Они вышли из маленького магазинчика Арчера ван Корвайра. Мимо по Тихоокеанской автостраде летели грузовики и легковушки, солнечный свет отражался от хрома и стекла. Даже не верилось, что за домами, которые стояли на другой стороне улицы, царила умиротворенность гавани Ньюпорта, где на волнах покачивались прекрасные яхты. И вот тут Бобби внезапно осознал, что вся его жизнь (и, возможно, жизнь большинства людей) более всего напоминает эту вот улицу: те же шум и суета, блеск и движение, отчаянное стремление вырваться из стада, чего-то достичь, чтобы заработать передышку, остановиться, успокоиться, тогда как все это спокойствие находится в нескольких шагах, на другой стороне улицы, и просто скрыто от глаз.
Осознание этого перекинуло мостик к новой мысли: дело Полларда — ловушка, точнее, беличье колесо, которое вращается все быстрее и быстрее, вырываясь из-под ног. Несколько секунд он постоял у открытой дверцы автомобиля, чувствуя, что попал в клетку, откуда нет выхода. В этот момент он никак не мог понять, почему, учитывая очевидную опасность, он так стремился разрешить проблемы Френка, не обращая внимания на риск. Теперь он понимал, что причины, которыми он апеллировал к Джулии и себе, сочувствие Френку, любопытство, новизна сложившейся ситуации — всего лишь оправдания, а вот с истинными мотивами он и сам еще не разобрался.
Снедаемый тревогой, он опустился на пассажирское сиденье, захлопнул дверцу, и тут же Клинт завел двигатель.
— Бобби, сколько красных алмазов в той банке? Сто?
— Больше. Как минимум двести.
— И сколько они стоят… сотни миллионов?
— Может, миллиард или больше.
Они переглянулись, какое-то время молчали. Хотя сказать хотелось многое, оба не знали, с чего начать.
Наконец заговорил Бобби:
— Но быстро превратить камни в наличные не удастся. На рынок их придется выбрасывать постепенно, малыми партиями, на протяжении многих лет, и не только для того, чтобы не сбивать цену. Большая партия станет сенсацией. Привлечет ненужное внимание, возможно, придется отвечать на вопросы, ответов на которые просто нет.
— Алмазы добывают сотни лет по всему миру и нашли только семь красных… так где же Френк насобирал целую банку?
Бобби покачал головой и промолчал.
Клинт сунул руку в карман и достал красный алмаз, размером поменьше того, который по просьбе Бобби оценивал Арчер ван Корвайр.
— Я вчера взял его домой, чтобы показать Фелине. Собирался положить в банку, когда пришел на работу, но ты сразу увел меня. Теперь, когда я знаю, что это за камень, не хочу, чтобы он находился у меня хотя бы секунду.
Бобби взял алмаз и сунул в свой карман, тот самый, где лежал другой, большего размера.
— Спасибо, Клинт.
* * *
Более неуютной комнаты, чем кабинет доктора Дайсона Манфреда в его доме в Тертл-Рок, Бобби в своей жизни не видел. Он бы предпочел вновь оказаться на полу кузова фургона, под автоматным огнем, чем сидеть среди коллекций экзотических насекомых, многоногих, с усиками-антеннами, с хитиновыми панцирями и жвалами.
То и дело периферийным зрением Бобби видел, как что-то двигалось под стеклом в одной из коробок на стене, но всякий раз, когда поворачивался, чтобы посмотреть, какое же из этих отвратительных существ пытается выползти из-под стекла, выяснялось, что его страхи безосновательны. Все эти наводящие ужас насекомые оставались недвижными, стройными рядами крепились ко дну коробок, ни одно не покидало положенного ему места. Он также мог поклясться, что слышит шуршание в ящиках многочисленных комодов, где, он это точно знал, лежали другие коробки с другими насекомыми, но в глубине души понимал, что звуки эти — плод его воображения, точно так же, как движения, улавливаемые краем глаза.
И хотя Бобби знал, что Клинт — прирожденный стоик, его поражала легкость, с которой тот выдерживал антураж кабинета Манфреда, от которого у него по коже бежали мурашки. Такого сотрудника не следовало терять ни при каких обстоятельствах. Он решил прямо сегодня значительно повысить Клинту жалованье.
И доктор Манфред тревожил Бобби ничуть не меньше его коллекции. Высокий, тощий, с длинными конечностями, энтомолог представлялся ему потомком профессионального баскетболиста и одного из африканских насекомых, которых он видел в фильмах о живой природе и надеялся никогда не встретить в жизни.
Манфред встал за столом, чуть отодвинув стул, остались стоять и они. Их внимание сосредоточилось на лабораторном подносе длиной в два фута, шириной в один, глубиной в дюйм, покрытом белой эмалью. Поднос занимал середину стола и был прикрыт белым полотенцем.
— Я не спал с того самого момента, как мистер Карагиосис принес мне вот это прошлым вечером. — Манфред указал на прикрытый полотенцем поднос. — И я не смогу заснуть этим вечером, пока не получу ответы на оставшиеся вопросы. Это вскрытие было самым удивительным в моей карьере, и я сомневаюсь, что в будущем мне удастся столкнуться с чем-то подобным.
Волнение, которое слышалось в голосе Манфреда, однозначно указывало на то, что ни хорошая еда, ни качественный секс, ни прекрасный закат, ни отменное вино не могли доставить ему и толики наслаждения, полученного от вскрытия принесенного Клинтом насекомого. Бобби с трудом удалось подавить тошноту.
Он искоса глянул на четвертого мужчину, находящегося в кабинете, только для того, чтобы переключить внимание с этого насекомофила на толстяка лет пятидесяти, веснушчатого, с розовой кожей, рыжими волосами, синими глазами. Он сидел в углу, одетый в едва не лопающийся на нем спортивный костюм для бега трусцой, положив руки на мощные бедра, более всего напоминая бостонского ирландца, решившего набрать достаточный вес, чтобы стать профессиональным борцом сумо. Энтомолог не представил упитанного незнакомца, никак не обозначил его присутствие. Бобби решил, что незнакомца им представят, но чуть позже, когда Манфред сочтет момент подходящим. И предпочел не торопить события, тем более что во взгляде толстяка читались восхищение, подозрительность, страх, острое любопытство. Из чего он сделал вывод, что им, возможно, не понравится то, что скажет толстяк, когда ему наконец-то дадут слово.
Длинными пальцами, которые Бобби более всего напоминали паучьи лапки, Дайсон Манфред убрал полотенце с эмалированного подноса, открыв останки насекомого Френка. Голова, пара лапок, одна клешня, несколько других неопределенных частей тела, отрезанные, лежали в стороне. По отдельности, на кусочках мягкой хлопчатобумажной ткани. Точно так же ювелир раскладывал бы на бархате драгоценные камни, чтобы продемонстрировать их потенциальному покупателю. Бобби посмотрел на голову насекомого, размером со сливу, на маленькие красновато-синие глаза, потом на большие, тускло-желтые, по цвету неотличимые от глаз Дайсона Манфреда. По телу пробежала дрожь. Тело насекомого лежало в центре подноса, на спинке. Брюшко вскрыли, наружные слои тканей сняли, выставив напоказ нутро.
