хлопал ртом.
В облаке материализовалось колоссальное рыло. Чёрное, бесплотное рыло кабана. Я видел треугольные уши, крошечные злые глазки и устрашающие клыки, но не было ни туловища, ни ног — только отростки, обрамляющие дымчатого дьявола, только вязкая субстанция, соединяющая его со стеной.
Пистолет харкнул свинцом в молоко. Пуля прошила бумажный абажур торшера. Из раззявленной пасти раздалась человеческая речь и это было безумнее самой головы, висящей в воздухе. Потому что кабан говорил на немецком. Мужской рокочущий голос. Несколько рублёных фраз, я думаю, Максим их понял. Потому что он заорал. Но крик захлебнулся тут же, дабы не тревожить крыс и демонов улицы Гадара. Кабан проглотил Максима разом с пиджаком, штанами и ботинками. Был «шкаф» и нет: на всё про всё нечисти понадобилось секунд пять.
Затем, словно киноплёнку перемотали задом наперёд, рыло растворилось в облаке, а облако ушло в стену. Втянулись чёрными соплями щупальца. Мыслящая тьма не исчезла бесследно, но угомонилась, вновь став ничем в прорехе обоев над сгорбившейся фигурой Даниэля.
Водитель сбежал, как ошпаренный и я его не винил. Отель «Кактус» погрузился в тишину, лишь оброненный пистолет, амбре тухлятины и беспредельный мрак под шелушащимся потолком свидетельствовали, что я не рехнулся. Что только что на моих глазах призрачное чудище пообедало центнером человечины.
Мрак уснул, насытившись. Некоторое время мы молчали. Наконец я предложил:
— Может, пойдём отсюда?
— Ты не понимаешь. — Даниэль сдавил ладонями виски. — Оно не отпустит меня. Я не могу покинуть этот номер. Мы обвенчаны.
— И кто жених?
— Его называют по — разному. Привратник. Гадаринская свинья. Вепрь Первого Круга.
— Почему он нас пощадил?
— Пощадил? — Даниэль хохотнул тоскливо. — Ему неведома пощада. Хочешь убедиться? Дотронься. — Даниэль выпростал ко мне мелко дрожащую руку. — Дотронься до меня, и он снова явится и унесёт тебя в ад.
— Убери — ка клешню, — посоветовал я, поднимая «зауэр» и засовывая его в карман. — Значит, пока я не контактирую с тобой физически, я в безопасности?
Даниэль кивнул.
— Хорошо. — Я не сводил с тьмы глаз. — Выкладывай, какого чёрта здесь происходит.
Он выложил.
* * *
Даниэль Валенте искал ад. В запасниках библиотек, в каменоломнях, в переулках Еврейского квартала. С тех пор, как он узнал, чем промышляли родители при Гитлере, он мечтал об одном: доказать, что реальность не ограничивается материальным, что существует зло в библейском понимании, а наш мир — велодром, где горстка несчастных ожидает отправки в загробный Освенцим [24].
Магистр Гьюдиче ввёл Даниэля в круг парижских демонологов и сатанистов. Он возжигал чёрные свечи, произносил ритуальные заклинания и резал кроликам глотки, но в ночь Хэллоуина на капище на него снизошло откровение. Эти «посвящённые» в мантиях, эти жрицы Люцифера с площади Пигаль — банальные неудачники и позёры. Он охладел к сексуально озабоченным дьяволопоклонникам и сосредоточился на католицизме; интервьюировал священников, занимающихся изгнанием демонов.
При церквях ошивались чудаки, мнящие себя одержимыми. Они рычали, шипели и пускали слюни. Большинство были шизофрениками. Но встречались весьма убедительные экземпляры. Через бесноватых Даниэль вышел на румына, отставного сержанта, который днями напролёт молился в Сен — Жермен — де — Пре. Этот человек уверял, что был в аду.
