– Гляди-ка, монстр! – завопил он. – Страшный-престра-а-а-ашный!
Силясь овладеть собой, я уставился на существо, которое он зажал в кулаке.
Белый мышонок.
Маленький белый мышонок.
Эмми с Анни за спиной Адама сотрясались от смеха.
Даже Алекс смеялась. Тоже мне друг!
– Зэкки, кажется, тебе действительно повсюду мерещатся монстры! – воскликнула Анни. – Даже в таких крохотных беленьких созданиях.
Они опять покатились со смеху.
– А какой танец дикарей он исполнил! – Адам сымитировал мою безумную пляску. Он хлопал себя по голове и шее и остервенело топал…
– Здорово! – заявили хором Эмми с Анни. И снова захохотали.
Алекс перестала смеяться и подошла ко мне. Она что-то стряхнула с моего плеча.
– Шерсть от мышки, – пробормотала она. Потом она повернулась ко всем остальным.
– Хватит подкалывать Зэкки, – сказала она. – Когда-нибудь он станет знаменитым автором ужастиков.
– Когда-нибудь он станет знаменитым пугливым цыпленком! – воскликнула Анни.
Эмми закудахтала и задвигала локтями как крыльями.
– Вы не поверите! Известный автор ужастиков боится мышей! – прокричал Адам.
Эмми с Анни сочли это за очень удачную шутку. Их рыжие гривы колыхались от хохота.
Вдруг Эмми посмотрела на часы и ойкнула:
– Мы и вправду опоздали!
Сестрицы круто развернулись и понеслись по коридору. Адам сунул мышь в карман и поспешил следом.
Я встал на колени, чтобы достать книги со дна шкафчика. Я был настороже. Где гарантия, что там больше нет мышей?
Алекс стояла рядом.
– Тебе помочь? – тихо спросила она.
– Уйди, – огрызнулся я.
– Я-то здесь при чем? – обиделась она.
– Просто уйди, – процедил я.
Я не нуждался в ее сочувствии.
Мне хотелось остаться одному.
Я ощущал себя полным ничтожеством.
Как это меня угораздило так испугаться маленьких мышек? И учудить такое на глазах у всех?
Потому что я полное ничтожество, решил я.
Я сунул книжки в рюкзак, поднялся и начал запирать шкаф.
Алекс прислонилась к стене.
– Я же просил тебя уйти, – рявкнул я снова. Она хотела что-то ответить, но в это время из-за угла появился мистер Конклин, наш директор.
Мистер Конклин – длинный и тощий, как спичка. Лицо у него узкое и красное, а по бокам торчат большие уши, точно ручки у кастрюли. Говорит он очень быстро. Ходить спокойно не умет – всегда несется сломя голову. Кажется, что он передвигается не в одном, а сразу в восьми направлениях.
Директор смерил взглядом сначала Алекс, затем меня.
– Кто выпустил мышей из лаборантской? – спросил он скороговоркой.
– О-они оказались в шкафчике Зэкки… – начала оправдываться Алекс.
Не дослушав ее объяснения, мистер Конклин перевел сузившиеся глаза на меня. Лицо его еще больше покраснело.
– Зэкки, я жду тебя в своем кабинете, – распорядился он. – Прямо сейчас.
За ужином я молчал.
Я все раздумывал, надо ли рассказывать родителям о своих школьных злоключениях. И решил ничего не говорить.
Мне вовсе не хотелось, чтобы они тоже потешались надо мной.
И я не горел желанием отвечать на тысячу вопросов по поводу того, что мне сказал мистер Конклин.
На самом деле он оказался вполне нормальным. Он просто любезно попросил меня не держать живых существ в шкафчике.
После ужина мы с папой загружали посудомоечную машину и убирали тарелки. Я вытирал со стола, когда на пороге возникла Алекс.
– Как дела? – спросила она. – А мистер Конклин…
Я закрыл ей рот рукой, чтобы она не проговорилась.
Я видел, что мама с папой смотрят на нас из соседней комнаты.
– Что случилось с мистером Конклином? – спросила мама.
– Все нормально, – ответил я. Я потащил Алекс в кабинет.
– Ну? Так как дела? – повторила она свой вопрос.
– Как дела? – передразнил я. – Как дела? И ты еще спрашиваешь «как дела?».
Алекс что-то промямлила.
– Дела идут ужасно, – продолжал я на повышенных тонах. – Сегодня самый черный день в моей жизни. Ребята смеялись надо мной весь день. Куда бы я ни пошел, все семенили за мной, как мыши, и противно пищали.
Алекс подавила улыбку.
– Даже не знаю, почему я утром так попался, – продолжал я. – Это глупо. Я…
– Это была шутка, – прервала меня Алекс. – Не бери в голову.
– Легко тебе говорить, – проворчал я. – Не по тебе же бегала сотня отвратительных грызунов. И не тебе исцарапали всю спину.
– Сотня? – Брови у Алекс поползли наверх. – А как насчет одного?
– Казалось, их там не меньше сотни, – промямлил я. Я решил сменить тему. – Смотри, – сказал я.
Я подошел к столу. После школы я часа три просидел за работой. Я поднял стопку листков.
– Что это? – спросила Алекс и встала рядом.
– Новый вариант истории про Кома-Пожирателя, – ответил я и помахал исписанными от руки листками. – Теперь она куда страшнее.
Алекс взяла листки из моих рук и пробежалась по ним глазами. Потом недоуменно уставилась на меня:
– Ты не печатал ее на старой машинке?
– Конечно, нет. Я всегда сначала пишу черновик от руки. Я печатаю лишь после того, как доведу рассказ до ума.
Я взял со стола ручку.
– Я пользовался этой старой ручкой, которую дала мне хозяйка лавки, – сообщил я Алекс. – Классная штучка. И пишет мягко. До сих пор в голове не укладывается, что мне ее так запросто подарили!
Алекс рассмеялась.
– Ты такой странный, Зэкки. И почему тебя так волнуют всякие ручки и машинки? – Помолчав, она добавила: – Хотя, по-моему, это здорово!
Я просмотрел рассказ.
– Теперь можно и печатать, – сказал я. – Мне не терпится сесть за эту старую машинку!
Я повел Алекс в свою комнату. Но на полпути к письменному столу застыл как вкопанный. И ойкнул от изумления.
Пишущая машинка исчезла.
Мы с Алекс рты разинули при виде пустого места на столе. Алекс нацепила на нос очки и огляделась по сторонам.
– Она пропала, – растерянно пробормотал я. У меня подкосились колени. Я даже прислонился к шкафу, чтобы не упасть.
– Странно. – Алекс покачала головой. – А ты уверен…
– Как сквозь землю провалилась! – прервал я ее. – Глазам своим не верю! Как? Как машинка могла исчезнуть?
– Что могло исчезнуть? – послышался голос возле двери.
Я повернулся: в комнату входил папа. В руках у него была машинка.
– Папа, зачем… – Я не договорил.
Он поставил машинку на стол. Откинул со лба прядь волос и улыбнулся.
– Я почистил ее для тебя, Зэкки, – объяснил папа. – И вставил новую ленту. – Он вытер ладонью пот со лба. – Сейчас ленты уже редкость, – добавил он. – Никто больше не пользуется машинками.
