Варнум многозначительно откашлялся. Пока я блуждал в воспоминаниях его пращура, потомку не терпелось поделиться какой-то идеей.
– Вы, должно быть, весь вечер гадаете, с чего это я вас пригласил, – начал он. – Это… этот феномен, как вы его называете, начинает мне досаждать. За лагерями, между Пенаубскетом и болотами, есть места с превосходными соснами, и я хочу этот лес за любую цену.
– Это если вы сумеете загнать туда своих рабочих, – заметил я. – Сдается мне, кишка у них тонковата.
Варнум сделал хороший глоток бурбона.
– Вот именно! Пока у этих зверюшек, что плывут вниз по реке, нет никакого объяснения, мои ребята будут нервные, как бык в сезон мошки, и в лес их действительно не загонишь. Мы знаем, что животные утонули. Ветеринар обследовал несколько трупов: это определенно не болезнь; шкура у всех цела; шерсть без подпалин, значит, пожара не было – одна только вода в легких. Вопрос в том, какого дьявола они все попрыгали в Пенаубскет?
– Возможно, их туда загнали, – предположил я.
– Кто?
– Всадник без головы? – Я отхлебнул куантро.
Варнуму оттенок юмора в моем голосе оказался недоступен.
– Ну, слушайте, вы-то сами ведь не суеверны, правда?
– Это была шутка, – заверил я его.
– А! Короче, какова бы ни была причина, я не позволю, чтобы моих ребят беспокоили какие-то там блуждающие огоньки и мокрые белки. Я пойду туда вместе с вами! Вы когда отправляетесь?
Я так и вскипел от этой манеры констатировать, что у меня, дескать появилась компания, но виду постарался не подать. Еще не хватало, чтобы мои эмоции отражались на лице! По крайней мере, это все равно лучше, чем лезть в леса в одиночку.
– Планирую выходить послезавтра, – сказал я довольно холодно. – А завтра пойду найму лошадей на конюшне.
– Вот и ладненько, увидимся послезавтра, – заявил Варнум, подымаясь из-за стола.
Судя по всему, прием был окончен – хотя не пробило еще и десяти. Никакого обмена любезностями на крыльце не последовало – хозяин буркнул: «Спокойной ночи!», – и этим ограничился. Будто лакея отпускал, ей-богу.
Едучи в фургоне обратно в трактир, я продолжал кипеть. Надо же, какие все-таки скверные у него манеры! Ради проводника к месту раскопок мне придется терпеть его компанию, и самой приятной из моих экспедиций эти две недели явно не станут. В качестве утешения я погладил маленькую куантро, которую под шумок сунул в карман пальто. «Зачем переводить добро на такую лишенную вкуса дубину!» – подумал я и расхохотался. Первые лягушки дружно ответили мне с болот, где над зимними рогозами висел, словно пророчество, бледный голубоватый блуждающий огонек.
* * *
К нашей встрече два дня спустя я успел нанять четырех лошадей – двух верховых и двух вьючных. На то, чтобы подготовить оборудование, которое понадобится мне для работы с захоронениями массакватов – щупы, лопаты, кирки, метелочки и ящики из прочного дерева с ямкой обивкой внутри, куда можно будет складывать найденные на месте берестяные грамоты – ушел почти целый день. Вот этот багаж плюс провизия, полевое снаряжение, оружие и экземпляр «О человеке» Поупа составили поклажу двух лошадей.
Мы выехали из Данстебла на восходе солнца, ясным погожим днем – такие для новоанглийской весны вообще-то редкость. Я показал Варнуму мои карты и отсчеты по компасу, и он сказал, что для последнего броска к месту захоронения нам отлично сгодится самая северная из лесорубных стоянок, так что мы сможем большую часть маршрута держаться хорошо проторенных троп.
Вступив в великие новоанглийские леса, я испытал чуть ли не религиозный трепет, с каким не сталкивался больше ни в одних джунглях, вельде или тундре этой планеты. Кругом царило задумчивое безмолвие. Свет, проходя сквозь кроны сосен и тсуг, становился зеленым, так что даже самый воздух, которым дышишь, тут обретал оттенок обступавшей нас со всех сторон растительности. Лошади ступали почти бесшумно по толстому ковру рыжей хвои, копившемуся тут столетиями. Стоило закричать птице, и в тишине раскатывалось громоподобное эхо – впору почувствовать себя богохульником, забредшим в темный и величавый храм. Мелкие городки и селения этих краев мой трепет тоже, судя по всему, разделяли и лепились вдоль прибрежных соленых болот, предпочитая знакомые опасности угрюмой северной Атлантики, тайнам этих чащоб. И названия у них были сплошь окоченевшие и непоколебимые, под стать холодному упорству первых поселенцев – День Субботний, Ледяное Озеро, Ветряное Русло, Колокольная Отмель.
Варнума подобные чувства не беспокоили. Он ехал впереди меня, втянув голову в огромный шерстяной шарф, погрузившись в мысли о летящих сроках, досковых футах и расстояниях от Пенаубскета до лесопилки в Данстебле. К незыблемо дурному предчувствию, владевшему мной с момента выезда из города, он тоже остался совершенно неуязвим. Мои же мысли упорно возвращались к картине безжизненно кружащихся в черной воде зверюшек… и к голубому сиянию, так похожему на блуждающие огоньки, но страшащему лесорубов больше, чем весенний разлив Пенаубскета. Я старался сосредоточиться на предстоящей работе – найти место, раскопать, обнаружить захоронения, идентифицировать, скопировать массакватские пиктограммы… но здесь, в этом зеленом свете и тишине, эмоции обретали какую-то неодолимую силу.
Утром третьего дня, после ночевки в самом северном из лагерей, мы прибыли к месту назначения. Читатель наверняка подивится той легкости, с которой мы обнаружили племенную территорию масскватов. Дело в том, что вдобавок к компасным данным и картам у меня был в запасе еще один фактор – та почти абсолютная стерильность, которую обретает земля, много лет используемая для стойбища. Постоянное вытаптывание, огни очагов и кузниц, слив щелочных растворов, после примитивного дубления кож – все это настолько высолаживает и истощает почву, что выжить на ней после этого в состоянии только самые выносливые из растений.
Я узнал место тотчас же, как только мы выломились из соснового подлеска на круглую поляну акров пятнадцати в диаметре. Хозяйственных ям тут не наблюдалось – все отбросы давно размели летние ураганы и растащили лесные звери. Сохранились, однако, ряды темных впадин в земле, куда когда-то были воткнуты сваи массакватских жилищ. Кроме них земля локация не несла никаких признаков человеческого пребывания. Если тут и удастся что-то найти, так разве только поломанный наконечник стрелы или осколок керамики, или еще какой-нибудь артефакт племенного быта. Берестяные свитки с пиктограммами будут явно не здесь, а в захоронениях – распределенные между могилами вождей и главных воинов. В отличие от многих соседей, оставлявших трупы на деревянном помосте или просто в развилке дерева, тлеть естественным путем, племя Паукватога сжигало своих мертвых и хоронило пепел. Мы поставили лагерь в центре поляны, расположив две одиночных палатки ярдах в двадцати друг от друга по обе стороны от кострища. Мне не терпелось найти кладбище, а Варнуму – прокатиться по окрестным лесам, посмотреть сосны и заодно выяснить, что там так напугало его ребят. В итоге мы договорились встретиться в лагере перед закатом.