Его история поразила Даниэля сильнее разглагольствований Гьюдиче. Сержант поведал, что адские врата находятся в Каркозе, между ног немецкой проститутки по имени Аннелиза. Пока пенис соединяется с вульвой адоносительницы, мужчина пребывает в инфернальных чертогах, слышит звуки и запахи запредельного, может перемещать предметы и говорить с теми, кто заперт в пекле.
Всё это можно было считать болезненным бредом обратившегося к Иисусу развратника, если бы не детали, совпадающие со свидетельствами жившего в шестнадцатом веке монаха — доминиканца Лафкадио Ди Фольци, который описал свой опыт посещения преисподней. Например, специфический запах или низших существ, сортирующих мусор — сержант назвал их «стригами», в честь нежити из румынского фольклора. Он уж точно не читал трактаты Ди Фольци.
Демоны не сожрали сержанта, как не сожрали они и других клиентов загадочной проститутки, ведь стоило прервать половой акт, чтобы вернуться на землю. Но увиденное пошатнуло его разум. Глупец был попросту не готов к истине!
В апреле, никого не предупредив, Даниэль оправился в Каркозу. В притоне, о котором говорил сержант, Аннелиза больше не работала. «С этой девкой одни проблемы, — пожаловалась бандерша. — Клиенты впадали в истерику и теряли сознание».
Даниэль продолжал искать. Он обошёл каждый бордель в городе и находил — не врата, но факты, подтверждающие слова сержанта. Он узнал фамилию Аннелизы — Кольманн. Узнал, что бледные юноши и седовласые господа порой приезжают в Каркозу, расспрашивая о женщине с адом в лоне.
Полтора месяца понадобилось Даниэлю, но он не сдался. И в один прекрасный день Аннелиза Кольманн впустила его в свою квартиру и в свои персональные врата ада.
Она сказала, это работает и с резинкой, но без контрацепции картинка чётче. Главное, сказала она, ничего не бери. Оттуда нельзя приносить сувениры.
Нужно ли говорить, что чёртов Даниэль ослушался?
Вечером того же дня он вышел из отеля, чтобы послать Гьюдиче короткое письмо — посрамить бывшего наставника туманной весточкой! Вернувшись в номер, Даниэль увидел тьму.
— Отныне она там. Она кормится мной. Не позволяет уйти. Я вцепился в запястье горничной и ад сразу же утащил её. Сосед прибежал, чтобы отчитать меня за шум, схватил за грудки… и соседа не стало. Я обрёк свою душу на медленное разложение. — Он царапал ногтями фурункулы, обливаясь гноем, как слезами и рассматривал картонную коробку, стоящую на столе.
— Это и есть сувенир?
— Да.
— Почему бы не выбросить его? — Я кивнул на зашторенное пыльными гардинами окно.
— Я пытался. Платил консьержу, чтобы он выкинул коробку в реку, чтобы сжёг, но проходит полчаса и она вновь в номере.
Я призадумался; в присутствии ничто думать было сложно.
— Ты сидишь тут две недели? Но что ты ешь?
— Я ем свой гной. Иной пищи мой организм не принимает.
— Ад стоил того?
Вместо ответа он всхлипнул. Я понял, что мне искренне жаль этого сосунка.
— Ты правда говорил с Терезой? — Глаза Даниэля блестели влагой.
— Чем она хуже Аннелизы Кольманн? Слишком мало чертей? Девочка любит тебя, придурка. А ты шастаешь по пеклу и борделям.
— Передашь ей, что я тоже её любил?
— Передам это твоему шаловливому Гьюдиче.
Я сделал шаг к креслу. Даниэль сжался:
— Не подходи!
— Расслабься. Что в коробке?
— Не важно. Тебе не надо знать.
— А если вернуть эту вещь на место?
— Ты не слышишь? — Он закрыл ладонями гниющее лицо. — Я заперт! Я в плену!
— Но допустим,
