Сережа громко плакал, мешал Виктору, больно щипал его.
— Потерпи, мой хороший, — прошептал Боков, с трудом передвигая израненные ноги.
Он боялся, что они задохнутся, прежде чем найдут выход из нескончаемого лабиринта. Лаз был обнаружен через несколько минут, но Виктору показалось, что прошла вечность. У ступенек стоял Дантист.
— Тут яма, — крикнул он. — Осторожно. Давай помогу.
— Я сам.
Байкер пожал плечами, развернулся и стал карабкаться наверх.
Виктор вгляделся в лицо сына. Мальчик умолк и испуганно смотрел на незнакомого мужчину.
— Не плачь, — выдавил Виктор, миновал яму и остановился рядом со ступеньками, чтобы передохнуть.
Когда он начал подниматься, щиколотку его левой ноги вдруг что-то сжало.
— Дядя Витя!
Боков взвыл от бешенства. Ребенок вздрогнул от испуга и вновь заплакал. Виктор поставил кувшин на пол и повернулся к Живодеру.
— Простите меня, — выдавил старик. — У нее в подсобке стояли баллоны с газом. Их много, и у всех я открыл краны. У меня есть спички. Мила хранила их на кухне. Они не отсырели, я проверял. Вы можете убить меня, но это ничего не изменит. Я сам давно хочу уйти. Я устал. Еще раз простите и прощайте. — Артур отодвинулся назад.
Боков бросил последний взгляд на удаляющуюся фигурку, грязный осколок никчемной жизни.
Потом он опустился перед кувшином и сказал:
— Сережка!
Мальчик утих, с удивлением глядя на Виктора.
— Я покажу тебе солнце.
Катя, Дантист и Гаучо ждали его. Оборванные, грязные и окровавленные, они взирали, как Виктор, спотыкаясь, нес громадный нелепый кувшин, из которого торчала детская голова и странные клешни. Ребенок щурился от света, удивленно крутил головой, а Виктор беззвучно плакал, яростно кусая губы, и без того изгрызенные.
Взрыв грохнул через шесть минут после того, как они вышли на тропу.
Спустя десять месяцев
Народу в придорожном кафе почти не было. Лишь два дальнобойщика не спеша доедали котлеты с жареным картофелем, шумно запивая все это кефиром.
— Ты не знаешь, зачем он позвал нас сюда? — спросила Катя.
Виктор покачал головой. Он был одет в светлые джинсы и легкую тенниску. Лицо ровное и спокойное, лишь на висках прибавилось седины. Несмотря на густые волосы, на черепе просвечивал громадный шрам.
— Если он не приедет в течение пяти минут, то я уеду, — сказал он.
— Дантист пунктуален, — проговорила Катя, пытаясь защитить байкера.
— Не сомневаюсь.
Катя видела, что Виктор напряжен и мало расположен к беседе. Она все порывалась спросить его о том самом мальчике, которого семь лет прятала в своем подземелье Мила, но уловила жесткий взгляд и решила, что сейчас это будет неуместно.
— Виктор, я понимаю, что это прозвучит глупо, но вы всегда можете позвонить мне. Я, конечно, не помогу вам грузить мебель. Но в моем лице вы всегда найдете внимательного слушателя.
— Это намек на свидание? — пошутил Виктор, и Катя засмеялась.
— Вы просто преображаетесь, когда на вашем лице улыбка, — сказала она.
На дороге послышался утробный рокот, нарастающий с каждой секундой.
— Вот и они, — произнесла Катя, приникнув к окну.
Вскоре к стоянке ресторана подъехали три десятка мотоциклов. Девушка сразу узнала Дантиста. Байкер ничуть не изменился — все та же седина, слегка утомленное худое лицо с трехдневной щетиной и неизменная брешь в зубах. Он снял черную каску, повесил ее на руль мотоцикла и зашагал к кафе.
— Привет! — Дантист улыбнулся щербатым ртом, и они с Виктором обменялись крепкими рукопожатиями.
— Что-то случилось? — поинтересовался Боков. — Надеюсь, все в порядке?
— Да, — ответил байкер и добавил: — Гаучо женится. Он бросил нас, принципиальных холостяков, и повесил на свою тощую шею супружеский хомут.
— Вот это новость! — воскликнула Катя. — Где же он?
— Должен подъехать с минуты на минуту со своей благоверной.
— Я смотрю, и Эстет с вами.
— Давно уже. Раскаялся и пошел на сделку со следствием, как сказано в приговоре. Получил свою двушку условно. Собственно, к делу. Вы в числе приглашенных. Едем на природу. Угарная музыка, шашлык, осетринка на углях, ночные купания!
Катя вздохнула.
— Не получится, Рома. У меня вечером самолет.
— Ого. Куда летишь?
— Не поверишь. В Лондон.
Дантист присвистнул.
— Молодцом! Тоже замуж выходишь?
