Благодарить нечисть нельзя, поэтому я обвел рукой вокруг, стукнул в грудь и продемонстрировал большой палец то ли чучелку, то ли себе.
Типа все будет хорошо, обещаю.
Чудеса тоже надо обещать. Иногда это помогает.
По крайней мере, стимулирует.
Папа как-то объяснял, что стимулировать – значит бить стимулом, такой острой палкой для скота. В тему, в общем, подумал я на бегу.
В болоте без палки не обойтись.
В прошлом году мы отдыхали в Шарм-эш-Шейхе. Ну, собственно, Зулька с Равилем с нашей подачи туда и помчались. Там очень красиво – риф, рыбы, отдельные кораллы и вот эта подсвеченность синего снизу. А, толку нет рассказывать. Если вы там были, и так знаете, а если не были, то не поймете. Это надо видеть – и трогать. Хотя трогать категорически запрещено.
Так вот, внутренность болот – она такая же. Единственное отличие – подсветка не синяя, а черно-зеленая. Все остальное очень похоже: болтающиеся по течению плети водорослей, смахивающие на мальков толстые пиявки, очень быстрые, оказывается, в гуще, яркие шарики не рыб, а болотных огней, на ниточке поднимающихся со дна в сопровождении мелких блестящих пузырьков, – и вообще пузырей кругом очень много.
Только их никто не видит. Может, потому, что не лазит в болота. А может, просто не успевает нырнуть, пока пузыри не лопнули.
Они лопаются всегда. С клекотом, толчками и страшной вонью.
Волна должна тебя вытаскивать на поверхность, но вместо этого почему-то, наоборот, по кругу вталкивает глубже, глубже, в жирные вязкие подушки с отслаивающимися облаками черных хлопьев. И ты влипаешь в вязкий нижний слой топи, из которого и любуешься этой красотой сквозь слой воска, охвативший открытые глаза будто контактная линза. А вязкая подушка всасывает ноги – и сразу затылок с лопатками, а жирная ледяная вода, обжимавшая тело, теперь уверенно всовывается в уши и нос.
Но страшно лишь сначала. Пока не поймешь, что ты здесь навсегда. Никто не спасет.
Любуйся.
Сколько сможешь.
Я добежал до болота по следу, как троллейбус по проводу. Оказывается, достаточно увидеть след один раз – потом уже не потеряешь и пойдешь по нему до нужных подошв. Это как с объемной картинкой: можно час пялиться на пальму, так и не разглядев, где спрятались попугаи. Но если однажды увидел, всё – дальше глаза сами в нужное положение встают.
Вдоль ограды я ходил минут пятнадцать, не больше. Кидался то на помятую ветку, то на скукоженный листок – и возвращался.
А затем увидел мягкую белую чешуйку. Понятно, сказки все читали. Обошел кругом – и на буром ковре иголок, шишек, мелких веток сложилась четкая картинка. Здесь шла бабка с Дилькой на руках. Быстро шла. С тяжелой, между прочим, Дилькой, я ее еле таскал. И долго шла. Мне на этот путь понадобилось минут двадцать – не считая двух пауз, когда я зачем-то пытался понять, как бабка миновала завал из трех корявых стволов и залитую талой водой ложбинку. По кругу она не обходила. След исчезал за полметра до препятствия и появлялся через полметра после него. Стволы я обошел несколько раз и решил разбираться с загадкой на ходу. А пялиться на запруду я перестал, когда сообразил: как бы бабка водную преграду ни преодолела, мне это точно не пригодится. Летать, ходить по воде и что она там еще могла сделать, я точно не обучусь.
Белых чешуек по пути больше не попалось, но я и без них понял, что особых вариантов нет: здесь, если идти к закату, как ни выкручивайся, все равно в болото упрешься.
Бабка уперлась и пропала. Я уперся и застыл. Место было невыразительным. Ну вот возникает запах, потом вонь, потом густой лес пересекается узкой длинной поляной, а потом начинается опять в сильно прополотом виде, и теперь голых деревьев больше, чем елок с соснами. Все, это болото. Вместо земли сырые зыбкие кочки с лужицами вокруг.
Это не лужицы, а колодцы с сосущим эффектом. И почти без дна.
След доходил до толстой серо-черной березы с полопанным стволом и исчезал. Совсем исчезал. В трех шагах от березы блестела крупная лужа с мохнатыми краями. За один из краев зацепилась белая чешуйка.
Сверху ее не было видно. Я пытался определить глубину лужицы, но прут гнулся, а палка сломалась. Вот я и сел, чтобы пробить двойным обломком мягкую преграду. Сел, увидел этот комочек и чуть в топь не улетел: пытался после размаха уже увести удар от воды, потому что с ужасом представил, что мягкая преграда может быть и не мхом, торфом или что там в болотах обычно бывает. Палки с чмоканьем воткнулись в рыхлый край лужи, я, вцепившись в них, не свалился в воду. Перевел дух и протянул дрожащую руку к чешуйке.
Это воск, конечно, был, опять не белый, а чуть желтоватый. И висел он на мохнатом клоке берега, нависшем над водой. То есть он не сверху упал, его снизу прилепили – специально или нечаянно, но когда именно с этой лужицей возились.
Я встал и осмотрелся. Лужиц кругом было много, блестели почти все, но у этой блеск был слишком праздничный – точно автобус в дождь вдоль светящейся рекламы катится. Я снял куртку, засучил рукав, подполз к самому краю и, заранее коченея, сунул руку в воду.
Вода была ледяной.
Я стиснул зубы и постарался нащупать мягкое препятствие. Его не было, не было, и раз – пальцы будто в голову крупной куклы уперлись. Я чуть не вскочил, совсем заскрипел зубами и вернул пальцы кукле.
Это не кукла была, не голова и не волосы. Длинные водоросли на каком-то мягком выступе. Я еще некоторое время ощупывал его контуры, уже не вздрагивая, как от голых проводов, наконец извлек черную, неровно блестящую руку и встал.
Главное было не думать.
Я стряхнул жижу и ряску с руки, быстро разулся и разделся до джинсов и встал на край лужицы, стараясь не ежиться и не оглядываться на одежду. Жалко будет опять без телефона и ножа остаться. Без одежды, впрочем, тоже.
Ванька Щербаков из «А»-класса – морж. Ну как морж – второй год на Крещение с родителями в прорубь сигает. Говорит, первый раз страшно было, но на самом деле ништяк – даже жарко. Вот после главное быстро выскочить и закутаться – это да.
Про жарко я и сам знал. В прорубь, конечно, не кидался ни разу – но под Казанью есть такое Голубое озеро, к нему ведет узкая глубокая протока, где круглый год плюс четыре и куда может сигануть любой желающий. Я не был желающим, но прошлым летом сиганул вслед за папаней. Теперь я считал себя маленько подготовленным. Но понимал, вернее, не понимал, а знал – не головой, а вот этой штукой, которую во мне бабка разбудила, – что болото не протока, не прорубь и не бассейн под трамплином.
Это прорва.
Прорвусь.
Надо было помолиться или сказать что-то важное. Я постеснялся. Сказал: «Щас». Чтобы никто не думал, что я тупо проветриваюсь тут.
