— Сложно?
— Очень. Но у меня есть кое-какой опыт. — Он еще выше подтянул рукава пиджака, несколько раз сжал и разжал пальцы, повернулся к клавиатуре, словно пианист, готовящийся сыграть что-то из Моцарта. Но не прикоснулся к клавишам, а искоса глянул на Джулию.
— Я постараюсь войти в их системы не напрямую, чтобы не оставлять следов. Я не собираюсь уничтожать какие-то данные или выведывать государственные секреты, поэтому, скорее всего, меня даже не заметят. Но, если кто-то меня засечет и поставит «маячок», который я не увижу или не смогу сбросить, они лишат тебя лицензии частного детектива.
— Я пожертвую собой, возьму вину на себя. У Бобби лицензия останется, так что агентство продолжит работу. Сколько тебе потребуется времени?
— Четыре или пять часов, а возможно, больше, гораздо больше. Кто-нибудь сможет принести мне в полдень ленч? Я бы предпочел поесть здесь, не отрываясь от работы.
— Конечно. Что бы ты хотел?
— Биг-мак, двойную порцию жареной картошки, ванильное мороженое.
Джулия поморщилась.
— Неужели такой продвинутый специалист по компьютерам, как ты, никогда не слышал о холестерине?
— Слышал, конечно. Но не испугался. Если мы не умираем, то холестерин меня не убьет. Только заставит меня уйти из этой жизни чуть раньше.
Арчер ван Корвайр раздвинул жалюзи и через толстое пуленепробиваемое стекло двери своего магазина в Ньюпорт-Бич подозрительно оглядел Бобби и Клинта, хотя знал, что они приедут, и ждал их. Наконец отпер дверь и впустил в магазин.
В свои пятьдесят пять лет ван Корвайр тратил много времени и денег, стремясь выглядеть моложе. Чтобы обмануть время, прибегал к дермабразии [26], подтяжкам лица, липосакции [27]. Чтобы улучшить внешние данные, сделал пластические операции носа, подбородка, щек. И парик носил высочайшего качества, который никто бы не отличил от его собственных крашеных волос, да только он сам все и портил, предпочитая прическу в стиле «помпадур». Если бы он в таком парике решил поплавать в бассейне, то его голова выглядела бы как рубка подводной лодки.
Заперев дверь на два врезных замка, он повернулся к Бобби:
— Утром я никогда никого не принимаю. Только во второй половине дня.
— Мы глубоко признательны за то, что вы сделали для нас исключение, — ответил Бобби.
Ван Корвайр многозначительно вздохнул:
— Так в чем дело?
— Мне бы хотелось, чтобы вы оценили камень, который я хочу вам показать.
— Оценил? И это все?
Он провел их через маленький, но роскошно обставленный торговый зал: лепной потолок, задрапированные замшей стены, дубовый паркетный пол, роскошный ковер, удобный диван, столики, четыре стула, стоящие вокруг стола со стеклянной поверхностью, такой толстой, что могла бы выдержать удар кувалды.
Единственный стенд с украшениями стоял по левую руку. Ван Корвайр принимал покупателей только по предварительной договоренности, а его драгоценности предназначались для очень богатых и лишенных вкуса людей, полагавших необходимым покупать ожерелье стоимостью в сто тысяч долларов, чтобы надеть его на благотворительный обед, билет на который стоил тысячу долларов, и не находивших в этом ничего странного.
Всю заднюю стену занимало зеркало, и ван Корвайр, пересекая торговый зал, с явным удовольствием смотрел на свое отражение. Не мог оторвать от него глаз, пока не прошел через дверь в мастерскую.
Бобби даже удивился, что, зачарованный собственной красотой, ювелир успел открыть дверь, а не врезался в нее. Он не любил Арчера ван Корвайра, но этот нарцисс прекрасно разбирался в украшениях и драгоценных камнях, и его знания частенько помогали в расследованиях.
Давным-давно, когда детективное агентство называлось «Дакота инвестигейшнс», а не «Дакота-и-Дакота инвестигейшнс», то есть до того, как Бобби познакомился с Джулией и она стала не только его женой, но и полноправным партнером, Бобби помог ван Корвайру вернуть большую партию необработанных алмазов, украденных любовницей. Старина Арчер хотел вернуть драгоценные камни, но не хотел, чтобы женщина оказалась за решеткой, поэтому обратился к Бобби, а не в полицию. То был первый и единственный раз, когда на памяти Бобби ван Корвайр дал слабину. В последующие годы за ним такого уже не замечалось.
Бобби выудил из кармана один из красных камней. Увидел, как широко раскрылись глаза ювелира.
Ван Корвайр уселся на высокий стул у рабочего стола и через лупу всмотрелся в необработанный камень. Клинт стоял рядом с ним. Бобби — позади, заглядывая через плечо. После лупы пришел черед микроскопа. Ван Корвайр тщательно осмотрел камень со всех сторон.
— Ну? — спросил Бобби.
Ювелир не ответил. Поднялся, раздвинув их локтями, пересел на другой высокий стул. Взвесил камень на весах.
Наконец перебрался на третий стул, который стоял перед тисками. Из ящика достал круглую коробочку, в которой на квадрате синего бархата лежали три крупных ограненных камня.
— «Мусорные» бриллианты, — пояснил он.
— А по мне очень даже красивые, — заметил Бобби.
— Слишком много дефектов.
Ван Корвайр взял один из бриллиантов и осторожно зажал в тисках. Потом ухватил щипчиками красный камень и острой кромкой принялся водить по полированной грани, надавливая со всей силой. Потом положил щипчики и красный камень на стол, взял лупу, наклонился к зажатому в тисках «мусорному» бриллианту.
— Слабая, но царапина. Алмаз режет алмаз. — Он поднял красный камень большим и указательным пальцами, уставился на него с восхищением… и жадностью. — Где вы его взяли?
— Сказать не могу, — ответил Бобби. — Так это всего лишь красный алмаз?
— Всего лишь? В мире красный алмаз — самый редкий драгоценный камень. Вы должны позволить мне продать его для вас. У меня есть клиенты, которые заплатят сколько угодно за ожерелье или подвеску с таким камнем. Этот будет слишком велик для кольца даже после окончательной огранки. Он просто огромный.
— И сколько он стоит? — полюбопытствовал Клинт.
— До огранки сказать невозможно. Но то, что миллионы, это точно.
— Миллионы? — В голосе Бобби слышалось сомнение. — Он, конечно, большой, но ведь не настолько.
Ван Корвайр наконец-то оторвался от камня и повернулся к Бобби.
— Вы не понимаете. До настоящего времени во всем мире было известно о семи красных алмазах. Этот — восьмой. А после того, как его огранят и отполируют, он станет одним из двух самых больших. Так что камень этот практически бесценный.
