это было временным явлением. Она не могла заставить их понять, и даже со всей ее концентрацией, она больше не могла прикоснуться к физическим объектам, а уж тем более опрокинуть их. — Думаю, у меня недостаточно сил. Но ты можешь меня слышать, и это самое главное. Продолжай верить, Шейн. Пожалуйста.
Майкл говорил одновременно с ней. — Послушай, я хочу тебе верить. Я правда хочу. Я был бы счастлив, если бы осталось хоть что-нибудь от нее, даже призрак… но ее здесь нет. Это мой дом. Я бы знал.
— Бред собачий! — крикнула Клер и Шейн рассмеялся.
— Она только сказала «бред собачий», — сказал он, когда Ева и Майкл обеспокоенно взглянули на него. — Честное слово. Она так и сказала.
— Я… действительно боюсь за тебя, дорогой, — медленно произнесла Ева. — Нет, серьезно, ты не можешь ее слышать. Не можешь.
— Потому что она мертва? Не называй меня «дорогой», или «детка», или «милый», или «шоколадной зефиринкой», или любыми другими фразочками, применяемыми к спятившим, потому что я не выдумываю! — на это раз Шейн кричал. — Она остановила меня… — Он помолчал, перефразировал и сказал, — Она опрокинула этого проклятого желтого кота в своей комнате. Я попросил ее сделать это, и она сделала.
— Может, тебе нужно отдохнуть, — сказал Майкл.
— Может, тебе стоит перестать обращаться со мной, словно у меня повреждение мозга! Послушай, хотя бы просто доверься мне. Ты знаешь, насколько мне противно говорить это, но Мирнин был прав. Дом спас ее… просто она не так сильна, как был ты, или связь не налажена, или еще что. Я знаю, что она здесь.
Майкл смотрел на него, нахмурив брови, и когда Ева попыталась что-то сказать, он протянул руку и остановил ее, накрыв ее руку своей. — Подожди, — сказал он. — В какое время это было?
— Я могу слышать ее прямо сейчас, чувак.
— Когда ты ее увидел? Когда она перевернула кота?
Шейн задумался на минуту, потом сказал, — Закат. Около того. В ее комнате уже было темно.
— Закат, — повторил Майкл. — Ты уверен?
Шейн пожал плечами. — Я не посмотрел на часы, но да, я так думаю.
— Что? — Спросила Ева. Она опустилась в одно из выцветших кресел гостиной и уставилась на него со смесью страха и надежды. — В чем дело?
— Я обретал физическую форму на закате, — сказал Майкл. — Может быть… если он прав… именно тогда Клер сможет показаться. Хоть немного. Шейн, ты уверен…
— Если ты снова спросишь меня, не выдумал ли я всё это, я тебе врежу, Ходячий Мертвец.
Майкл поднял брови и бросил взгляд на Еву. — Он не кажется безумным.
— …нее, — пояснила она, — безумНЕЕ. Похоже, он вернулся в нормальное состояние, которое является базовым сумасшествием.
— И это говорит девушка, носящая официальный готический траур, — сказал Шейн. — Нет, серьезно, кто покупает черную кружевную вуаль? Ты держишь ее для особых случаев, вроде выпускного вечера и детских дней рождений?
Клер ощутила нарастающий смех. Это… это было то, чего она хотела. Жизнь. Нормальная жизнь, даже если она была связана не так, как была раньше.
Это будет следом. Я верну всё это. Я должна всё это вернуть.
Ева отбросила назад прозрачную вуаль, покрывавшую ее лицо. — Прошу прощения, но моя лучшая подруга только что умерла, прямо здесь, в нашем доме! А ты смеешься надо мной?
— Она не умерла, Ева. И это — наиболее смехотворная дань моде, даже для тебя.
Майкл не отвлекался, поняла Клер. Он так и смотрел на Шейна, и даже если он и поверил, он все еще волновался. — Ты сказал, она тебя остановила. Что ты собирался сделать?
Язык тела Шейна изменился. Его расправленный плечи немного сгорбились, словно он защищался от нападения. — Ничего.
Майкл знал, Клер видела это. Он знал Шейна давно, он видел его разбитым задолго до того, как Клер повстречала его. Он был там, когда Шейна вытащили из его горящего дома, когда он звал свою сестру.
Если кто и мог догадаться о том, что готов был совершить Шейн, то это был Майкл, и по выражению его лица, Шейн тоже это знал.
— Ты ведь не собираешься делать «ничего» снова? — Спросил Майкл. — Потому что, если такое случится, приди и поговори со мной. Пожалуйста.
Шейн кивнул, один короткий кивок.
— Что? — Спросила Ева озадаченно.
Шейн быстро сменить тему. — Клер? Послушай, ты можешь попытаться еще раз? Может, тебе удастся издать какой-нибудь звук. Что угодно.
Была почти полночь, и Клер становилось плохо от попыток, но она снова сосредоточилась, и надавила на пыльную вазу, стоящую на еще более пыльном столике.
Она задрожала, совсем чуть-чуть.
Но достаточно, чтобы издать мягкий скребущий звук.
Ева вскрикнула и подскочила с кресла, уставившись на вазу, поскольку была ближе всех к ней. — Ты это слышал? — спросила она. Она взяла вазу и поставила ее обратно. — Она двигалась. Я слышала!
