Это те, кто о которых я хотел сейчас сказать во-вторых. Кровавыми я и все мои рабы называем тех, из мира которых ко мне пришла ты, – промолвил Убыр. – Называем так, потому что они носят в себе кровь, которую мы пьём. Тебе пока привычнее называть их людьми. Для меня они ещё ничтожнее, чем те, которые только собираются стать простецами.
А ничтожнее кровавых… – начала было Амира, но Убыр тут же её перебил:
Ничтожнее кровавых нет никого!
А я ведь одна из них… Значит, я ничтожнее всех? – девушка и сама не знала, зачем об этом спрашивала. Словно её и впрямь волновало, какую позицию она занимала в той жуткой упырской иерархии. И это при том, что разговаривая с Убыром, она по-прежнему была сама не своя от страха, ведь она всё ещё до дрожи боялась хозяина принимавшего её мрачного, заваленного сокровищами, подземелья, совершенно несмотря на его слова о том, что могла чувствовать себя в его владениях хозяйкой. Ещё бы! Этот ужасный огромный тип отрекомендовался самым главным из тех жутких упырей, о которых ей недавно рассказывал Руслан. Один из которых убил её маму. В том же, что этот великан не врёт, Амира почему-то была уверена на все сто. Да и разве ж «почему-то»?
Ну что ты, – улыбнулся ей в ответ Убыр. – Говорю тебе, не только здесь, в этом подземелье, но и во всём мире нет ничего, чем ты не смогла бы теперь повелевать. На Земле просто не существует таких вещей, какими я не смог бы овладеть, а всё, что мне принадлежит, скажи только слово, я брошу к твоим ногам до последней крупицы! И всем, кем я повелеваю, велю пасть перед тобой ниц!
Но почему?!
Наверное, пора тебе обо всём рассказать, — с улыбкой покачал ей в ответ головой Убыр. – Хоть я и хотел с этим повременить, чтобы дать тебе возможность немного тут осмотреться и успокоиться.
Я скорее успокоюсь, когда всё узнаю, – выпалила Амира, хотя была и сама не уверена в том, что вообще сможет в гостях у Повелителя упырей успокоиться.
Ей так хотелось поскорее хоть немного прояснить происходящее с ней! Кто знает, может тогда бы девушке стало хоть немного легче «уживаться» со сковавшим её изнутри ледяными оковами страхом.
Что ж, – задумчиво обхватив подбородок, проговорил в ответ Убыр. – Так тому и быть. Я расскажу тебе обо всём сейчас. Всё равно ведь придётся, так зачем медлить! Слушай.
Поудобнее устроившись на своём диване и подождав, когда то же самое сделает и Амира, Убыр, всё так же задумчиво на неё смотря, начал свой рассказ:
Всё началось со времён свержения русскими в конце XV века господства над ними народа моих далёких предков, которое современные историки здешних земель называют монголо-татарским игом. В одном из последних походов на Русь, когда ордынцы пытались удержать в повиновении русские княжества, погибли мой отец и трое братьев, бывшие не самыми последними воинами в своём войске.
Много было выплакано моей матерью слёз, – немного помолчав, хмуро продолжал Убыр, – покуда не оплакала она сыновей и мужа. Как казнила она себя за то, что не отвела от родных своих горе! Ведь колдовством она занималась смолоду и со многими чёрными чарами была знакома не по наслышке. Много чего умела, порой даже сам хан обращался к ней, когда нужна была ему помощь потусторонних сил.
Перед последним походом мужа её и сыновей, – снова помедлив несколько мгновений, продолжил он свой рассказ, – видела мать моя сон, в котором собрались у неё над головой тучи чёрные. Проснувшись, она сразу поняла, что судьбы то был недобрый знак. И много потом приложила сил, чтобы отговорить отца моего да братьев идти в тот поход, сбежав вместо этого всем семейством из Орды, да только они её не послушали. Разве могли они пойти на такое! Но не прибегла она к силе своей колдовской и не навела на них какую-нибудь болезнь притворную, что оставило бы их дома. Или ещё на какую уловку не пошла. То ли мужа своего побоялась, который, зная жену свою, обо всём бы догадался, то ли ещё почему. Не пошла, и вот, плачь-не плачь, того, что случилось, было не вернуть даже её чарами.
И вот, – возобновил Повелитель упырей свой рассказ после очередного недолгого молчания, завершившегося на этот раз тяжёлым вздохом, – оплакав горе своё, мать моя решила, что я, как единственный оставшийся в нашем роду мужчина, должен буду мстить русичам за смерть отца и братьев. Причём, мстить всем, без разбору. Мне тогда ещё не было и полугода…
Слушая Убыра, Амира сидела, не шелохнувшись, и по лицу её было видно, что рассказ хозяина подземелья, несмотря на всё не отпускавший страх, начинал её захватывать. А пещеру всё продолжал наполнять громовой голос её Повелителя:
Приняв славянскую внешность, отправилась мать моя в русские земли, притворяясь возвращавшейся из плена русской женщиной. Мою внешность она менять на славянскую не стала, – у русской женщины, не один год пробывшей в плену у монголо-татар, какой ещё внешности мог быть ребёнок?! Ей же казалось, что в своём настоящем обличье я понесу нашу месть как-то… По-настоящему, что ли! Как именно я буду здешним кровавым мстить, к тому времени она уже надумала, решив сделать меня при помощи колдовства тем, кто я сейчас.
