Потолок был мне незнаком — это минус, но зато не вращался — это плюс.
Повернув голову в сторону, я обнаружила рядом, буквально на расстоянии руки, тумбочку, на которой стоял кем-то заботливо принесённый стакан с водой и лежащую рядом с ним таблетку. Надо полагать, аспирин. Во всяком случае, мне очень хотелось верить, что это аспирин, а не какая-нибудь отрава…
«О, это мне надо, да…»
Сдержав стон облегчения, потянулась уже было к стакану, и от этого движения одеяло, в которое я была укутана по самую шею, сползло вниз. А я поняла, что любимой пижамы на мне нет. И нижнего белья тоже. Ничего нет.
«Оу».
Осторожно развернувшись в другую сторону, я обнаружила там пустую половину кровати. Совершенно незнакомой — что, в общем-то, закономерно, учитывая, что и потолок, и тумбу я видела впервые в жизни.
Однако, судя по примятой подушке и складкам на простыне — по соседству со мной кто-то явно успел побывать.
Ладно. Крайне высока вероятность того, что этим «кем-то» был Филипп. Во всяком случае, я с трудом представляла себе сценарий, при котором Гилмур тащил бы моё бесчувственное тело к кому-то из своих многочисленных знакомых бандитов. А если и да — вряд ли те устраивали бы меня с таким комфортом…
Непрошенная мысль о том, чем таким мы могли заниматься, что я пришла в себя голой, заставила меня провести инвентаризацию ощущений в теле, о чём я незамедлительно пожалела. Что бы там не случилось ночью — сейчас головная боль явно была в приоритете, и я, всё-таки добравшись до аспирина и воды, употребила их по назначению. После этого вновь легла на спину и прикрыла глаза, ожидая, пока подействует таблетка.
Увы, когда первое смятение прошло — я поняла, что болит у меня отнюдь не только голова. Какое-то подозрительное остро-дёргающее ощущение терзало мои ступни, а когда я осторожно высунула одну из них из-под одеяла — к своему ужасу, обнаружила, что она плотно забинтована по самую щиколотку!
Рывком сев на месте, я сдёрнула одеяло и со второй ноги, находя ту в точно таком же состоянии, и…
— Твою же! — восклицание отозвалось новой вспышкой страданий где-то за правым глазом, но страх от увиденного пересилил.
Меня озарило воспоминание о том, как уже ближе к концу вечера я, под влиянием приступа тошноты, по осколкам лихо пробежалась до душевой, и как меня там выворачивало. А потом пришёл Фил и, громко бранясь, вытаскивал стекло из моих ног!
Закрыв глаза, я постаралась сделать череду вдохов-выдохов, призванных успокоить моё разбушевавшееся сознание — поскольку никакая боль уже не могла притупить нарастающего чувства паники.
«Пьяное безответственное животное! Как ты теперь будешь ходить⁈»
Так, остыть. Да, всё вышло из-под контроля. Пить я не умею — во всяком случае, вино. Вот и не надо больше. Это всего лишь похмелье — не самый мой частый гость, но я совру, если скажу, что совсем незнакомый. Однако ничего сверхъестественного — в отличие от событий накануне.
Но откуда взялись осколки?..
* * *
— Ещё! — мой голос звучит очень твёрдо, но не слишком уверенно, и я, из положения лёжа, пытаюсь поставить бокал на стол, но как-то не рассчитав — промахиваюсь, и тот с мелодичным звоном бьётся вдребезги.
— К счастью! — радостно восклицает Фил, и с дурацким смешком с размаху лупит своим об пол, добавляя битого стекла.
Это почему-то и мне кажется очень забавным, так что мы смеёмся на пару.
* * *
— О, Господи, — я закрыла вспыхнувшее лицо руками, чувствуя, как по цепочке начинают всплывать и другие воспоминания — и уже совсем этому не радуясь!
* * *
— Я всегда, всегда хотела собаку! Это же логично — собака в доме?
— Коэшн! — твёрдо кивает Фил, подливая нам обоим вина — три пустых бутылки возвращены в ящик, четвёртая — валяется на боку рядом с его креслом. — Собака на ферме — к добру!
