был адвокатом моей матери. После ее смерти он стал моим доверенным лицом и опекуном.
— Он знает о случившемся?
— Мистер Уоткинс — старый, практичный человек, который не терпит неясностей. Но что определенного могла я ему сообщить, кроме того, что меня уволили без каких-либо объяснений на этот счет?
— Кто-то из нас должен повидать миссис Лайтфут. Либо он, либо я от вашего имени.
— Лучше, если это будете вы.
— Но такой шаг грозит вам серьезными испытаниями. Готовы ли вы?
— Я согласна. — В ее голосе, казалось, все еще гнездился страх, но и чувствовалась нотка отчаянной дерзости, последней вынужденной отваги робких людей, оказавшихся в ловушке. — Я готова к этому. Именно сейчас.
— Умница. Я зайду к вам утром, — торопливо произнес Базиль. — Сколько еще вы здесь пробудете? Несколько дней?
— Да, хочу воспользоваться представившимся шансом, чтобы немного отдышаться и прийти в себя.
— Ну а потом?
— Если мне удастся найти другую работу, поеду в Нью-Джерси. Мать оставила мне коттедж на берегу моря в Брайтси. Я могу перебиться там эту зиму.
— Надеюсь, вы не утратите благоразумия. Не сочтите меня нахалом, но… каково ваше финансовое положение?
— Во-первых, мне положено жалованье за шесть месяцев в школе миссис Лайтфут, во-вторых, у меня есть кое-какие сбережения. В общем, достаточно, чтобы протянуть несколько месяцев, если не транжирить деньги.
— И это все?
— К тому же в день своего тридцатилетия я унаследую от матери еще кое-что. Драгоценности. Большей частью — безделушки, но, по мнению мистера Уоткинса, там есть несколько весьма дорогих камней. Мистер Уоткинс готов выдать мне в качестве аванса часть их залоговой стоимости, если мне понадобятся деньги до осени следующего года. Мне исполнится тридцать в октябре.
— Почему вы не унаследовали и остальную часть вместе с коттеджем?
— Этот дом не представляет большой ценности, и мать передала мне его сразу, когда я автоматически получила право на наследство» достигнув совершеннолетия. Но несколько драгоценных камней являются моим единственным надежным капиталом на всю жизнь, и мать опасалась, как бы я их не продала и не растранжирила деньги, если бы получила их в наследство в незрелом возрасте, когда еще не умеешь по достоинству оценить такое достояние. Видите ли, когда она умерла, мне было всего семь лет. Она оставила мне достаточно наличными, так что я без хлопот могла закончить школу и колледж. На каникулы мистер Уоткинс обычно отправлял меня в летние оздоровительные лагеря за свой счет. У него не было ни жены, ни детей, и он на самом деле не знал, что со мной делать. Я помню свою мать. Это была очень красивая женщина с золотисто-каштановыми волосами, в накидке из тюленьей кожи, в белых перчатках на руках и фиалками, пришпиленными к муфте. Я совсем не помню отца, так как он умер, когда я была еще совсем младенцем. Я не раз интересовалась родственниками с его стороны. Пару раз спрашивала об этом мистера Уоткинса, но он всегда заверял, что у меня нет родственников ни с той, ни с другой стороны, и что я должна привыкнуть к мысли о своем одиночестве в этом мире.
— После встречи с миссис Лайтфут мне хотелось бы поговорить с мистером Уоткинсом. Как можно с ним связаться?
— Его контора находится на углу Бродвея и Уоллстрита.
Базиль удивился.
— Уж, случайно, не Септимус Уоткинс? — Он предполагал, что «мистер Уоткинс» — какой-то заштатный крючкотвор, располагающий небольшой конторкой в полутемном переулке. Ничто в облике Фостины не говорило о том, что адвокат ее матери — одно из знаменитейших светил юриспруденции его поколения.
— Да. Но если вы хотите встретиться с ним, придется подняться ни свет ни заря. У него весьма странные часы приема посетителей — от шести до семи утра.
— На самом деле? — Базиль был уверен, что она ошибается. Вероятно, пустяковое дело — связаться с секретаршей Уоткинса и условиться о более позднем времени для встреч, если действительно потребуется встретиться и поговорить с этим человеком.
Базиль поднялся.
— Я очень рад, что вы полны решимости взяться за это дело.
Фостина проводила его до лифта.
— Надеюсь, вы позвоните мне, когда вернетесь в Нью-Йорк?
— Непременно. — Он окинул ее внимательным взглядом. — Хочу спросить у вас еще об одном. Как вам в голову пришла идея взять с полки Гизелы первый том «Воспоминаний» Гете? У вас были на то какие-то особые причины?
— Нет, никаких. Я всегда интересовалась Гете.
Давний опыт врача-психиатра научил Базиля тут же распознавать неумелого лгуна. Но сейчас, в такое время, нельзя было обвинять в этом несчастную девушку. Вначале необходимо заручиться ее полным доверием. Уже сам факт, что она так неуклюже попыталась ему соврать, произвел на Уиллинга должное впечатление.
Было ясно, что в душе она — честный человек. Трудно было представить Фостину ключевой фигурой в каком- нибудь масштабном надувательстве или недостойных, низких интригах.
— Доктор Уиллинг…
— Я вас слушаю.
Фостина глубоко вздохнула.
— Что бы завтра ни рассказала миссис Лайтфут, прошу вас, верьте мне, верьте в мое чистосердечие.
— Я ведь собираюсь отстаивать ваши интересы, — с серьезным видом ответил Базиль. — Не хотите ли сказать мне еще что-нибудь?
Загремела открывающаяся дверь лифта. Он прищурился от внезапного, словно удар, снопа яркого света. Впервые он увидел четко ее лицо — тонкое, анемичное, с каким-то по-особому мягким выражением. Можно было сказать, — совершенно невинное лицо, если только оно не было бы искажено проступившими на нем беспокойным сомнением и неуверенностью в успехе их предприятия.
— Нет, ничего, — прошептала она, — просто мне хотелось бы увидеться с вами сразу же после вашего возвращения из школы.
— Я позвоню завтра вечером. Вы едете со мной? — спросил он, указывая на кабину лифта.
— Нет. Это лифт-экспресс, а я живу на шестнадцатом этаже. Спокойной ночи, благодарю вас.
Стремительно приближаясь в лифте к первому этажу, Базиль пытался ответить на вопрос, что бы она ему еще рассказала, если бы кабина прибыла на верхний этаж на минуту-другую позже…
На следующее утро, в половине десятого, Базиль поручил своей секретарше позвонить в адвокатскую контору Септимуса Уоткинса и условиться об удобном времени для встречи с главой фирмы. Она положила трубку и, с удивлением взглянув на шефа, сообщила довольно странную вещь:
— Его секретарь говорит, что мистер Уоткинс не назначает встреч с клиентами.
Раздраженный таким бесцеремонным отказом, Базиль сам взял трубку и повторил вопрос. Мужской голос нараспев произнес фразу, словно какой-то ритуал:
— Мистер Уоткинс не назначает встреч своим клиентам.
— Но…
— Вы при необходимости можете встретиться с ним в любой день, но только рано утром, между шестью и семью часами.