А кто ты сейчас? – трепеща от ужаса, спросила Амира, уже и так зная, что ответит ей сейчас Повелитель сказочного подземелья. Ведь услышала она к тому времени для этого и увидела достаточно!
Кто я? – Убыр впервые за то время, что Амира у него гостила, посмотрел на неё с высокомерием. – Для кровавых я один из самых невыносимых на свете кошмаров, потому что пью их кровь сам и заставляю это делать их же собратьев. Меня и тех, кого я перерождаю в своих рабов, они называют по-разному. Упырями, вурдалаками, вампирами… Да только сути это не меняет – я, как и все мои рабы, убиваю их, выпивая всю кровь, и это даёт мне силы жить вечно.
Амира вжала голову в плечи, ужасаясь ещё сильнее. Увидев это, Убыр покровительственно улыбнулся:
Не бойся, тебе абсолютно ничего не грозит! Выслушай меня, и всё поймёшь сама.
Амира в ответ часто-часто закивала, и Убыр снова стал рассказывать:
Так вот, перебралась моя мать в земли русские, и там я рос, а она колдовала. Всякий раз она укладывала, а когда я стал постарше, усаживала меня во время своих колдовских обрядов напротив себя, напоив перед этим свежей человеческой кровью, и буквально осыпала различными чёрными заклятьями. Кровью она поила меня вначале собственной, а затем, когда её стало недостаточно, убиваемых ею кровавых. И так прошло ни много, ни мало, пятьдесят лет. Пятьдесят лет, показавшихся мне пятьюдесятью вечностями, в течение которых из дома я почти не выходил, всё сидел в каком-то полубеспамятстве в его четырёх стенах и пил приносимую моей матерью кровь называющих себя людьми, заодно «впитывая» и без устали насылаемые ею на меня заклятия. Мне пошёл пятьдесят первый, когда она, наконец, сказала, что дала мне всё, что могла дать при её немалой колдовской силе. И в этот день она меня… Убила!
Убила?! – изумилась внимательно слушавшая и при этом не перестававшая дрожать Амира.
Убила! – усмехнулся Убыр, тут же поясняя: – Чтобы в эту же ночь своим колдовством оживить. И оживить не прежним, а способным теперь жить вечно.
Ожив, – после недолгой паузы продолжал Повелитель упырей, – я сразу вспомнил всё. Как целых пять десятков лет я не видел ничего, кроме четырёх стен внутри нашей крохотной избы да старательно читавшей напротив меня свои заклинания матери. Как все эти бесконечно долгие годы преображался под воздействием проводимых ею надо мной обрядов и превращался в того, кем в конце концов стал. Я запомнил их все до единого, и знаю, что дал мне каждый, делая из меня неслыханной силы убыра…
Убыра? – не выдержав, перебила рассказчика Амира.
Убыра! На языке моих предков убыр – это ведьма, или ведьмак, высасывающий кровь у людей, а ведь именно таким моя мать и хотела оставить меня навеки в землях русичей. Потому и имя мне дала точно такое же – Убыр.
Я помню, – чуть слышно пролепетала Амира, – убыр встречалась мне в бабушкиных сказках.
Вот видишь, – усмехнулся сильнейший из упырей. – Ну послушай же дальше. Мать моя осталась довольна тем, что из меня получилось. Оставалась, как она сама мне тогда и сказала, самая последняя деталь моего перерождения. И этой деталью было… В общем, я должен был начать со своей матери.
Что значит начать со своей матери? – в шоке прошептала Амира.
Я должен был в ту же ночь выпить её кровь. Всю, до последней капли. И сотворившая всё это моя родительница была не только к этому готова. Она, я видел, страстно этого желала. Более того, она даже приготовила заклятье, на тот случай, если я не смогу решиться, которым легко могла заставить меня это сделать. И оно ей пригодилось… В общем, я пришёл в себя, когда всё было кончено. Передо мной лежало обескровленное тело моей матери, а по жилам моим теперь, – я это отчётливо чувствовал! – струилась сила убыра.
В ту же ночь я ушёл из дома, – рассказывал он далее. – Потому что ближе к утру мне нестерпимо захотелось человеческой крови. О выпитой почти только что из моей матери я уже и не помнил, ибо она послужила не для того, чтобы меня насытить, но чтоб завершить моё перерождение. Чувство голода буквально погнало меня из дома. Все мысли были только об одном – поскорее насытиться. Крови! Крови! Причём, мне было абсолютно всё равно, русича это будет кровь или кого-нибудь другого. То ли мать моя чего-то не доколдовала, то ли она так и рассчитывала, что оставшись в этих землях, всё равно больше всего я буду убивать именно их. Не знаю. В общем, в эту же ночь я выпил кровь у четверых где-то задержавшихся и заночевавших в поле под телегой мужиков. Как я ею наслаждался! Это был, пожалуй, самый вкусный ужин во всей моей жизни. Наверное, потому, что это было моё первое утоление голода. И вот, начиная с этой охоты, я стал выслеживать кровавых каждую ночь.
