и позволила священнику заключить себя в объятия, хотя слезы, которые, как она думала, вот-вот прольются, так и не появились.
Капитан упал, его голова запрокинулась, а из открытого горла в реку потекла кровь. Томас некоторое время наблюдал за этим, затем вытер меч.
— Я же просила тебя этого не делать, — сказала девочка, но на ее лице отразилось облегчение от того, что этот ужасный человек умер.
— Мы за это заплатим, — сказала она.
— Я готов, — ответил Томас.
— А я нет, — сказала она и посмотрела на воду. Томас скатил обмякшее тело капитана с плота, и оно пошло ко дну, как будто его потянуло вниз.
Гребаная рука!
Плот отнесло в сторону, в темноту.
Когда небо стало достаточно светлым для работы, которую предстояло выполнить, Гийом склонил голову и позволил Томасу его зашить. Томас просидел с Гийомом последние часы темноты, прижимая к ране запасную рубашку капитана, в то время как здоровяк дрожал и ругался. Костяная игла и бечевка также были найдены в сундуке капитана.
Гийом был сильным, и он выжил.
На какое-то время.
ДВАДЦАТЬ-ТРИ
Об Острове Мертвых
Поначалу рыцарю и священнику было нелегко управлять плотом, но солдат объяснил им, что делать, пока он не окрепнет настолько, что сможет сам взяться за весло. На второй день после сражения они с Томасом напрягали все свои силы, управляя плотом рулевыми веслами, толкая его вперед чуть быстрее течения, рассказывая истории и обмениваясь шутками.
— Чем ты собираешься заняться? — спросил Томас.
— Продолжу путь в Авиньон. Запишусь в новый крестовый поход.
Лицо Томаса омрачилось при воспоминании о рыцаре и его свите, которые проехали мимо них недалеко от Осера.
Дьявол и сонм мертвецов
— Ну и рожу ты скорчил. Тебе не нравится мысль о том, что Иерусалим снова будет в руках христиан? Возможно, это как раз то, что нужно, чтобы утолить гнев Божий на нас.
— Что касается этого, — сказал Томас. — Что такого мы сделали, что Бог так разгневался на нас? Что такого мы сделали, чего не делали наши отцы и деды?
— Они тоже были наказаны. В тот год, когда я родился, из-за голода у моей матери чуть не пересохло молоко.
— Не может быть, чтобы все было так плохо; посмотри, какой ты большой.
Но все было очень плохо, и Томас хорошо это помнил; почти пять лет, когда он был сначала пажом, а затем оруженосцем, урожай тонул под дождем, а животные гибли от мора; с виселицы исчез повешенный, и все знали, что фермеры на окраине города его съели. Только доброта сеньора Томаса удержала его семью от таких отчаянных мер.
Отец Матье подошел ближе, ожидая возможности присоединиться к разговору. Девочка ела соленую рыбу и смотрела на воду.
— У нас тоже сейчас голод, — возразил Томас, — вдобавок к войне и эпидемии. Неужели мы настолько грешные, что заслуживаем всего этого?
— Ну, вы, может быть, и не грешные, но я достаточно нагрешил за нас обоих.
— Если бы ты был грешником, я был бы в реке. Все мы были бы в реке. Ты хороший человек, Гийом.
— Это не было добротой. Это было товарищество.
— Боевое товарищество, — сказал священник.
— Товарищества будет достаточно, — сказал Гийом, кивая головой священнику, как бы говоря Ты можешь ему верить? Тут Томасу стало смешно, и он рассмеялся, глядя не на священника, а на Гийома.
Священник тоже засмеялся.
— Что? — спросил большерукий мужчина.
— Я должен подровнять последний стежок, — сказал Томас. — Когда ты дернул головой, он встал торчком. Ты похож на кислое яблоко с маленьким стеблем.
Его лицо покраснело, хотя он улыбался.
— А ты выглядишь как...
— Как что? — спросил Томас, подначивая его.
— Как задница...
— Задница кого?
Солдат на мгновение задумался:
— Кого-то, позади которого я бы не хотел идти.
Даже девочка рассмеялась.
— Даже если мы грешники... — начал Томас, но солдат его перебил.
— Все люди грешники.
— А что насчет нее? — спросил Томас, указывая большим пальцем на Дельфину.
— Ну, я ее не знаю, верно? Она не выглядит испорченной, но может быть такой. Или, может быть, она станет такой позже. Все грешат. Не так ли, святой отец?
— Несомненно, — сказал отец Матье с некоторым энтузиазмом, радуясь, что мужчины перешли от военных историй о лагерях и тренировках (хотя никогда о Креси) к тому, о чем он умел говорить. — Человек рождается во грехе. И все из-за Адама.
— В основном из-за Евы, — возразил Гийом. — Так сказал нам мой священник.
Дельфина подняла глаза от воды:
— Это нечестно.
— Почему? — спросил Гийом.
— Ее соблазнило нечто более сильное, чем она сама. Адама соблазнило более слабое существо. По крайней мере, так нам говорят. Если Ева была хуже его, значит его грех больше. Нельзя иметь и то, и другое одновременно.
— Ха, — сказал священник, пытаясь придать своей риторике убедительность, но не смог найти подходящих аргументов.
— Я же говорил вам, что все порочны, — сказал солдат. — Грех девочки в том, что она идет против учения церкви.
— Разве грешный ребенок не может соблазнить мужчину? — сказал священник.
— Как и нас сейчас, — засмеялся солдат.
Девочка задумалась, рассеянно потирая ссадину на подбородке, и сказала:
— Да, может. Но как быть с ребенком, которого соблазняет грешный человек?
— Как Гийома, когда он был в поле, соблазнял дядя. Два дяди, — сказал Томас.
— Не будь таким грубым, — сказала она. — Это важно. Является ли ребенок, введенный в заблуждение мужчиной, более грешным, чем мужчина, введенный в заблуждение ребенком?
— Я должен был предупредить тебя, что ее отец был юристом, — сказал Томас.
— Разве не ты ее отец?
— Господи, нет. Я бы вытряс это из нее.
— Никогда не поздно, — сказал Гийом.
— О, боюсь, что уже поздно.
— Ты не ответил на вопрос, — сказала Дельфина.
— Я просто должен шевелить своим гребаным веслом, — сказал мужчина.
— Как и я, — поддержал его рыцарь.
— Разве мужчины, которые сквернословят во время разговора о Боге, вправе указывать на чужие грехи? — спросила девочка. И она съела свою рыбу до самого хвоста, выглядя при этом весьма довольной собой.
На исходе третьего дня после боя, уже в сумерках, они подплыли к плотине на реке. Сначала показалось, что люди соорудили ее из бревен, но, когда они оказались ближе, стало ясно, что завал состоит в основном из мертвых коров, овец и тел мужчин и женщин. В последних лучах солнца поблескивала мертвая рыба, целые груды которой лежали в плотине.
— Как, клянусь Христом, мы сможем обойти это? — спросил Томас.
Гийом покачал головой.
— Черт, что
