— Она просто засела там, — сказал Кушинг. — Совсем мне это не нравится… у меня мурашки от этой твари. Только не говорите, что вы чувствуете то же самое.
Гослинг едва заметно ухмыльнулся, Джордж, похоже, тоже. Но Кушинга, видимо, это ни капли не заботило. Черная масса пугала его точно так же, как и их, но у него, по крайней мере, хватило мужества признаться в этом вслух.
Поэтому они стали ждать.
Тварь тоже выжидала.
— Разве нам уже не хватит? — произнес Джордж вслух, и тут же пожалел об этом. Остальные тоже об этом думали, но озвучил эту мысль именно он. И этого определенно не стоило делать.
Он замолчал.
Спустя минут десять жуткого молчания масса начала медленно двигаться в сторону плота. Она явно не спешила. У нее было полно времени, и она, казалось, знала это.
— Похоже… похоже, она всплывает, — сказал Гослинг.
Так и есть.
Нечто поднималось на поверхность в пене из слизи и пузырей. Нечто похожее на зонтичный купол, ярко-лиловый у вершины и розоватый, как плоть, по краям. Оно непрерывно поднималось все выше, все больше открываясь их взору. Жуткое скопление пузырей, полипов и свистящих мембран, белого, красного, оранжевого и изумрудного цвета. Блестящих, сияющих и подрагивающих. По краю купола располагались темные маслянистые узелки — возможно, глаза… Их были сотни. Черных, студенистых, внимательных глаз.
— Это… медуза, — воскликнул Кушинг, со смесью изумления, ужаса и отвращения в голосе. То же самое чувствовали все остальные.
Медуза.
Но только медуза, обитающая в Мертвом море. Ее купол был футов тридцати в диаметре, а окружающие ее шипящие пузыри и мембраны были размером с баскетбольные мячи. Они постоянно сдувались и надувались, словно тварь дышала. Вода вскипела от сотен бледно-желтых щупалец, протянувшихся во всех направлениях. Некоторые — тонкие, как провода, некоторые — толще человеческой руки, испещренные рубиново-красными прожилками артерий или нервных узлов. Некоторые из щупалец были, наверное, сотни футов в длину.
— Господи Иисусе, — простонал Гослинг.
Джордж тоже хотел что-то сказать, но у него напрочь перехватило дыхание. В легких словно бушевали песчаные бури. Возможно, это и к лучшему… потому что если бы он обрел голос, сквозь слипшиеся в серую линию губы вырвался бы лишь пронзительный крик. Мать всех криков. Ибо при виде этого чудовища, этого зловещего воздушного шара и его дышащих пузырей его охватил чистый, безудержный ужас. Сырой, абсолютный, безумный.
Этого не может быть.
Этой твари не может быть в природе.
Вода напоминала сейчас кипящий, колышущийся лес щупалец, которые полностью окружили плот, словно мотки кабеля. Под водой они образовывали толстые скрученные витки. Выступающие из воды сплетения были такими огромными, что по ним можно было ходить.
Щупальца были всюду… насколько хватало глаз. Извивающаяся, тяжелая масса, густая, как заросли лиан в джунглях.
Когда Джордж обрел голос, он тут же поперхнулся от крепкого уксусного смрада твари, и смог лишь выпалить:
— Какого черта? Какого черта?
Но никто не ответил.
Кушинг и Гослинг сидели неподвижно. Возможно, они боялись, что если шелохнутся, эта гигантская медуза почувствует это, поймет, где они находятся, и опутает их своими влажными щупальцами. Джордж решил последовать их примеру и замер на месте, несмотря на то, что каждый мускул и каждое нервное окончание гудели, словно высоковольтные провода.
Они сидели и ждали, а туман кружился и сгущался, рождался светящимися шлейфами и сверкающими завесами, умирал в собственных объятьях и рождался снова. От водорослей и болотной воды поднимался пар. Гигантская кошмарная медуза окружила плот с тремя ледяными скульптурами на борту, словно заросли ламинарий пятицентовую монетку.
Тяжелое, свинцовое молчание было нарушено Сольцем.
Он застонал и с клекотом втянул в себя воздух. Чмокнув пересохшими губами, раскрыл рот. Его лицо было покрыто каплями пота, а незабинтованный глаз остекленел и покрылся белой пленкой.
— Воды, — прохрипел он. — Мне нужно… воды… нужно воды… пить… воды…
Джордж знал, что парень болен, и все же ему отчаянно захотелось заткнуть ему рот кляпом. Потому что повторяющийся, глухой звук его голоса привлек внимание медузы. Ее щупальца завибрировали, словно услышали его. По краю ее купола веером росли бесцветные жгутики, похожие на разваренные макароны. Раньше они висели, слабо покачиваясь, словно морская трава, а теперь извивались и подрагивали. Возможно, медуза не слышала, а улавливала вибрацию, вызванную звуком голоса.
Кушинг шевельнулся, и полдюжины щупалец дернулись, словно от испуга.
— Сиди тихо, — шикнул на него Гослинг. — Оно знает, что мы рядом, но не знает, где именно…
Сольц зашевелился. Его затрясло, и водонепроницаемое одеяло сползло к коленям. Он находился в носовой части плота, и щупальца твари были в нескольких дюймах от него.
От его движения щупальца затрепетали. Они изменили цвет от пшеничного до ярко-желтого. Большинство из них неподвижно лежали в воде, но дюжина находящихся над поверхностью начала лениво сворачиваться в клубки, как питоны. Не только щупальца изменили цвет, но и сам купол тоже. На первый взгляд, он показался Джорджу каким-то ненастоящим, и напоминал желе, вывалившееся из формочки. Прозрачная студенистая масса идеально круглой формы, с виду такая глубокая, что в ней можно было утонуть. Покрытая резиновой мембраной, похожей на целлофан, залитый кулинарным спреем. Теперь она тоже меняла цвет. От густого фиолетового до ярко-розового, затем до алого, оранжевого и индиго… словно разлитый на воде бензин.
— Чего это оно? — шепотом спросил Джордж.
— Хроматофоры, — так же тихо ответил Кушинг. — Пигментные клетки… оно может либо управлять своим пигментом, либо реагирует на перепады настроения, как кальмар…
Но Джордж не был в этом уверен.
Его посещали безумные мысли — что если оно отвечало на их голоса? На те слабые вибрации, вызываемые ими? Купол изменял цвет, лишь когда они говорили. А что если оно… господи, что если оно разумное, и пытается общаться?
Страшнее этого он ничего не мог себе представить. Тупой мерзкий хищник был намного предпочтительнее хищника разумного. Потому что если он разумен, это лишь вопрос времени, когда он поймет, как добраться до них.
А это плохо. Джорджу казалось, что худшее уже позади… гигантский угорь, атаковавший плот, безумная манта-летучая мышь… но чтобы такое… Одно дело, когда ты можешь сопротивляться, неважно, насколько омерзителен твой противник. Но просто сидеть, ждать и беспомощно гадать, пока твой разум крутится волчком, показывая тебе твою смерть во всех отвратительных подробностях… да, это было действительно плохо. Так плохо, будто у тебя вырвали кишки через рот, и не осталось ничего, кроме гулкой пустоты, как внутри барабана.
