Все оказалось даже проще, чем она думала. Настроившись на силу, Лан подскакивала вверх, волоча за собой Рику, пока не положила ее точно между зубцами на стене. И сама грациозно опустилась на ноги с ней рядом.
В ночном небе собирались облака; падали редкие пока снежинки, но Лан было все равно: она поймала свою добычу. Правда, Рика продолжала отчаянно бороться, стремясь разорвать путы, так что надо было как можно скорее сдать ее командующему. Единственный путь к нему лежал через цитадель, так что пришлось Лан тащить Рику по стене, точно упирающуюся собаку.
– Отличная работа, Лан, – сказал Бринд. – Я впечатлен. Очень зрелищно.
Несмотря на теплые слова, вид у него был слегка смущенный, как будто он не представлял, что делать дальше.
Связанную императрицу поместили в цитадели в тюремную камеру. Только Бринд, Фулкром и еще двое ночных гвардейцев присутствовали при этом.
Лан стояла, прислонившись спиной к решетке камеры и скрестив руки на груди. Она была необыкновенно горда тем, что ей удалось отличиться в глазах самого влиятельного человека острова.
– Раньше, – снова заговорил Бринд, – здесь сидели захваченные в бою окуны. Мы наблюдали за ними, хотели узнать о них что-нибудь такое, что помогло бы нам в борьбе против них. Ничего не вышло. Кто бы мог подумать, что здесь же мы будем держать нашу императрицу. Отойдите, пожалуйста, от решетки. Это может оказаться небезопасно.
– Конечно, – сказал Фулкром.
Лан послушалась, потом обернулась, чтобы посмотреть.
Бринд сделал знак гвардейцам в дальнем конце камеры, те дружно кивнули и тут же растянули тело Рики на полу, ухватив ее за руки и за ноги и удерживая их, пока она не перестала сопротивляться. Когда она затихла, Бринд подошел к ее ногам и перерезал путы. Затем Тиенди, которая держала императрице руки, надела веревочную петлю ей на пояс и бросила конец Бринду, а тот закрепил его вокруг железного прута оконной решетки. Оба солдата, стоявшие у Рики в ногах, выпрямились и покинули камеру. С императрицей остался один Бринд. Быстро прожестикулировав что-то, он перерезал веревки вокруг ее запястий, но мешок с ее головы не снял.
Потом вышел из камеры, захлопнул за собой тяжелую дверь и запер ее на все замки.
Все ждали. Решетка, разделявшая камеру на две части, состояла из прутьев толщиной в большой палец, расстояние между ними не превышало дюйма, так что Лан совсем не было страшно. Она чувствовала себя так, словно вернулась назад, в цирк, и снова стоит перед решеткой, разглядывая очередного незадачливого монстра. Упершись руками в пол, Рика встала сначала на колени, потом, пошатываясь, поднялась на ноги. После чего начала тянуть завязки мешка, которые довольно скоро распутала.
Сдернув с головы мешок, Рика бросила его на пол. И медленно повернулась навстречу тем, кто взял ее в плен.
– Бор ты мой! – не удержался Бринд.
Ее лицо, некогда красивое, превратилось в чудовищную маску: глаза выпучились, зубы вытянулись настолько, что не умещались во рту, и он перекосился от напряжения, ноздри ходили ходуном, как у разъяренного зверя. С потрясающей скоростью она бросилась на решетку, и все, стоявшие перед ней, либо зажмурились, либо отпрянули в страхе; верилось, что Рика и в самом деле сможет перекусить железные прутья и вцепиться кому-нибудь в горло.
Бринд подошел ближе, остановился на расстоянии вытянутой руки от решетки.
– Рика, – позвал он, – леди Рика.
Лан наблюдала за женщиной, ожидая ее реакции, но та, похоже, не узнавала свое имя.
– Я Бринд Латрея, командующий Ночной Гвардией, – сказал он громче. – Вы меня узнаете?
Снова ничего. Рика лишь обводила злобным взглядом всех, кто собрался посмотреть на нее. Бринд выругался и тоже повернулся к ним.
– Кажется, ей уже ничем не поможешь. Отныне вход сюда запрещен. Тиенди, Микилл – вы двое назначаетесь часовыми. Без моего приказа никого не впускать, никого не выпускать.
– Так точно, командир!
