- Ты всё-таки убил её…
- Нет, любовь моя, убила её ты. И такая же участь будет ждать и прочих твоих друзей и знакомых, если ты ещё раз вздумаешь спрятаться подобным образом.
- Мог бы постучать, я бы поторопилась…- ехидно начала я и замолчала от внезапной догадки.- Ты не знал, что я внутри… Не чувствовал моего присутствия, пока я находилась на освящённой земле…
- Верно говорят, у обыкновенной женщины ума столько, сколько у курицы, а у необыкновенной – сколько у двух.
Презрительно хмыкнув, он привычно подхватил меня в охапку, но я вывернулась.
- У меня другие планы на эту ночь.
- Вот как? И с каких пор твои планы стали меня интересовать?
Я снова уклонилась от устремившихся ко мне рук.
- Винсент ждёт меня. Время, оставшееся до моего обращения, я проведу с ним. Тебя я лишь хотела поставить об этом в известность.
Лицо Доминика потемнело.
- Очевидно, пребывание в храме сказалось на твоём разуме самым плачевным образом, моя дорогая. Или же я дал тебе слишком много свободы, и ты забыла об истинном положении вещей. Но поправить это не сложно!
Он грубо схватил меня за локоть и, умышленно причиняя боль, подтянул к себе.
- Ты давно не составляла мне компанию во время охоты. Но, может, увидев пару окровавленных физиономий своих знакомых, вспомнишь, кто на самом деле правит этой лодкой!
Я подумала о скульптуре женщины, обвитой кольцами хвоста драконоподобной твари, и почувствовала себя придавленной таким отчаянием, точно на плечи легла чугунная плита. Беспомощно глядя в пылающие глаза Доминика, я уже не пыталась освободиться.
- Чего ты добиваешься? Чтобы я действительно наложила на себя руки? Неужели не видишь? У меня больше нет сил!.. Ты превратил мою жизнь в ад и продолжаешь делать её ещё более невыносимой!..
- Во всём, что с тобой происходит, ты должна винить собственное упрямство!
- Моё упрямство?.. Ради своей мести ты обрёк меня проклятию! Из прихоти ты губишь мою душу!
- Кто бы говорил о прихоти! Вспомни о своём голубоглазом приятеле!
- Винсент – часть жизни, которой у меня, по твоей милости, никогда не будет! Эту жизнь ты мне должен!
Доминик сжал мои плечи так, что я застонала, и, сузив глаза, наклонился к моему лицу.
- Ты – единственное известное мне существо, чья смерть причинила бы боль моему заклятому врагу. Я мог убить тебя медленно и мучительно, чтобы воспоминание о твоей смерти преследовало его не одно столетие! Но я оставил тебе жизнь. Помни об этом, когда снова вздумаешь утверждать, что я тебе что-то должен!
- И это ты называешь жизнью! Даже медленная и мучительная, моя смерть не утолила бы жажду мести, которой ты одержим! Только поэтому ты оставил меня в живых, и не смей говорить об этом как об одолжении! Если бы хотел, ты убил бы меня давно!
- Ад свидетель, как я жалею, что не сделал этого сразу!
- Тогда что останавливает тебя сейчас? Если моя смерть причинит Аренту боль, а моё обращение – жертва, на которую ты идёшь только ради мести, если моё существование для тебя – бремя, почему ты меня не убьёшь? Почему?..
Плохо соображая, что делаю, я вцепилась в его одежду. И в мгновение ока руки Доминика, соскользнув с плеч, сомкнулись вокруг моей талии, пепельное лицо стремительно наклонилось к моему… В янтарных глазах я увидела то же выражение, что и в саду Эмили, когда Сьюзан нарушила наше уединение. Но теперь я не сомневалась в том, что оно означало. Это было выражение едва сдерживаемой страсти, настолько откровенной, что я испуганно отшатнулась. Доминик тут же опустил руки и, отведя взгляд, безразлично, будто разговаривал со стеной, произнёс:
- Не вздумай снова прибегать к фокусам с освящённой землёй. В следующий раз это не останется безнаказанным.
И исчез, оставив меня в полном смятении под старинным фонарём в тени величественного собора.
Глава 10
Я никак не могла собраться с мыслями и всю дорогу к Винсенту испытывала смутное желание, чтобы он ещё не вернулся. Но Винсент уже ждал меня за накрытым столом. Стараясь вести себя естественно, я шутливо выразила удивление по поводу праздничного ужина. Винсент возразил, что удивляться стоило бы отсутствию такового.
