— Не обижайтесь на меня, — мягко попросил Каррас.
— Эта солома вас когда-нибудь погубит.
Он пошелестел целлофановой оберткой.
— Мы имеем в своем распоряжении и признаки, которые Церковь сочтет вполне убедительными. Во-первых, девочка явно говорит на каком-то странном языке. Мне предстоит еще поработать с пленками, так что спешить с этим не будем. Во-вторых, ясновидение. Впрочем, сегодня каждый кому не лень толкует о телепатии да ЭСП[20], так что вряд ли мы поразим тут чье-то воображение.
— Вы действительно верите во всю эту чепуху?
Каррас очень внимательно взглянул Крис в глаза, понял, что она не шутит, и продолжал:
— Недостает третьего: демонстрации способностей, заведомо не соответствующих возрасту и природным данным. Это ключевой пункт. Вот тут бы не помешало нам что-нибудь этакое… оккультное.
— Грохот в стене?
— Сам по себе ни о чем еще не говорит.
— Прыжки на кровати?
— Недостаточно.
— Ну ладно. А эти штуки у нее на коже?
— Какие штуки?
— Я вам не рассказывала?
— О чем?
— Это произошло в клинике. У нее стали вдруг появляться… — Крис прочертила что-то пальцем у груди. — Такие письмена… только не письмена, а буквы. Они возникали на коже, а потом исчезали. Вот так.
Каррас задумался.
— Только буквы, значит? — спросил он. — Не слова?
— Нет. Дважды возникала буква “М”, один раз — “Л”.
— Вы сами это видели?
— Нет, мне рассказали врачи из клиники. Да вы и сами обо всем этом прочтете в их записях. Я вас не обманываю.
— Не сомневаюсь. Но опять-таки, явление это вполне естественное.
— Где же это, в Трансильвании? — Крис воззрилась на него в изумлении.
— Почему же, сообщения о таких вещах появлялись в научных журналах, — очень серьезно ответил Каррас. — Один тюремный психиатр, например, рассказывает о своем пациенте-заключенном, умудрявшемся впадать в такой транс, при котором на теле у него проступали все знаки Зодиака. При этом кожа на самой линии рисунка как бы приподнималась и наливалась кровью.
— Да, чудесами, я гляжу, вас не проймешь.
— Известен и такой эксперимент, — мягко продолжал он. — Загипнотизированному объекту сделали на каждой руке по надрезу, заранее внушив, что на правой руке рана кровоточить не будет. Так и произошло: мозг остановил кровь именно в указанном месте. Каким образом, сказать трудно, но подобные вещи происходят, и это факт. Стигмат — так называется феномен, при котором подсознание принимает на себя функцию контроля за кровообращением и “рисует” на коже знаки, увеличивая приток крови к воображаемым линиям будущей “картины”. Явление загадочное, но сверхъестественным его никак не назовешь.
— Сами вы, святой отец, явление загадочное.
— Ну хорошо, может быть, вас убедит в чем-то такой факт. Церковь — заметьте, сама Церковь, не кто-нибудь, — выпустила однажды специальное предупреждение для экзорсистов, в котором указывалось, что подавляющему большинству так называемых “одержимых”, цитирую, “требуется не столько священник, сколько хороший врач”. Угадайте, в каком году оно было опубликовано?
— В каком?
— В тысяча пятьсот восемьдесят третьем.
— Ничего себе, — удивленно протянула Крис и задумалась. Священник поднялся со стула.
— С окончательными выводами давайте все-таки повременим, по крайней мере, до тех пор, пока не придут бумаги из клиники. — Она молча кивнула. — А я займусь пока что пленками: выпишу фрагменты, отнесу в Институт языков и лингвистики. Вдруг они действительно распознают какой-нибудь язык в этой абракадабре? Сомневаюсь, конечно, но все может быть. И потом, структурный анализ… Не будем забегать вперед, но все-таки, если рисунок в обоих случаях окажется одинаковым, значит, ни о какой одержимости не может быть и речи.
— И что тогда? — спросила Крис. Он заглянул ей в глаза и поразился тому, что увидел. “Подумать только, боится — и чего! — что ее дочь, возможно, не одержима!..” Но Дэннингс, Дэннингс…
Тут что-то было не так.
— Не хотелось бы просить вас, и все-таки: может быть, одолжите мне ненадолго свою машину?
— Ненадолго я одолжу вам и собственную жизнь, — уныло усмехнулась она, глядя в пол. — К четвергу только верните — вдруг пригодится.
С болью в сердце Каррас глядел на эту беззащитную, понурую женщину. Как бы хотел он сейчас взять ее за руку, попытаться утешить, пообещать, что все будет хорошо… Но имел ли он на это право?
— Подождите, сейчас принесу ключи… — Она растворилась в пространстве тихо и незаметно, будто одинокая, случайная молитва, произнесенная безо всякой надежды и цели.
Взяв ключи, Каррас вернулся к себе, оставил в комнате магнитофон и, прихватив пленку с записью голоса Риган, направился через дорогу к автомобилю, стоявшему у обочины. Он садился уже за руль, когда с крыльца вдруг донесся крик:
— Отец Каррас! — Карл бежал к нему, размахивая рукой и на ходу натягивая пиджак. — Отец Каррас, одну секунду! Вы куда едете? — Он добежал наконец и сунул голову в заднее окошко.
— На кольцевую Дю Понт.
— О, прекрасно! Подбросите, святой отец?
— С удовольствием. Садитесь.
— Благодарю вас, — закивал швейцарец. Священник завел мотор.
— И правильно сделали, что решили выбраться.
— О да, иду на фильм. Хороший фильм.
Каррас выжал сцепление. Некоторое время они ехали, думая каждый о своем. “Одержимость? Не может быть… Но святая вода…”
— Скажите, Карл, вы ведь неплохо знали мистера Дэннингса?
Несколько секунд тот глядел прямо перед собой, затем неохотно кивнул.
— Да. Я его знал.
— Когда Риган… когда она превращается в Дэннингса, не возникает ли у вас ощущения, будто… перед вами он сам?
Наступила долгая пауза.
— Да. Возникает, — прозвучал наконец сухой, безжизненный ответ.
Каррас почувствовал, будто какая-то пружина начинает сжиматься у него внутри. Больше они не говорили. Выехав на Кольцо, автомобиль остановился у светофора.
— Сойду здесь, отец Каррас. — Карл открыл дверцу. — Пересяду на автобус. — Он выбрался из машины и тут же сунул голову в окошко. — Большое спасибо, святой отец. Очень вам благодарен. Спасибо.
Карл постоял на островке безопасности, подождал, пока сменятся огни светофора. Улыбнулся и помахал отъезжающему автомобилю, подождал, пока он не свернул за угол у самого начала Массачусетс-авеню. Затем повернулся, подбежал к остановке, вскочил в автобус. Он сделал пересадку, доехал до остановки в северо-восточном жилом районе и зашагал к запущенному, полуразрушенному дому.
