– Нитрат серебра, – сказал он.
Серебра. Ужас нежити. Проклятие сверхъестественных. И вполне современно.
– Это действует? – спросила я.
– Действует. – Он наполнил шприц и спросил: – Сколько лет вот этому?
– Чуть больше ста, – ответила я.
– Тогда двух хватит.
Он всадил иглу в толстую вену на шее Валентина. Прежде чем он наполнил шприц второй раз, тело вздрогнуло. Он всадил в шею вторую дозу. Тело Валентина выгнулось в гробу дугой, рот открылся и закрылся снова. Он ловил ртом воздух, как тонущий.
Эдуард наполнил еще один шприц и протянул мне. Я посмотрела на него.
– Он не кусается, – сказал Эдуард.
Я осторожно взяла шприц тремя пальцами.
– В чем дело? – спросил он.
– Я не слишком люблю шприцы.
Он усмехнулся:
– Уколов боишься?
– Не слишком, – огрызнулась я на него.
Тело Валентина тряслось и взбрыкивало, руки стучали в деревянные стенки. Он издавал тихие беспомощные звуки. Глаз так и не открыл. Ему предстояло проспать собственную смерть.
Он дернулся, и затрясся в последний раз, и привалился к стенке гроба, как изломанная тряпичная кукла.
– Не слишком у него мертвый вид, – сказала я.
– Так всегда бывает.
– Когда забьешь кол в сердце и отрежешь голову, тогда ты знаешь, что он мертв.
– Это другая техника, – сказал Эдуард.
Мне это не нравилось. Валентин лежал в гробу, и вид у него был вполне целый и почти человеческий. А мне хотелось бы видеть сгнившую плоть и обратившиеся в прах кости. Я хотела знать, что он мертв.
– Еще никто не встал из гроба после хорошего заряда нитрата серебра, Анита.
Я кивнула, хотя он меня не убедил.
– Пошли посмотрим другие.
Я пошла, но все оглядывалась на Валентина. Он годами преследовал меня в кошмарах, чуть не убил меня. И для меня он просто выглядел недостаточно мертвым.
Я открыла соседний гроб одной рукой, осторожно держа шприц. Мне тоже от инъекции нитрата серебра ничего хорошего не будет. Гроб был пуст. Белый искусственный шелк выгнулся по линиям тела, как матрац, но тела не было.
Я вздрогнула и огляделась, но ничего не увидела. Я медленно подняла глаза, надеясь, что ничего надо мной не летает. Ничего и не было. Слава тебе, Господи.
Наконец я вспомнила, что дышать тоже надо. Наверное, это был гроб Терезы. Да, он. Я оставила его открытым и подошла к следующему. Этот гроб был новой модели, наверное, подделка под дерево, но красивый и полированный. В нем лежал негр. Я так и не узнала его имени. И теперь уже никогда не узнаю. Я понимала, что значило сюда прийти. Не только защитить себя, но и убить вампиров, пока они лежат беспомощные. Насколько я знала, этот никогда ни на кого не нападал. Тут я сама над собой рассмеялась: этот вампир был протеже Николаос. Я что, в самом деле думаю, что он никогда не пробовал человечьей крови? Нет.
Я прижала шприц к его шее и тяжело сглотнула слюну. Ненавижу шприцы. Без особых причин.
Я вонзила иглу и закрыла глаза, нажимая на поршень. Кол ему в сердце я бы вонзила спокойно, но всадить иглу – от этого у меня шел по спине холодок.
– Анита! – крикнул Эдуард.
Я повернулась и увидела сидящего в гробу Обри. Он держал Эдуарда за горло и медленно поднимал его в воздух.
Обрез остался возле гроба Валентина. Черт! Я вытащила девятимиллиметровый и всадила пулю Обри в лоб. Пуля отбросила его голову назад, но он только улыбнулся и поднял Эдуарда на вытянутых руках, так что ноги его задергались в воздухе.
Я бросилась к обрезу.
Эдуарду приходилось держаться двумя руками, чтобы не задохнуться под собственным весом. Он отпустил одну руку, нащупывая автомат.
Обри перехватил его запястье.
Я схватила обрез, шагнула к ним и выстрелила с расстояния трех футов. Голова Обри взорвалась, кровь и мозг расплескались по стене. Руки его опустили Эдуарда на пол, но не разжались. Эдуард отрывисто дышал. Правая рука вампира дергалась у него на горле, пальцы впивались в трахею.
Мне пришлось обойти Эдуарда, чтобы выстрелить в грудь. Заряд вырвал сердце и почти всю левую сторону груди. Левая рука повисла на нитях кости и ткани. Труп рухнул обратно в гроб.
Эдуард упал на колени, задыхаясь и кашляя.
– Кивни, если можешь дышать, Эдуард, – сказала я. Хотя если Обри раздавил ему трахею, не знаю, что я могла бы сделать. Может быть, бежать и звать на помощь крысодоктора Лилиан.
Эдуард кивнул. Лицо его было багрово-красным, но дышать он мог.
В ушах еще звенело эхо выстрелов в каменных стенах. Вот тебе и фактор внезапности. Вот тебе и нитрат серебра. Я передернула затвор, загнав еще два патрона, подошла к гробу Валентина и разнесла ему голову в клочья. Вот теперь он мертв.
Эдуард, шатаясь, поднялся на ноги. И хрипло спросил:
– Сколько лет было вот этому?
– За пятьсот, – ответила я.
Он проглотил слюну, поморщившись от боли.
– А, черт.
– Я не собираюсь колоть шприцами Николаос, – заявила я.
Он полыхнул на меня взглядом, все еще наполовину привалившись к гробу Обри.
Я повернулась к пятому гробу. Его мы, не сговариваясь, оставили напоследок. Он стоял у дальней стены. Изящный белый гроб, слишком маленький для взрослого. Пламя свечей отражалось от резьбы на крышке.
У меня был соблазн стрелять прямо сквозь гроб, но надо было ее увидеть. Надо смотреть, во что стреляешь. Сердце снова заколотилось у горла, грудь стиснуло. Она – мастер вампиров. Их убивать – даже днем занятие рискованное. Их взгляд может тебя заставить оцепенеть еще до заката. Ментальная сила. Голос. Колоссальная сила. А Николаос была сильнее всего, что я в жизни видела. Но у меня есть освященный крест. Все будет в порядке. Да, но слишком много у меня забирали крестов, чтобы я чувствовала себя вполне надежно. Ну ладно. Я попыталась поднять крышку одной рукой, но она была тяжелой и не была сбалансирована так, чтобы легко открывалась, как у современных гробов.
– Эдуард, ты можешь подойти мне помочь? Или ты все еще заново учишься дышать?
Он подошел. Его лицо почти вернулось к нормальному цвету. Он взялся за крышку, и я навела обрез. Он нажал, и крышка съехала в сторону. Она была без петель.
– Блин! – сказала я.
Гроб был пуст.
– Вы меня ищете? – произнес высокий мелодичный голос от двери. – Не двигаться. Так, кажется, надо говорить? Вы у нас на мушке.
– Я бы не советовал вам хвататься за оружие, – сказал Бурхард.
Я глянула на Эдуарда и увидела, что его руки находятся близко к автомату, но недостаточно близко. Лицо его было непроницаемым, спокойным, нормальным. Как на воскресной прогулке. Я была так напугана, что чувствовала в горле вкус собственной желчи. Мы переглянулись и подняли руки.
– Медленно повернитесь, – сказал Бурхард.
