Только увидев её, человечек ловко спрыгнул на землю и встряхнул фонарём, разжигая его поярче.
– Ну, работа моя закончена. Пошёл я, пожалуй… – сказал он. И, потоптавшись на месте, добавил: – Хотя, если подумать, то, первое яблоко было не такое уж мятое…
– Забирай, – щедро предложил Джек, заглянув в арку и оценив полную, беспроглядную темноту за ней. – Составишь мне компанию ещё ненадолго?
– Ну, делать-то всё равно особо нечего, – как бы нехотя ответил человечек, но свободная рука у него так сама и тянулась к яблоку. – Почему бы и не пройтись вместе, и впрямь.
Маленький фонарь не особенно-то и разгонял мрак, но всё же так шагать было веселее. К счастью, подземная дорога оказалась прямой и недолгой: вскоре впереди забрезжил красноватый свет, запахло дымом, вином, жареным мясом, печёными пирожками и прочими непременными атрибутами большой ярмарки под открытым небом. Стены раздались вширь, своды – ввысь…
…и Джек, сам того не заметив, выскочил на открытое пространство.
«Стадион? – пронеслось в голове. – Нет, не то… Арена?»
Огромное поле по краю обрамлял ряд чадящих факелов; чуть выше виднелся частокол из копий, а ещё выше располагались ниши, которые, пожалуй, можно было бы назвать смотровыми ложами. Сейчас их укутывал мрак, но они, без сомнения, не пустовали: ветер доносил шепотки, тихий смех, звяканье металла, как если бы столкнулись две чаши, а ещё ароматы цветов, мёда, тёплого дерева, сырого камня, первого снега, точно все времена года явились одновременно и перемешались. А по арене – Джек про себя решил звать её так – бродили люди, десятка три или четыре, одетые по-разному. Кто-то в домашнем, кто-то – в офисном костюме, кто-то и вовсе в пледе, накинутом на плечи. Одна девушка в тоненькой розовой пижамке, состоявшей из шорт и куцей майки, стояла сгорбившись и обхватив себя руками за плечи; похоже, она не то замёрзла до полусмерти, не то не знала, куда деваться от смущения. Проходя мимо, Джек стащил с себя парку и набросил ей на плечи:
– Ты бери, бери, мне-то после пробежки жарко, – сказал он и улыбнулся.
Девушка – коротко остриженные светлые волосы, сердитые серые глаза, упрямо поджатые губы – кивнула в ответ, пропихивая руки в рукава, и отвернулась.
– Умеешь ты выбирать союзников, – хихикнул маленький человечек, когда они отошли подальше. – Никакой благодарности!
– Тем же и лучше – раз благодарности нет, значит, мы и не должны ничего друг другу, как встретились, так и разбежались, – отшутился Джек, оглядываясь по сторонам. Ему померещился в толпе давешний скрипач, но стоило отвести взгляд, как он пропал. – Ты говорил, что твой хозяин отбирает с полсотни игроков, но сейчас тут явно меньше людей.
– Значит, не все пришли, – передёрнул острыми плечиками коротышка. И ущипнул его за ногу. – Ты куда чешешь? Встань спокойно и стой, а то мало ли кому на глаза попадёшься!
– Это, например, кому?
Человечек не ответил; Джек, тем не менее, внял совету и притулился у края арены, поближе к факелам, тем более что там было теплее.
А люди и впрямь продолжали прибывать.
Кто-то выглядел смутно знакомым, словно его приходилось уже мельком видеть где-то на улице; рядом с некоторыми вышагивали странные существа, видимо, проводники, другие явились поодиночке. В большинстве своём игроки растерянно озирались по сторонам, но некоторые, как, например, старик в клетчатом спортивном костюме, выглядели уверенными, словно знали наверняка, куда попали… Когда из-под каменной арки вынырнул очередной гость, верней, гостья, щуплая женщина в канареечно-жёлтом пуховике, и в то же мгновение со всех сторон грянули трубы.
– Все в сборе! – раздался зычный голос, гулкий и одновременно трескучий, как будто огонь, гудящий в печи. – Да начнутся игры!
И тут же вспыхнули новые факелы, вокруг лож и выше их, наконец подсвечивая тех, кто всё это время наблюдал из темноты. И, когда Джек наконец разглядел их, то ему стало не по себе.
