Тень, отделяющаяся от тела, чтобы собрать рассыпавшиеся крошки, тень, падающая на лицо и превращающая его жуткую маску… Неужели я действительно вижу приближение смерти?.. Но почему эта способность, обладать которой я никогда не стремилась, стала проявляться именно сейчас? И почему я не могу избавиться от чувства, что, как бы ни сопротивлялась, неуклонно, дюйм за дюймом сливаюсь с миром Арента и Доминика, в то время как мир людей отступает от меня, будто устав за меня бороться… Объяснение с профессором больше не имело смысла. Он прав: ни один из живущих не может дать ответы на мои вопросы.
Вернувшись к столику я поблагодарила профессора за встречу, извинилась, что уже должна уходить, и, пообещав дать знать, если мне понадобиться помощь, заспешила прочь. Солнце висело низко над горизонтом, тени начали удлиняться – Доминик должен скоро появиться. Винсента я предупредила, что могу задержаться. Осталось лишь выдержать разговор с Домиником…
Сворачивая из одной улицы в другую, я случайно вышла к собору – достопримечательности нашего города. Это было впечатляющих размеров сооружение из серого камня, не слишком древнее, но построенное в подражание готике. До сих пор я видела собор лишь снаружи, но теперь, остановившись пред массивной окованной железом дверью, ощутила непреодолимое желание зайти внутрь. Под высокими сводами раздавались величественные звуки органа. Шла вечерняя служба, на скамьях, рядами тянувшихся до самого алтаря, сидели люди.
Я миновала статуи ангелов с молитвенно сложенными руками, ряды горящих свечей и присела на скамью. Орган смолк. Священник, отправлявший службу, протяжно запел строки из какого-то псалма, к нему присоединились несколько голосов. Нестройное пение продолжалось недолго, потом снова зазвучал орган. И время как будто остановилось… Всё существующее за пределами собора больше не имело значения. Каменные стены надёжно охраняли покой святилища от внешнего мира, суетливого, жестокого и изменчивого. Здесь, среди статуй святых и мученников, мерцающих свечей и гробниц давно ушедших пастырей, витала сама вечность. Но эта вечность не внушала страха. Она сулила покой и умиротворение, свободу и бесконечную благодать…
Я не заметила, когда звучание органа прекратилось. Проповедник исчез в одной из боковых дверей, одетые в чёрное служители гасили на алтаре свечи. Большинство прихожан покинули собор, но некоторые продолжали сидеть на скамьях или подходили к статуям святых для молитвы. Тогда и я поднялась со своего места и побрела в сторону алтаря. Разглядывая статуи и потускневшие картины, читая полустёршиеся надписи, я совершенно потеряла счёт времени. Собор уже опустел, когда я остановилась перед изваянием, украшавшим одну из колонн вблизи алтаря. Скульптура изображала женщину со стиснутыми за спиной руками и поднятым к небу лицом, словно застывшую в немой мольбе. Вокруг тела женщины обвилось драконоподобное существо. Когтистые лапы сомкнулись на её спине, хвост кольцами обвивал талию и ноги, чешуйчатая голова покоилась на плече, а получеловеческое лицо выражало злобное торжество. Я не могла отвести от скульптуры взгляд, почти физически ощущая отчаяние, сквозившее во всём облике женщины, и смертельную хватку существа, соединившегося с ней в вечном объятии… По щекам тихо заструились слёзы, я не пыталась их сдержать…
- Трудно не заметить, что скульптура произвела на вас впечатление.
Рядом стоял немолодой священник в тёмной сутане. Видимо, собор закрывался, и преподобный отец подошёл, чтобы попросить меня удалиться. Вытерев глаза, я на всякий случай извинилась и развернулась к выходу, но он тихо проговорил:
- Вам не за что извиняться, дочь моя. Это я должен просить прощения, если моё вмешательство вынуждает вас уйти.
- Я думала, собор закрывается…
- Дом Господа нашего никогда не закроет двери перед тем, кто нуждается в утешении.
Светло-карие глаза священника излучали безмятежность и доброту. Я неловко переступила с ноги на ногу.
- Что на самом деле символизирует эта статуя?