– А ее сестре сказать надо? – уточнил Микилл.
Бринд немного подумал и подавленно ответил:
– Позже. – Потом обернулся к Лан и Фулкрому. – Вы двое стали свидетелями всего, что здесь произошло, и, хотя я высоко ценю твой вклад в общее дело, Лан, все же прошу тебя ни с кем не делиться тем, что ты здесь видела. Если пойдут слухи, последствия могут быть самыми непредсказуемыми.
– Мы будем молчать, слово чести, – заявил Фулкром. – А если вам понадобится наша помощь в дальнейшем, только скажите.
Бринд с благодарностью кивнул и вышел вслед за ними из камеры. Две двери закрылись за ними, одна за другой. Язычки двух наборов замков, тихо щелкнув, скользнули на место.
Глава двадцать первая
Несмотря на сырое и промозглое утро, Лан и Фулкром все же направились через весь город по адресу, данному им командующим Латреей. Прибыв в нужный район, они были поражены его безлюдностью: жителей как будто эвакуировали в одночасье.
– Быть может, они погибли во время войны? – предположила Лан.
– Как знать. Может, и так, а может, они сбежали отсюда уже после военных действий, когда здешняя промышленность пришла в упадок. Мы еще много чего не знаем об этом городе.
– Зачем ты настоял, чтобы я пошла с тобой сегодня? Разве не лучше, чтобы я сидела в конторе и не путалась у тебя под ногами?
– Нет, – усмехнулся Фулкром, – ты ведь тоже теперь служишь в инквизиции.
– Я не очень-то умею допрашивать. Мозг операции – это ты.
– Если я мозг, то ты – сила, – был его ответ. – У меня еще после камеры в Балмакаре все болит.
– Что же ты молчал до сих пор? – удивилась Лан.
– У румелей толстая кожа, на ней не бывает синяков, да мне и не хотелось поднимать шум. Ты ведь меня знаешь. Странно, что, пока мы бежали из города и потом, когда приходилось сражаться, я ни разу не почувствовал боли, – наверное, все дело в адреналине, его было так много, что я просто ничего не замечал, как будто ничего и не случилось. Зато теперь, когда жизнь более или менее вошла в новую колею, отзвуки прошлой боли начинают возвращаться.
– Тогда у тебя есть только один способ снова забыть об этом, – сказала Лан, – броситься в самую гущу жизни.
– Точно, поэтому мы здесь.
Они отыскали обширное строение, известное как Фактория номер пятьдесят четыре, и в очередной раз подивились невыразительности его названия. Привязав на углу лошадей, они еще долго шли вдоль массивного фасада, пока не обнаружили дверь, в которую Фулкром громко постучал.
Изнутри сначала донеслись какие-то непонятные звуки, которые вызвали их любопытство, потом дверь приотворилась, и в образовавшейся щели показалась голова юноши.
– Чего надо? – ворчливо осведомился он. – Мы заняты.
– Инквизиция Виллирена.
– Никакой инквизиции больше нет. Да ее и раньше-то не было, так, кучка коррумпированных придурков. А отступных мы никому не платим, если вас это интересует.
– Нет-нет, – поспешно перебил его Фулкром. – Ты не понял. Нас прислал сюда командующий Латрея.
– Альбинос, что ли?
– Именно. Не знаю, как тут у вас было принято раньше, но сейчас инквизиция набирается заново, и я пришел сюда не для того, чтобы вымогать деньги.
– А зачем тогда? – Молодой человек стоял в проеме двери, совершенно загородив его, потом вдруг обернулся и крикнул кому-то: – Это инквизиция! – Потом, снова повернувшись к Фулкрому, сказал: – Извини, я тебя слушаю.
– Мне надо знать, можете ли вы мне помочь. Командующий намекнул, что вы делаете монстров. Это верно?
– Да, а что…
Его вопрос был прерван появлением молодой особы, на вид не старше двадцати-двадцати одного года, как показалось Фулкрому.
– Ой, простите, – произнесла она. – Корен, иди, я сама разберусь.
Молодой человек пожал плечами и отошел вразвалочку. Девушка улыбнулась и представилась:
– Джеза.
Снова объяснив, кто они такие, Фулкром достал из кармана сложенный в несколько раз клочок бумаги. Развернув его, протянул Джезе:
