— Мне нравится твой ход мысли, Фабрини, — сказал ему Кук. — Если рядом есть другие корабли, мы сможем найти кое-какие припасы, и у нас все получится.
Ему не просто понравилось, что в Фабрини вдруг проснулся новаторский дух, а его неожиданно проявившийся позитивный склад ума. Кук понимал, что раньше Фабрини был напуган. Сильно напуган… А кто из них не боялся и не боится до сих пор? Но он вышел из этого состояния с освежающей решительностью. И это хорошо. Потому что в этом месте собственный разум мог уничтожить тебя так же быстро, как и то, что поджидало в тумане.
Фабрини подождал, а потом спросил:
— Почему бы тебе просто не рассказать, что у тебя на уме, Кук? Я к тому, что хуже от этого мне уже не будет.
— А кто сказал, что у меня что-то на уме?
— Никто.
Кук кивнул.
— Ладно. Все это, конечно, хреново, но небольшие преимущества у нас еще остались. Он встал и, подойдя к иллюминатору, посмотрел на туман и на проплывающие мимо водоросли.
— Ты же читал, что написал Форбс. Про белое желе, обнаруженное в мертвых телах, а также в других местах… Что он там писал? Что оно испускало странное свечение? И что доктор обжег руки, прикоснувшись к нему? И что ожоги на трупах напоминали те, которые вызывает радий? Сечешь, к чему я клоню?
Но Фабрини лишь покачал головой.
— Кук, я бросил школу в десятом классе. Растолкуй, а то я не понимаю.
Лицо Кука растянулось в ухмылке, но всего лишь на мгновение.
— Радиация, — сказал он.
— Вот, дерьмо.
— Да, и ожоги и то недомогание, которое испытывал экипаж по возвращении на «Корсунд»… все это похоже на радиационное облучение, верно? Лучевая болезнь. В 1918 году Форбс ничего не знал о радиации, а доктор Аспер если и знал, то совсем немного. Но все сходится, не так ли?
Фабрини побледнел.
— То нечто, о котором писал Форбс… которое, по его мнению, убило экипаж на «Корсунде», и его людей на этой посудине… Черт, думаешь, этот корабль по-прежнему кишит им? Мы, наверное, уже светимся в темноте.
— Если мы подверглись воздействию радиации, то уже слишком поздно, — сказал ему Кук. — Возможно, мы облучены… но не забывай, я просто размышляю. Только и всего. К тому же, не вся радиация держится долгое время, как например, после взрыва бомбы. Я читал, что большая часть радиоактивного материала имеет период полураспада. И он длится несколько дней, или недель. Что-то в этом роде. Так что, думаю, спустя почти девяносто лет нам ничего не грозит.
— Пока все не начнется снова.
— Да, — сказал Кук.
Он знал, что ходит по тонкому льду. Но, похоже, чем бы ни было это нечто, радиоактивность являлась одним из его природных свойств, как выдох углекислого газа — неотъемлемой частью жизнедеятельности человека. И возможно, это была не радиоактивность, как они ее понимали, но что-то очень близкое.
— Если это нечто придет за нами, — сказал Фабрини, — я хочу, чтобы оно быстрее изжарило нам мозги. Пусть подавится.
— А если оно все еще здесь? — предположил Кук.
Фабрини лишь покачал головой.
— О, оно определенно здесь. Может, Крайчек и сумасшедший… Но это не значит, что он не прав.
Они сделали для Сольца все, что могли, но этого было недостаточно.
Гослинг, который имел опыт в оказании первой помощи, перевязал ему раны и остановил кровотечение. Дал ему обезболивающее, промыл глаз стерильным раствором и наложил повязку. И все. Все, что они могли сделать при данных обстоятельствах. Они накрыли Сольца водонепроницаемым одеялом и стали надеяться на лучшее.
— Он уже не выкарабкается, верно? — спросил Кушинг.
Гослинг пожал плечами.
— Не знаю. Просто не знаю.
Сольц впал в состояние, похожее на кому. Время от времени он стонал и сильно дрожал. Его лихорадило. Он был весь в поту и источал неприятный сладковатый запах сгоревших хотдогов.
Джордж посмотрел на летучую мышь.
Та была мертва.
И просто плавала среди водорослей. Он не знал, что именно убило ее. Знал лишь, что она умерла спустя двадцать или тридцать минут после того, как упала в воду. Единственное повреждение, которое они ей нанесли, это сломанные усики. Разве этого было достаточно? Неужели она умерла от повреждений сенсорного аппарата? Джордж так не думал. Кушинг полагал, что она задохнулась, поскольку была жабродышащей и слишком долго находилась без воды. Легко и просто. Но это не объясняло того, почему из пасти у существа текла желтая жижа, словно ее тошнило собственными внутренностями.
Джордж решил, что это от перепада давления.
Когда глубоководную рыбу поднимают в траловой сети, она взрывается от падения давления.
— Не знаю, — сказал Кушинг. — Эта тварь показалась мне довольно живучей, Джордж. Глубоководные существа бывают, как правило, очень вялыми при поднятии на поверхность, если вообще живыми.
Вопрос. «Летучая мышь» зависала на некоторое время рядом с плотом. Если она задыхалась, что мешало ей просто нырнуть в воду? Любопытство? Она не понимала, что это за плот и розовые существа на нем, и ей нужно было узнать это даже ценой собственной жизни. Нет, ерунда. Животные могут быть любопытны, но лишь до определенной степени.
Возможно, она была больна, — подумал Джордж, ткнув труп веслом. Возможно, в этом было дело.
Но посмотрев на Сольца, он понял.
Во всяком случае, так ему показалось.
Сольц умирал, либо был близок к этому. Гослинг сказал, что раны у него серьезные, но не опасные для жизни… и все же у него были жар и озноб. Состояние, похожее на кому. Словно он заразился какой-то странной тропической болезнью, или его организм кишел инфекцией. А может быть, просто может быть, и то и другое. Слюна «Летучей мыши» обожгла его, проникла в раны… и кто знает, каких паразитов и бактерии она содержит? Микроорганизмы, фатальные для человеческой биологии. Чуждый патоген, с которым не способна бороться наша иммунная система. Если это так, то, возможно, все было с точностью до наоборот. Микробы существа убивали Сольца, но, возможно, его микробы первыми убили существо.
Джордж поделился с Кушингом своей теорией, и та ему понравилась.
— Звучит разумно. У тебя логический, научный склад ума, а ты даже не знал об этом.
— Да, это, конечно, здорово, но если Сольц чем-то заразился… мы все в опасности.
— Тебя это беспокоит? — спросил Гослинг.
— Да.
Он кивнул.
— А у нас есть альтернативы?
Джордж знал ответ.
— Ни одной.
Так оно и было. Жизнь на плоту в непосредственной близости друг от друга и при отсутствии больничных палат полностью исключала возможность карантина. Сольц был одним из них. Инфицирован он или нет, им придется заботиться о нем даже под угрозой собственного заражения. Они не могут бросить его… в противном случае, они будут мало чем отличаться от того же Сакса.
