– первопричина физического, так вот мы, святые – воины света, а те с кем мы воюем – это силы тьмы, они могут склонить человека на свою сторону и тогда все самое злое, что заложено в нем со времен появления, поднимается из глубины подсознания и застилает ему глаза. Такой человек перестает различать, где добро, а где зло, хотя некоторые из вас с рождения от природы своей злы, и как не вытягивай вас на светлую сторону – ничего не выйдет из этого. А некоторые уже с рождения знают только свет, но такое тоже бывает не часто. Обычное соотношение – это пятьдесят на пятьдесят. Так вот вселенная находится в такой стадии своего развития, что все дальнейшее ее существование зависит от того, к какой силе присоединится человек – сольется со светом, или станет продолжением тьмы, от этого выбора и наш мир, и все последующие миры зависят. Мы следим за тем, чтобы люди верную дорогу избрали, помогаем стать на правильный путь, и если мы видим, что зло активно борется за кого – то, значит, этот человек имеет для них значение, и он сам активно цепляется за зло, никакой силой его от этого не отвадить – мы его убираем, чтобы не наделал беды, но после тщательной проверки конечно. Потому, что если такая душа остается в этом мире, жди мировой катастрофы – войны, эпидемии, массовые уничтожения одних другими, это все недочеты нашей работы – не доглядели. Иногда, конечно, объект еще можно спасти, и тогда мы боремся за него до конца.
– Я идею понял, но не понял я здесь причем? Почему вы считаете, что меня убить нужно?
Бомж с сожалением посмотрел на скучающего, глаза его стали как два глубоких колодца на дне которых – скорбь. Михаилу от этого взгляда опять стало не по себе.
– Потому что вы, мой друг, воплощение зла, беспринципное, равнодушное, пустое существо, и у нас есть мнение, что вас хотят использовать в своих целях, поэтому нужно это все как-то остановить, но вот вопрос как? Ничего лучшего, чем убийство мы пока не придумали. Если бы был какой-то другой выход, то уж поверьте мне…
Лука замолчал, глядя в пространство, молчал и скучающий. В камере повисла могильная тишина, прерываемая лишь звуками, которые слышались в отдалении – это отвечал на звонки дежурный.
– Вы можете вспомнить хотя бы одного человека, которому вы помогли в своей жизни, не за что- то, а просто так?
– Вам же я помог! Вы же нуждались, я поделился с вами. И вообще сегодняшний святой это вчерашний грешник, не так ли, уважаемый Лука?
– Вот это нас и сбило с толку! – Лука поднял палец вверх.– По всем признакам вы должны были мимо пройти, я к вам прицепиться, ввязаться с вами в драку, в которой возможно и прибить вас, а вы неожиданно сделали поступок, который никто не ожидал, нас это чрезвычайно удивило, потому что ошибки случаются иногда, но они дорогого стоят! То есть если мы ошиблись…
Бомж задумался, вся его фигура выражала напряженную работу мысли. Он внимательно посмотрел на скучающего, тот глядел в ответ жалобно.
– Ну ладно, – промолвил бомж после некоторого раздумья, видимо на что-то решившись.– Нужно выбираться отсюда! Евграфий действуй!
Именно в тот момент, когда нищий произнес эти слова, что-то странное стало происходить с охранявшим их полицейским. Неожиданно для себя дежурный стал слышать тоненькие, как эхо в горах, голоса, которые наперебой твердили ему:
– Выпусти, выпусти, камера номер два, выпусти!
– Отпусти, ну отпусти же их!
– Отпускай, кому говорят, скотина пьяная!
Голоса его слегка напугали, но он принял их на счет выпитой им за обедом рюмки, и посчитал, что с пьянством нужно заканчивать, а то так и до белой горячки не далеко. Дежурный всю жизнь уж очень за свое здоровье боялся. Позже раздался пронзительный звонок – на проводе был начальник районного отделения полиции собственной персоной:
– Романюк, ты сегодня на смене?
– Так точно, я!
– Кто там у тебя сидит сейчас?
– Да бомж и мажор какой-то! Хулиганство мелкое – не поделили подаяние! – дежурный хмыкнул в трубку, радуясь своей шутке.
– Отпустить! – голос начальника стал тверже металла.
– То есть, как отпустить?
– А вот так! Вещи им все верни изъятые и на выход!
Романюк хотел было что-то возразить, но начальник уже повесил трубку. Не колеблясь, привыкший точно исполнять распоряжения начальства, и не задумываться над формальностями, он проследовал по коридору к злополучной камере номер два, в которой томились узники.
– Задержанные, на выход! – строго произнес он. Вид его был при этом сытый, сонный и ленивый, слова он растягивал до предела. Романюк никогда особо не вдавался в подробности виновности или невиновности правонарушителей. Это не входило в его компетенцию. У него были другие приземлено – житейские заботы – от него веяло домашним обедом и рюмкой дешевого коньяка выпитой после принятия съестного, которое жена собрала на дежурство. Весь мир для него остановился в точке удовольствия вызванной блаженным расслабленным состоянием и покоем, изредка прерываемым резким телефонным звонком и тогда он, пересиливая лень, брал трубку и отвечал на многочисленные сообщения, фиксировал их в журнале, а потом, после окончания дежурства, передавал этот журнал сменщику.
На выходе из отделения скучающий неожиданно повернулся к Луке.
– Ну, всего вам, надеюсь, что еще как-нибудь еще встретимся!
– Уж это обязательно, не сомневайтесь!
И скучающий повернулся и пошел прочь, не оборачиваясь и не проронив ни слова.
Долго смотрел ему вслед бомж, а над головой его в вечерних сумерках отсвечивало последними отблесками заката, уходящее солнце. Когда в конце улицы скучающий посмотрел назад, фигура бомжа все еще была на том же месте, и опять его пробрал мороз – в лучах заходящего солнца увидал он одинокую фигуру нищего, и три тени за ним, одна – бомжа, другая – тощая, уродливая тень с крючковатым носом, и третья – собаки с острой мордой на длинных лапах, причем морда была развернута в его сторону, как будто собака принюхивалась, готовясь к прыжку. Однако в физическом мире этих двоих не существовало.
На следующий день проснулся Михаил с тяжелой головой и минут пять соображал что все вчерашние события были на самом деле, а не просто приснились ему . Неотчетливым и не реальным вспоминалось лицо и фигура Луки – сразу стерлось из памяти. Как на картине современного художника, где отсутствуют четкие контуры и события представляются нагромождением светлых и темных пятен. Через время он пытался разыскать Луку, обошел
