– Уходим. – Тут же решил он. – Уходим, все, быстро!
Он знал, что уйдут как раз не все. Что кое-кому придется остаться здесь. Но для живых, для тех, кто останется живыми, лучше будет считать, что он приказал уйти всем. А если кто-то из них не смог – то это вина подчиненных. Отнюдь не лидера.
Исчезая из чужого мира, последнее, что он успел увидеть, это плавающий труп того, первого, кто не сумел остановить беглецов в самом начале, и был так банально убит голыми руками. Кровь медленно продолжала течь из его виска, расплываясь в соленой воде.
***
Убрались из затопленного мира почти двадцать бойцов его новой, мощной и непобедимой команды. Троих раздавило там, между кирпичных стен.
Павел ошибался по поводу давления воды. Его было более чем достаточно, чтобы оставить мир Михаила вообще без воздуха. Без того, которым можно было бы дышать. Вода лилась, вдавливалась в этот мир до тех пор, пока даже кирпич потолка не пошел трещинами, и именно в них ушел, спрятался под чудовищным давлением оставшийся воздух.
Но трое брошенных этого уже не увидели. Они умерли значительно раньше. Пытаясь кричать, раздирая руками кровоточащие уши, пытаясь спрятать ничего не видящие глаза, выдохнуть, хоть еще раз выдохнуть чужой воздух из своих легких.
***
Вернувшись к себе, Павел не остановился. Он знал кое-что, чего не знал никто другой. Он мог то, что не могли его враги. Он мог вернуться в реальность. Не просто вернуться, но и постараться хоть что-то передать туда, своей основе, своему слабому телу.
У него еще было время, по его расчетам. Павел привык точно планировать подобные вещи. Сейчас он бы предпочел, чтобы этого времени оставалось поменьше – потому что точно знал, что эти ребята, к которым он с подручными так неудачно сунулся, точно не оставят в покое нападавших. Но кто мог знать, что у их последней жертвы окажется этот гость. Все можно было исправить, если бы не этот гость. Они могли справиться с хозяином, с потерями, но справиться даже с его неожиданно увеличившейся силой. А потери – они появились все равно. С гостем надо было что-то решать.
И раз уж у него оставалось время, Павел вдалбливал себе, как мантру, одни и те же слова, одни и те же мысли, надеясь, что достаточно выдрессировал своего носителя в реальности, так, что он сумеет понять и исполнить задачку посложнее, чем предыдущие.
Лекс
– Ты же сам мне говорил, много раз, что те, кому удается вернуться в реальность, не помнят о том, что произошло здесь. Снам это все кажется снами. После наркотиков вообще никто ничего не помнит, и любые воспоминания кажутся лишь бредом. Никто не помнит, ни люди в коме, ни монахи в трансе. Михаил кивал в такт словам мальчика:
– Никто, да, никто. Но обрывки воспоминаний все же могут остаться. И чем сильнее игрок здесь. Тем четче эти обрывки там. Те, нападающие, все были под наркотиками. Все – мигающие, постоянно прыгающие из того мира в этот. Если постоянно иметь возможность тренироваться, если иметь достаточно силы, то кое-что в реальность все же можно передать. Простые просьбы, команды, приказы. Мысли. Желания.
– Убить больного в больнице ты считаешь «простой просьбой»? – Лекс присел на край своего квадратного острова и рассеянно посмотрел на Кирпичуху, отметив про себя, что надо все же будет устроить пешую прогулку от его горы – центральной базы, до соседнего плато, которое виднелось отсюда. Когда-то он создал на этом плато крохотную серебряную жилку, слишком узкую, чтобы заметить ее, если не присматриваться. Теперь ему было самому интересно посмотреть вблизи на выход серебра на поверхность, тем более на такой планете, как Кирпичуха.
– Сам как думаешь? Для человека на наркотиках? Простота просьбы будет не в нравственных проблемах адресата, а в возможности ее исполнения, и в точности передачи самой информации. Эти мигающие, что напали, очень сильные. Неожиданно сильные. Нас бы раздавили даже вдвоем, еще совсем недавно, и ты бы не помог. Видимо, они напали на кого-то рядом со мной, недавно напали, получили знания обо мне, и сразу напали сразу. Просто сведения совсем немного устарели, поэтому все это и произошло.
– Они бы просто выбрали другую жертву.
– Да, ты же знаешь, как они себя ведут, вот такие. Должен знать, еще по реальной жизни.
– Впервые вижу группу.
– Я тоже. Думаю, что поэтому они так быстро и усилились. Так, что я их упустил. И поэтому их главный еще более опасен. Он первый из тех, кого я вообще знаю, кто сумел сколотить здесь, в местах, изначально предназначенных для одних лишь одиночек, целую банду.
– Но мы сильнее. Почему ты думаешь, что они вернутся?
– Здесь – не вернутся. Но они знают законы. Знают, что теперь они – наша дичь. Что мы будем нападать. Поэтому я и думаю, что их главарь сбежит в реальность и постарается, если сумеет, достать тебя там.
– И что я этому смогу противопоставить?
– Мы, – улыбнулся Михаил. – Если уж я не отпустил тебя одного разбираться с Душителем, то тут-то точно хочу поучаствовать. Надо их вычистить, всех, кого найдем. Найти мир главаря. Прелестная особенность наркотиков в том, что мало кому удается воздерживаться от них долго. И если он нырнет раньше, чем найдет тебя, то он – наш.
***
То была знатная охота, бурная, но жестокая.
На сей раз первым шел Михаил, а Лекс запрыгнул в чужой мир по его следу, появившись сразу за спиной другой, почти в него врезавшись.
Приятное место. Беленый домик посреди поля, ограниченного со всех сторон обрывом. Они так и появились, у самого обрыва, в полукилометре от единственного строения в этом мире.
Лекс оглянулся назад и понял, что обрыв – это край. За ним был лишь непонятный, движущийся серый туман, каким здешний хозяин, видимо, представлял себе пространство между мирами. Опасный туман, надо сказать, попадать туда не стоило даже им. Поэтому Лекс подтолкнул друга вперед, и сам пошел рядом с ним, по направлению к домику. Пошли по дурманящему полю из алых маков.
Здесь не росло больше ничего, только они. От одного обрыва до другого. Плавающий в безвременье остров, весь забитый алыми цветами. Простенький рай для того, кто и пришел сюда только благодаря этим самым макам.
Хозяин не спешил выскакивать им навстречу, защищать свой мир от вторжения, обороняться.
Они поняли, почему, только когда поднялись по трем ступеням деревянного крыльца мазанки и ступили внутрь.
Единственная комната хаты представляла собой разительное отличие от псевдо-пасторального пейзажа снаружи.
Пол был грязным, давно немытым. В углу, явно просто отодвинутые ногой, лежали шприцы, много шприцов, и одноразовые, давно использованные. И классические стеклянные шприцы, требующие обязательного кипячения и автоклава между процедурами. Иглы некоторых давно были сломаны, у других были повреждены поршни. Один, лежащий чуть в стороне, явно был недавно раздавлен, мимоходом, и на дощатом полу лежали лишь осколки, все еще сохраняющие форму шприца.