- То, что в ней видите вы. В этом церковное искусство мало отличается от мирского. Каждый находит в нём послание, предназначенное ему одному. Я вижу в ней подчинение злу – молчаливую покорность и неспособность противостоять…
- Покорность?- вырвалось у меня.- О какой покорности вы говорите? Разве может несчастная противостоять этой твари? Посмотрите на её запрокинутую голову, на сжатые в кулаки руки… Отчаяние – вот что вижу в ней я. Отчаяние и безысходность…
- Как я и говорил, каждому предназначено своё послание,- мягко повторил преподобный отец.- Думаю, буду прав, предположив, что вы не часто бываете в Божьем храме. И всё же почему-то убеждён, что вера для вас – не пустой звук.
- То, во что я верю, меня пугает. Я бы предпочла верить в то, что оно не существует.
- И что это – то, во что вы верите?
- Вечное проклятие,- отчётливо выговорила я.
По его лицу промелькнула улыбка.
- Почему это пугает вас?
- Разве это не должно пугать каждого верующего?
- Об этом должен помнить каждый верующий. Вера не должна строиться на страхе.
- Тогда к чему эти устрашающие образы? Эти картины…- я кивнула на стену, большую часть которой занимало изображение мук грешников в аду.
- Почему вы считаете, что они созданы с целью запугать, а не предупредить?
- Предупредить о чём? Что преисподняя, проклятые души и демоны действительно существуют? Что самые безумные человеческие фантазии на самом деле – реальность?
- Конечно, человеческие фантазии не возникли на пустом месте.
- Тогда скажите, отец, какое наказание ожидает тех, кто позволяет своей душе умереть? Что ожидает таких людей до Страшного Суда и после?
- Душа не может умереть, она – бессмертна. Это – дыхание Господа, которое даётся человеку на время жизни, и возвращается к Богу после смерти. Если же душа была осквернена, Бог её отвергает,- он бросил красноречивый взгляд на картину с муками грешников.
- Разумеется,- усмехнулась я.
Какого совета, кроме поучения о добродетели, можно ожидать от священника? Жалея, что вообще начала этот разговор, я пожелала преподобному отцу приятного вечера и направилась к выходу, но он последовал за мной.
- Мне показалось, мои слова вас разочаровали, дитя. Как если бы я ответил не на тот вопрос, на который вы надеялись получить ответ.
- Мои вопросы – риторические. На них не может ответить ни один из живущих.
Подойдя к двери, я потянулась к ручке, когда он особенно проникновенным тоном произнёс:
- Люди глухи к тому, что кричит в их ближнем громче всего. Но я, в силу своего призвания, научился прислушиваться. Заговорить с вами меня побудило отнюдь не желание побеседовать о спасении души. Я услышал крик, отчаяннее которого мне слышать ещё не приходилось – громкий крик о помощи.
Я вдруг испытала огромный соблазн выложить этому пастырю всё, что происходило со мной в последние месяцы, и потрясти его маленький устоявшийся мир до основания. Но желание было мимолётным. Скользнув взглядом по потемневшим витражам, я с удивлением обнаружила, что солнце село, и, толкнув дверь, равнодушно возразила:
- Вы ослышались, преподобный отец.
- Энтони,- с улыбкой уточнил он.- Отец Энтони. Буду рад видеть вас снова.
Шагнув за порог, я тотчас съёжилась от пронизывающего чувства холода. Несколько фонарей в старинном стиле освещали небольшую безлюдную площадь перед собором. Возле одного из них, засунув руки в карманы джинсов, стоял Доминик. Рассмотрев выражение его лица, я невольно замедлила шаг. Но Доминик не шелохнулся и, только когда я подошла ближе, тоном, не предвещавшим ничего хорошего, поинтересовался:
- Решила поиграть в прятки, моя милая?
Мне показалось, что тень, отбрасываемая соседним фонарём, ожила, приняв очертания стройной фигуры Арента. Но видение тут же исчезло. Я недоумённо воззрилась на Доминика. Мой взгляд его разозлил.
- Не смотри на меня глазами святой невинности! Или урок с щедрой на неуместные подарки монашкой, ничему тебя не научил?
