провел пятерней по волосам и взглянул на племянника. И в его глазах не было злости или осуждения, которые Энтони ожидал встретить. Такого вообще никогда не случалось.
Альбедо целиком и полностью поддерживал своего племянника во всем. И всегда хотел его защитить. Энтони это отлично понимал.
«Это происходит и сейчас. Он ничего не говорил мне, чтобы… защитить меня».
Это единственный верный и неоспоримый вывод, который Энтони мог сделать.
— Объясните же! — вопросы без ответа не давали ему покоя. — Что это все значит? О чем говорила Кама? Сказка. Я чувствую, что она что-то значит. Черная Сова, Смерть в белом, розовый зонтик, рыба… кто они все такие? Скажите же! Дядя, я же вижу, что тебе что-то известно. И вам, Элен, тоже. Я запутался. Я рассказал тебе все, что знаю сам.
Кроме одного…
— Кто надоумил тебя отправиться на Крапивный Утес? — спокойно задал новый вопрос Альбедо.
И Энтони словно язык проглотил.
Он не хотел выдавать нового друга, не хотел, чтобы дядя злился на доктора. Скальд помог ему. Они вместе с Айс… они…
— Энтони Эрнандес.
Снова этот тон. Снова это обращение.
— Я же не дурак, мальчик мой. Я понимаю, что ты не сам задумал подняться на Утес именно сегодня. Тебя кто-то надоумил. Скажи мне. Я не буду злиться. Обещаю. Я просто не хочу слышать то, чего не хочу слышать. Понимаешь?
«Нет… не понимаю. Чего он не хочет слышать? А если он не хочет слышать про Скальда?».
— Энтони, — Элен обратилась к нему, — ты должен ответить своему дяде. Это важно. Мы не будем сердиться на тебя. Правда.
«Да не на меня! На Скальда!».
— Так, кто же он, Энтони? Скажи.
И он сдался под таким натиском:
— Доктор Скальд.
Энтони внимательно наблюдал за реакцией дяди. Кажется, все не так плохо. Глаза Альбедо не выдали чувств. Никакой злости. Только сильная обеспокоенность.
— Что ж, могло быть и хуже.
— Да уж, — выдохнула Элен с облегчением, — едва не попались…
А потом зазвенели колокольчики. Подул сильный ветер, и на пороге «Глубоководья» появились трое: Матео, Беатрис и Хоакин Мартинес.
— О, господи боже! — воскликнул Альбедо, увидев израненного друга. — Хоакин! Как тебя угораздило? Принесу бинты. И закройте дверь плотно! Сейчас как начнется…
Альбедо быстро вскочил и убежал в кладовую за аптечкой.
— Что это с вами, мистер Мартинес? — ужаснулся Энтони.
Но Хоакин оказался не в силах говорить.
— Дельфин выбрался из аквариума и напал на него, — объяснила Беатрис, — он разбил стекло… мне самой в это не верится! И мистер Мартинес… застрелил его.
— Теперь он мертв, Энтони, — добавил Матео, — тот мерзкий дельфин.
«Мертв… вот оно как».
Хоакин поднял усталый взгляд и увидел того, кого явно не ждал увидеть.
— Элеонора ван Касл…
— Хоакин Мартинес!
Элен смотрела на него, как на человека, которого знала всю жизнь.
— Что? — удивился Матео. — Вы знакомы?
Двое посмеялись в ответ. Элеонора ван Касл обняла Хоакина Мартинеса, но сделала это аккуратно, чтобы не надавить на раны.
— Приятный сюрприз, Элен. Не думал, что ты так быстро приедешь.
— Как только Альбедо позвонил, я сразу поспешила закончить все свои дела и приехать. Явилась по первому же зову, как в давние времена.
— Рад снова встретить тебя. Надо же… семь лет прошло, а ты все также прекрасна.
— Не могу сказать про тебя того же. Видок… словно только что вылез из адской бойни.
— Можно сказать и так!
— Столько лет прошло, а какие-то вещи совсем не меняются.
Альбедо вернулся с аптечкой и подозвал Хоакина к себе. Мартинес уселся на стул и предоставил себя лекарю.
— Приятно видеть нас снова вместе, — Альбедо открыл аптечку и достал из нее бинты, перекись и йод, — как будто и не было этих семи лет.
— Подумать только, что Печати снова в сборе, — тепло улыбнулся Мартинес.
— Печати? — переспросил Матео. — О чем это вы?
Трое взрослых уставились на троицу ребят, прибывавших в полном замешательстве. Они ничего не понимали, и Энтони задал свой главный вопрос:
— Дядя, кто вы такие?
И за стенами «Глубоководья» раздался гром.
— Папа.
Голос мальчика разносился эхом во тьме.
— Папочка.
Казалось, что голос двигался. Кружился вокруг него.
— Папуля.
Снова и снова.
— Папа.
Тело пронзила жгучая боль.
— Папочка!
Голова раскалывалась на осколки.
— Ты будешь искать меня?
Сознание брело в бесконечном тумане.
— Ты же найдешь меня?
Он отчаянно тянулся к жизни. К свету.
Но света нет.
— Вот он я! Прямо здесь! Поймай меня!
Голос… такой знакомый. Такой близкий. Такой родной.
— А почему ты так висишь? Так странно… и руки твои… в крови…
Голос начал угасать.
И он помчался за ним во мрак.
Только бы голос не исчез…
Пусть он будет рядом! Рядом всегда!
— Нат! — он закричал.
— Папа?
— Натаниэль! Где ты?
— Я здесь, папочка. Я всегда рядом. Просто ты… не замечаешь меня.
«Не замечаю…».
— Мы еще поиграем! Обязательно поиграем, папочка. Мама… ждет меня.
«Силиста. Она мертва».
И Скальд открывает глаза.
Он видит ее перед собой. Силиста. Это их дом. За окном шумит Сапфировое море. В комнате светло и уютно.
— Силиста…
Она сидит на кресле и гладит большой живот. Силиста улыбается и протягивает ему руку.
— Скальд, иди ко мне. Потрогай.
Он идет. И каждый шаг дается ему легко, словно он летит по воздуху. Скальд подходит к своей жене, присаживается у кресла на ковер и кладет ладонь на ее живот.
— Чувствуешь?
«Пока нет…».
— Ощущаешь его?
И он почувствовал легкий толчок. А потом еще раз. И еще раз.
— Да, Силиста. Я его чувствую.
— Наш маленький Нат. Наш Натаниэль. Ты рад, Скальд?
На его щеках проступают слезы.
— Да, Силиста. Очень. Но почему… почему я не чувствую счастья?
Она наклоняется к нему ближе. Он смотрит в ее большие голубые глаза. Силиста заправляет непослушный светлый локон за ухо. И целует его в губы.
Скальд растворяется в поцелуе.
Его руки тянутся к ней.
Он обнимает ее.
Снова открывает глаза — и вот он уже кружит Силисту в свадебном платье.
— Ты прекрасна. Ты знаешь это?
Она звонко смеется, запрокидывая голову назад. У нее длинная и тонкая шея. Нежная кожа.
Скальд прикасается лицом к ее шее и вдыхает ее запах, сводящий с ума.
— Скальд! Скальд, прекрати! На нас же смотрят.
— А мне плевать. Пусть смотрят.
Вокруг стояли гости, но Скальд их не замечал. В воздухе летали белые лепестки роз. Лучи солнца заливали все вокруг.
Но для него существовала только она одна. Только Силиста. И весь мир ему