- Должен же я подтвердить, что всё, сказанное мной утром, не было следствием шока при виде твоей истерзанной ладони,- рассмеявшись, он взял меня за руки, и тут же обеспокоенно нахмурился.- Ты вся дрожишь, что-то случилось?
Ненавидя себя за то, что разговор с Домиником привёл меня в такое волнение, я сделала глубокий вдох.
- Я уволилась с работы.
- Правда? Это повод для праздника на всю неделю, потом можно придумать что-нибудь ещё.
Выдавив улыбку, я прижалась к его груди. Взгляд Доминика преследовал меня, точно навязчивое видение. Ужин превратился для меня в пытку. Винсент был совершенно счастлив, и, глядя в его светящиеся нежностью глаза, я изо всех сил пыталась отбросить мысли о Доминике. Но это не удавалось… Позволив Доминику напиться моей крови, я впустила его в моё сознание. Именно этим объяснялось неясное чувство страха, которое я испытывала перед ним в последнее время. Я не знала, насколько сильной была власть, которую так легкомысленно позволила ему обрести, не знала, когда и как он собирался ею воспользоваться. Но в том, что это рано или поздно произойдёт, теперь, вспоминая его взгляд, нисколько не сомневалась.
И ещё меня настораживало поведение Арента, который тихо плёл свои невидимые сети. Прекрасно зная, на что я обрекаю себя, добровольно отдавая Доминику кровь, он и не подумал вмешаться. Моё сближение с Винсентом его вроде бы тоже не волновало. Но я не могла отделаться от чувства, что всё происходившее каким-то образом входило в его планы.
Кольцо вокруг меня сужалось, мне нужны были ответы. И только одно существо могло их дать – Толлак. Он был более опасен, чем Арент и Доминик вместе взятые. Но никакой риск уже не казался мне чрезмерным.
На следующий день, проводив Винсента на работу, я с усердием, граничившим с одержимостью, начала подготовку к предприятию, которое могло оказаться последним в моей жизни. Я собиралась отправиться в дом с камином, из которого в прошлый раз выбралась только благодаря вмешательству Арента, тот самый дом в Норвегии, где, по словам Толлака, я была желанной гостьей. Немного потрудившись над картой, я вспомнила и название места, которое он тогда упомянул – Орнес. Это была деревушка населением в три с половиной тысячи человек километрах в пятидесяти от Осло. Дальнейшие поиски несколько осложнялись тем, что я никогда не видела дом Толлака снаружи. Но, судя по внутреннему интерьеру, дом был старинным, и, скорее всего, располагался особняком. Покопавшись в интернете, я нашла с десяток домов, соответствовавших этим параметрами, и из прилагавшейся информации о владельцах выяснила, что один из самых старых домов Орнеса числился за неким Т. Ниельсеном. Почему-то я была уверена, Т. Ниельсен и есть Толлак. Мне повезло, его номер даже значился в телефонном справочнике. Я тут же набрала указанный номер. Но ни на этот звонок, ни на повторные, как я и ожидала, никто не отозвался.
В тот же вечер я заказала билет до Осло на пятницу. В аэропорту с непроизносимым названием самолёт приземлялся в пятнадцать двадцать. На автобусе до Орнеса ехать чуть больше часа, то есть времени найти дом Толлака до заката оставалось достаточно. Обратный билет я заказала на утро субботы, стараясь не думать о том, что поездка могла запросто оказаться путешествием в один конец. Теперь нужно было позаботиться о том, чтобы ни Арент, ни Доминик мне не помешали. Я вспомнила ярость Доминика, когда он не почувствовал моего присутствия на земле собора. Освящённая земля скроет меня от его и Арента глаз и послужит защитой от Толлака.
В четверг утром я приготовила склянку, подаренную сестрой Франческой, и отправилась в собор, по дороге наполнив склянку землёй из цветочной клумбы. В соборе было тихо и немноголюдно. Возле статуи, так поразившей меня в прошлый раз, одетый в чёрное служитель разговаривал с какой-то старушкой. У него я спросила, где найти отца Энтони. Священник указал на решётчатую дверь справа от алтарной части храма, сообщив, что преподобный отец, вероятно, готовится к вечерней службе в крипте. По неровным ступеням я спустилась в помещение с низким потолком. В глубине его виднелся алтарь с золотым распятием, перед алтарём – скамьи для прихожан. Помещение было мрачным, и тусклое мерцание свечей на алтаре только усиливало это впечатление. Пройдя вдоль скамей, я обнаружила нишу, совершенно незаметную от входа. В ней перед статуей Девы Марии молился отец Энтони. Не желая мешать, я попятилась к ближайшей скамье, но преподобный отец уже увидел меня и поднялся с колен.