Все они выглядели как люди – почти, но людьми определённо не были.
С чётким ощущением, что его вот-вот сожрут, Джек замер, застыл, пытаясь слиться с вытоптанной травой на арене, теперь уже без подсказок и намёков от проводника. Это был даже не усвоенный рефлекс, а словно бы нечто более глубинное, едва ли не врождённое. Ощущение колоссальной силы и опасности, исходившее от тех, кто сидел на трибунах, припекало, как невидимое солнце; на висках выступала испарина, а колени слабели.
«Пожалуй, стоило хорошенько подумать, прежде чем садиться на поезд в никуда», – пронеслось в голове.
Но отступать уже было некогда.
Оставалось таиться до поры до времени, внимательно смотреть по сторонам… и слушать.
Глава 3. ЩЕДРЫЕ ДАРЫ
Хозяина этих мест Джек распознал сразу – на него точно были направлены невидимые прожекторы.
«Так вот какой ты, Великий Неблагой из Эн Ро Гримм».
В горле резко пересохло.
Он был отменного роста – на полторы головы повыше немаленького Джека, плечистый, статный. Всё в нём казалось чрезмерным, словно бы внутренняя сила не могла удержаться в тесных рамках физической оболочки: глаза пылали огнём, блестящие волосы цвета венозной крови, жёсткие, как проволока, топорщились в разные стороны, ногти на руках напоминали, скорее, звериные когти. Он был облачён в красное и серое, точно сквозь пепел и золу просвечивали тлеющие уголья, а голову его венчала корона из костей, истлевших листьев и чёрных сухих ягод.
Смотрел же он так, точно всё, на что падал его взор, принадлежало ему по праву.
– Настал наконец час, когда отворились двери, прежде запертые, и то, что было разобщено, стало единым, – произнёс Великий Неблагой. Голос у него оказался низким, вкрадчивым, и пробирал до самого нутра; пока он звучал, на душе становилось всё тяжелее, точно ясное небо заволакивал смрадный дым. – Тридцать долгих лет Война Железа опустошала мир, тридцать долгих лет была закрыта дорога в человечьи земли, да и потом, надо признать, пробиться было нелегко. Но вода точит камень! Полвека тому назад я впервые сумел вернуться – и узнал с удивлением, что люди позабыли обо мне; обо всех нас. Мои владения опутаны железом – на земле, под землёй, над землёй, и шагу нынче не ступить, чтобы не обжечься! И всё же люди остались прежними. Они алчные, трусливые, подлые; их сердца черны и полны зависти. Но даже и во зле не знают они чистоты, и страсти свои укрощают, чтобы казаться благопристойнее. Потому-то так и забавно наблюдать за ними; потому-то легче лёгкого их подловить…
Договорить он не сумел.
Некто, проявляя вопиющее неуважение к хозяину, рассмеялся – легко и беспечно.
– Сколько бы времени ни прошло, а ты не меняешься, недруг мой, – произнёс другой голос, на удивление, хорошо знакомый Джеку. – Горд, заносчив и дальше своего носа не видишь. Люди все разные: иные дурны, а иные диво как хороши, смотреть – и не насмотреться. Уж кому знать, как не мне!
Первые ощущения не обманули: это был давешний бродяга с ярмарки, с которым Джеку довелось разделить трапезу. Но как он переменился! Лицо у него стало чистое, светлое; глаза сияли ясной зеленью, как молодая майская листва. Грязные лохмотья исчезли: теперь он был одет с королевской роскошью, в летящие шелка и бархат всех оттенков красного, и красными были его волосы, длинные, с лёгкой волной, на концах выцветающие до медной рыжины. А в волосах горел золотой венец, точно бы сплетённый из тончайших веточек ясеня, дуба и орешника; пальцы были унизаны кольцами, ворот рубахи же скрепляли два цветка чертополоха вместо броши. На плечах у него лежал плащ с глубоким капюшоном, очень длинный и широкий, сделанный из какого-то изумительного меха, блестящего, необыкновенно пышного, с алым отливом.
Одной рукой бродяга держал кубок с вином, таким густым и ароматным, что запах его долетал даже до арены; другой – мерно поглаживал по голове между ушей крупного чернобурого лиса, прикорнувшего у его коленей.
