Второй час мы искали по городу морильщика. Людей таких профессий все знают, но никто с ними не знаком. Самому Пороховницыну достаточно было имени – Геннадий – и телефона в записной книжке на букву «Т» – «тараканы». По телефону не отвечали, и мы пошли по магазинам и ресторанам, везде спрашивая адрес Гены-тараканщика. Вдруг оказалось, что похититель головы и колбочки с голубой жидкостью и не думал скрываться! В одном магазине он работал утром, в другой обещал зайти к вечеру. Мы верили, пока в двух кафе подряд нам не сказали, что морильщик только что ушел.
Стало ясно, что Папаша Мюллер пустил нас по ложному следу.
Мы сели в «уазик» Пороховницына и стали кружить по улицам. Смеркалось; во многих домах зажглись огни, и мы ехали медленно, разглядывая чужую жизнь за окнами. Пороховницын раскланивался с прохожими; некоторых он спрашивал про Гену. Наконец, мы нашли человека, который полчаса назад видел морильщика у круизного теплохода. Пороховницын свернул к пристани.
– Зачем? – спросила я. – Ему, что ли, делать нечего, кроме как на теплоходе кататься?
– А зачем он делал гиганта? – вопросом на вопрос ответил Пороховницын.
– Проверить, работает ли заклинание.
– Проверил, теперь что?
– Не знаю.
– Теперь ему нужна рекламная акция. Он выпустит на улицы парочку гигантов, чтобы их показали по всем телеканалам.
– А потом? Солдат уже погиб, и еще люди погибнут. Думаете, тараканщик надеется, что ему все простят за такое оружие?
– Это вряд ли, – подумав, решил Пороховницын. – Скорее он хочет продать оружие куда-нибудь за границу. Или шантажировать наше правительство.
– Самолет и миллион баксов мелкими купюрами?
– Тут не миллионом пахнет, а миллиардами. Только все нужно делать в Москве, а теплоход там и будет завтра вечером.
У пристани, кроме вчерашнего пароходика «Капитан», превращенного в плавучий ресторан, стоял только один корабль – двухпалубная бело-голубая «Паллада». Оставив меня в машине, Пороховницын коротко переговорил с матросом у трапа и вернулся, разводя руками.
– Из-под носа ушел. На этот раз он действительно был здесь, просился на борт, а у них нет свободных кают.
– Да зачем ему на теплоход? – не поняла я.
– Затем, что он службу знает. Я уже вызвал из полка особиста – контрразведчика, иначе говоря. Про таракана, конечно, не докладывал, а то бы не поверили, а сказал, что обнаружено оружие большой разрушительной силы. С минуты на минуту особист доберется до полигона, еще час ему на допросы, а через два часа все дороги перекроют. Значит, на своей машине Папаше Мюллеру нельзя в Москву. На поезде тоже нельзя: потребуют паспорт, и его данные попадут в компьютер. А на теплоходе – медленно, но верно. Кстати, ночью теплоход будет проходить шлюзы, там можно выскочить на стенку, дойти до шоссе и попроситься в попутную машину… Что теперь говорить, раз его не взяли на теплоход, – вздохнул Пороховницын.
На «Капитане» оркестр заиграл «Амурские волны».
– Пары разводит, – сказал Пороховницын.
– Он разве плавает? Я думала, это плавучий ресторан без мотора.
– С мотором, то есть с паровой машиной, – ответил Пороховницын. – Плавает за отдельную плату, когда все гости – одна компания, например, свадьбу гуляют.
Мы переглянулись, и лейтенант вытащил ключи из замка зажигания:
– Пойдем проверим.
Под курткой у него скрывался короткий автомат. На гигантской фигуре лейтенанта он был почти незаметен.
«Капитан» стоял в дальнем от нас конце пристани; над черной трубой поднимался дым, и опять, как вчера, на палубе танцевали. Вдруг, расталкивая публику, по корме промчался повар в белом колпаке, свернул к трапу и, не добежав совсем немного, «ласточкой» бросился в воду.
Оркестр смолк.
В наступившей тишине взвизгнула женщина, и сразу визг и рев сотни глоток взлетел над палубой. Люди горохом посыпались за борт. Плюхнулся, загудев, большой оркестровый барабан, за него кто-то держался, как за спасательный круг.
Пороховницын побежал, расстегивая куртку и втискивая в автомат рожок с патронами. Публика валила нам навстречу. Меня два раза чуть не сбили с ног, пока я не догадалась, догнав лейтенанта, вцепиться ему в пояс.
На пристани у опустевшего трапа стояли двое бледных охранников с пистолетами на изготовку.
– Тараканы? – спросил Пороховницын.
– Вот такие, – разведя руками, показал охранник. – Я видел двух, думал, глюки, но не у всех же.
– Вот что, ребята, надо отчалить, – решил Пороховницын. – А то если они прорвутся в город, беды не оберешься.
– Шкипер убежал, – ответил охранник, который думал, что тараканы – глюки. Второй сказал:
– Да нет, он в рубке с тараканщиком. И механики не выбегали – наверное, не слышали, у них в машинном грохот.
– С тараканщиком? – переспросил Пороховницын.
– Да. Там был скандал, нас вызвали разбираться, а потом народ побежал и мы побежали.
– Герои, – сказал Пороховницын. – Канаты размотать сможете?
– Швартовы, – поправил охранник. – Сейчас отдадим, а там его течением отожмет.
И он стал разматывать канат с причальной тумбы.
Пороховницын шагнул на палубу.
– Наталья, подожди меня в машине.
– Ага, – сказала я и перепрыгнула к нему.
Прежде чем Пороховницын успел возразить, полоса воды между бортом и пристанью стала шириной в метр. Охранник не ошибся насчет течения: нас отжимало от берега очень быстро.
Ничего не сказав, Пороховницын закинул на плечо автоматный ремень и пошел в рубку. Тараканы величиной с котенка шныряли по ногам. Тех, которых удавалось достать, лейтенант растаптывал.
Дверь в рубку Пороховницын выбил плечом. Оказалось, она была не заперта, а просто открывалась наружу. Грохот и звон разбитого стекла произвели впечатление на Папашу Мюллера.
– Ты в доле, – объявил он лейтенанту.
В рубке царил полумрак. Спиной к нам у штурвала стоял человек в белом кителе с золотыми галунами на рукаве. Он даже не обернулся на грохот упавшей двери. Не проронив ни слова, Пороховницын оглядывал колдовское хозяйство. Сушеная голова висела на нитке, под ней на полу была нарисована пентаграмма. Колбу с голубой жидкостью Папаша Мюллер заботливо держал в ящичке с опилками. Когда мы ворвались, он схватился за торчащее горлышко. Вряд ли он думал убежать от автомата. Просто вцепился в самое ценное.
– Покажи, – потребовал лейтенант.
– Пожалуйста! – Папаша Мюллер опустил в колбу стеклянную палочку, вынул, стряхнул лишнюю каплю и ополоснул почти сухую палочку в стакане с водой. Тем, что получилось, он плеснул в коробку, стоявшую у его ног. Я заглянула, и меня чуть не вырвало. В коробке кишели тысячи тараканов. Убежать им не давала клеевая полоска по краям.