— Во-от и я так говорила, — ворчу я, вновь погружаясь в скорбные мысли о главном разочаровании и лишении детства. — Но мама утверждала, что у неё аллергия, так что мне не разрешили…
— Несправедливо. Это ж ты хотела собаку — так и возилась бы с ней! Ты ж… ответственная, — мужчина пододвигает мне бокал и, прихватив свой, расплывается в кресле.
— И я про то же! — мне почему-то очень радостно от того, что этот мутный бандит так хорошо понял мою мотивацию — сразу! Без сомнений! — в отличие от моих родителей. — Так что я думаю, не в аллергии дело…
— А в чём? — он немного излишне приподнимает бровь, отчего лицо чуть перекосилось и выглядит довольно забавно.
Я фыркаю:
— Она их просто боится до смерти… Не знаю, почему. Вроде как покусали её в детстве…
Гилмур философски вздыхает, разведя руками в стороны:
— Ну, собаки… собаки — дело сложное! Но оч-чень полезное! Вот был у нас строевой пёс — Такер. Умнейшая животина! Патроны таскал, раненых охранял, засады чуял за милю. Но с характером — ежели что не по нраву было, или чуял, что к нему без уважения — мог и цапнуть, — он делает рукой хватательное движение, видимо, пытаясь изобразить — как Такер «цапал». — Всем отрядом грустили, когда шерстяного ранили.
Мне почти до слёз стало жаль незнакомого пса, но я героически удержалась от всхлипа, вместо этого сурово заявив:
— Неправильно это! Военные псы, сторожевые… Если бы у меня была собака — я бы ни за что не подвергла её опасности! Только любила бы, холила, лелеяла, в обиду не давала…
Фил очень сосредоточенно хмурится, видимо, обрабатывая эту нехитрую информацию затуманенным винными парами сознанием. Но спустя пару секунд лицо его светлеет, и он, посмотрев на меня с непонятной надеждой, выдаёт:
— Гав?
* * *
Я почувствовала, как губы мои сами собой разъезжаются в дурацкой ухмылке — тень того дикого хохота, которым я взорвалась в ответ на эту его нелепую реплику. Да уж, чувство юмора и самоирония — крайне подкупающие качества в мужчине.
Осторожно потрогав голову, я одновременно поняла, что боль немного отступила — и что избыточное количество вина является причиной ещё одного дискомфорта… Требующего срочно найти уборную.
Я попыталась согнуть пальцы на ногах, но от этого нехитрого движения боль растеклась по всей стопе — странная, раздражающе-щекотная, острая. Тем не менее — вполне терпимая.
Сев на кровати, я спустила ноги на пол, и, сделав несколько осторожных пробных нажатий, пришла к выводу, что относительно сносно я могу наступать на левую пятку и правый носок. Судя по всему, порезы располагались неравномерно — что, в общем-то, вполне логично. Бегать по стеклу — то ещё развлечение… Я же не йог какой.
Оглядевшись по сторонам уже более предметно, я обнаружила, что вот эта незнакомая кровать и незнакомый потолок принадлежат комнате, обставленной довольно лаконично, но со вкусом. Светлые стены, тёмная мебель — соседняя с кроватью тумба, комод за ней, две двери. Окна — также две штуки — оказались плотно закрыты жалюзи, почти не пропуская солнечного света. Очень милосердно, с моей похмельной точки зрения.
На тумбочке, помимо стакана, стояла изящная лампа с минималистично выглядящим плафоном, а также лежала книга — «Братство кольца», Дж. Р. Р. Толкин. Незнакомое название.
Как бы мне не хотелось закопаться во все доступные ящики, переполненный мочевой пузырь намекал, что мешкать и возиться точно не стоит, и потому я, наплевав на правила приличия, сунулась в комод. К радости своей, в первом же выдвинутом ящике нашла футболку — классическую белую, в точности как та, в которой щеголял главный герой в недавно вышедшей кинодраме. И что-то мне подсказывало, что Фил тоже предпочитал носить её просто так, а не в качестве нательного белья…
Отмахнувшись от мыслей о том, что ношение одежды постороннего мужчины — шаг вопиюще безнравственный, я надела футболку и поковыляла в сторону ближайшей из дверей, за которой, увы, обнаружился гардероб. Зато за второй — коридор, с лестницей, ведущей вниз, и ещё парочкой дверей, одна из которых была приоткрыта, и как раз за ней я обнаружила стандартную кафельную отделку бирюзового цвета, характерную для ванных комнат.