Щеки девушки порозовели.
— Пока нет, но лечу не одна. Он спортсмен, у него соревнования.
— Понятно. Виктор, надеюсь, ты нас не разочаруешь?
— Увы, — сказал тот. — Никак, дружище.
— Блин, чего вы все так обламываете?
— Дантист, ты как ребенок, ей-богу, — Боков усмехнулся. — О таких вещах сообщают заранее. К тому же стар я уже для ночных купаний.
— Сын?.. — неожиданно спросил Дантист, но Виктор ничуть не смутился.
— Да. Как сам-то? — стараясь сменить тему, задал он вопрос. — Гляжу, ты не изменился. Разве что космы поседели. Но и я от тебя не отстаю.
— Да уж, старею, — рассеянно ответил Дантист.
— Рома, тебя бы подстричь, побрить, зубы вставить, и ты королем станешь. Когда взрослеть начнешь? — Катя отодвинула в сторону пустой стакан.
— А я и так король. Мои владения называются «Берлога».
— Я вижу, тебя президентом клуба избрали? — спросила девушка, глядя на новую нашивку байкера.
— Так уж сложилось. Кстати, Гаучо у нас теперь дорожный капитан. — Он вдруг посерьезнел и сказал: — Нас менты доконали, вчера опять заявились. Никак не угомонятся.
— Что вы им сказали? — спросила Катя.
— Под дурачков косили. Мол, по лесу гуляли с Монголом, охотились на белок и увидели, как какая-то тетка под землю мешки спускает.
— Виктор, почему ее имя нигде не упоминается? — вполголоса спросила Катя. — Если слова ребят невозможно проверить, то нам-то что скрывать? Мы ведь все рассказали.
Виктор долго молчал. По всему было видно, что ему очень не хотелось возвращаться к этой теме.
— Мне было что скрывать. Если бы стало известно, что я знал, кто такая Мила, у меня возникли бы серьезные проблемы. Но я хотел все сделать сам. Тогда это решение казалось мне единственно верным. А насчет того, почему о Миле никто не говорит… да потому, что это никому не надо. Она и Артур — несопоставимые фигуры. Пришлось бы доказывать ее связь с Малышевым, кто, зачем и почему. Куда проще сделать из нее жертву. Когда я был у ее брата и вытащил его из петли, мне удалось снять несколько отпечатков. Среди них были пальцы гражданки Крещенской, шестьдесят третьего года рождения. Она отсидела семь лет за убийство двоих парней. В двадцать два года ее изнасиловали, и она зарезала их. Это было после Афганистана. Она уже тогда знала Малышева-старшего. Евгений не знал о второй жизни сестры, но кое о чем догадывался. Я даже побывал в детском саду, где она работала поварихой. До последнего не верил, но все ниточки вели к Миле. Конечно, идея со слепотой была неплохая. Кто мог заподозрить несчастную женщину, которая лишилась зрения? Следы Крещенской обрываются в Иркутске. Вместо нее появляется новый человек — Шестакова. Бедная, слепнущая повариха с поддельным паспортом. Скорее всего, ей помог Сергей Малышев. Так или иначе, но власти решили не выносить сор из избы. По официальной версии, сообщник Милы — Олег Пылаев. Да-да, Катя. Правда, следствие никак не объясняет, по какой причине она потом сварила его в котле.
— Но ведь это мерзко. — Катя выглядела ошеломленной. — Что будут люди думать о матери Олега?
— Разве это кого-то волнует? Кстати, там нашли дневник. Судя по всему, его начали вести с восемьдесят третьего года. Он был разлинован, как таблица. Номер по порядку, когда и кто поступил, фамилия, имя, год рождения, в результате чего умер. Иногда они вклеивали фото. Там были и наши имена. Мое и твое, Катя. Правда, без фотографий. Мила не успела наклеить. Место было выбрано идеально. Наши власти просто забыли о том, что при военном пансионате строились защитные сооружения. Конечно, после разрушения там исчезли свет и водоснабжение, но Малышев и Мила нашли выход. Они провели кабель к железнодорожному полотну. Это одноколейка, по ней только товарные поезда ходят, поэтому какой-либо станции и людей поблизости нет. Воду брали из подземной речки. Провели трубы, соорудили краны, поставили фильтры. У них работала система вентиляции. В этих лабиринтах было все, кроме солнца.
— А что с ребенком? — все же осмелилась спросить Катя, оторвавшись от окна. — С вашим мальчиком?
— Уже лучше, — суховато ответил Виктор. — Правда, предстоят серьезные операции. В общем, дел хватает.
Возникла неловкая пауза, которую нарушил Дантист:
— А вот и Гаучо.
«Барс» вошел в кафе вместе с рыжеволосой стройной девушкой в кожаных джинсах.
— Вы даже внешне похожи, — поздоровавшись с ними, заметил Виктор.
