Размышляю над тем, стоит ли подталкивать его на пути возвращения утраченного знания. Мелькает и гаснет предположение, что этим я могу только ускорить гибель мира. Какое мне, впрочем, до этого дело, думается в последнюю секунду перед тем, как я отрываю взгляд от картинки и встречаюсь с немым вопросом Доминика:
- Это - вы, - палец упирается в фигурку оскорбленного мальчика, и Дом неожиданно вздрагивает, видимо, догадываясь, что последует дальше. - А это...
- Вы, - выдыхает брюнет, и я согласно киваю, серьезно глядя на него. - Вы все время ломали то, что я строил...
Его замечание порождает горькую улыбку на губах, но я снова утвердительно киваю:
- Собственно, вы сейчас нарисовали то, что является мне о сне каждую ночь с того момента, как я вас вытащила, Доминик. Я вряд ли смогу сказать вам больше, но мы, скорее всего, как-то между собой связаны. А это... - палец, оторвавшись от застывших в песочнице детей, отклоняется влево, туда, где на скамейке сидит пара без лиц.
- Наши родители? - предполагает Доминик. - Мы с вами родственники?
- Не думаю, - улыбаюсь я. - Магия Жизни и Смерти никогда не сможет объединиться между собой так, чтобы дать потомство, подобное нам с вами. Мы связаны как-то по-другому.
- И вы не пытались выяснить природу этой связи? - удивленно вскидывает брови ирис. - Вы не производите впечатление человека, готового мириться с нежелательными для него обстоятельствами, Рен.
- А вы думаете, что так хорошо меня знаете? - меня почему-то начинает веселить ситуация, в особенности - та непосредственность, с которой ирис впитывает новую информацию.
- Я, наверное, воспринимаю вас на интуитивном уровне, - серьезно отвечает он, и мое хорошее настроение вмиг улетучивается.
Вот и я точно также...все пропускаю через чувственное восприятие.
- Пыталась, Дом, - нехотя признаю правду. - Но в истории нет ничего интересного, а те, кто может поделиться правдой, не желают этого делать, поскольку одной из аксиом нашего мира является свобода воли и выбора.
- Сури что-то рассказывала про это, - взгляд мага затуманивается. - Но я не сильно вникал в детали. Похоже, свой выбор я когда-то сделал...
- Быть может, вы вспомните все и поможете мне сделать свой, - невесело улыбаюсь я, и тут глаза ириса вспыхивают:
- Мы обязательно докопаемся до правды, Рен, я вам обещаю! - мои ладони оказываются в плену его рук, и мне бы испугаться фанатичного блеска глаз, но я сейчас не могу думать ни о чем, кроме тепла, исходящего от Доминика.
Поэтому никак не реагирую на то, что его лицо вдруг начинает приближаться к моему...
Неужели он откликнулся на мой зов? Неужели перестал закрываться и готов, наконец-то, быть рядом, несмотря ни на что? А ведь теперь я понимаю, что все это время тянулась к его свету. Не к силе. Не к ловкости и постоянным попыткам защитить от чего-то неведомого и оттого устрашающего. К свету, который увидела совсем недавно, хотя - вот дура - уже тысячу раз могла бы разглядеть. И как хочется сейчас окунуться в этот свет и наяву воскресить все воспоминания, теперь кажущиеся произошедшими словно в прошлой жизни. Запутаться в мягких кудрях. Ощутить на губах забытый вкус его поцелуев. Прижаться к сильному телу и снова почувствовать себя дома...
Только вот волосы у него намного короче. И губы целуют совсем не так. И руки...не обращаются с тобой, словно с музыкальным инструментом... Не он, отзываются мысли волной разочарования, поднимающейся из глубин души, не он... Тогда почему же я так неистово обнимаю? Почему позволяю себя целовать и разрешаю чужим рукам оказываться там, где до этого мог находиться только он?.. Почему я сама нахожусь в каком-то странном состоянии и наблюдаю за своими действиями будто со стороны? Ведь вижу же: сижу на скамейке, на коленях у длинноволосого брюнета и позволяю, позволяю ему творить со мной это! И отрываюсь от его губ, только чтобы заглянуть в светлые глаза, которые сейчас от страсти кажутся почти черными от заволакивающего радужку зрачка.
Только ведь не быть им никогда глазами самой тьмы. Потому что она всегда смотрит на меня из зеркал его души и улыбается. И лелеет. И заботится. И я ведь к нему хочу, а не к брюнету, что сейчас обнимает. Прийти в себя. Надо прийти в себя. Пока снова не стала с ним единым целым. Приди в себя, я сказала!
Осознанность возвращается вместе с первым ударом грома над нами. А дождя нет, странно, но я не обращаю на это внимания, потому что рывком слетаю с колен Доминика, неудачно приземляясь на выложенную гравием дорожку вокруг прудика, и больно ушибаю колени, оступившись и падая вперед. Потом молча смотрю в ошарашенные глаза брюнета, из которых потихоньку исчезает страсть. Что это было? Что, черт возьми, сейчас произошло?
- Рен, - заикаясь, произносит маг, и я понимаю: потрясен не меньше моего и тоже пытается разобраться в ситуации. - Простите, я не знаю, что на меня нашло...
- Теперь вы верите, что мы как-то связаны, Доминик? - поднимаясь с колен благодаря его помощи, отряхиваю комбинезон.
- Да... - удрученно отзывается мужчина. - Но мне совсем не нравится то, что нельзя никак объяснить происходящие между нами вещи.
- Давайте так, - придется брать ситуацию в свои руки, потому что наш маг Жизни, похоже, от потрясения нескоро из ступора выйдет. - Будем собирать информацию всеми доступными способами, а потом соединим и сделаем выводы, идет?
Он неуверенно кивает, и я оставляю себе запасную дорогу для отступления:
- Только давайте впредь не проводить столько времени вместе. Честно говоря, - я мешкаю, не знаю, как бы поделикатнее выразить свои опасения, - я боюсь того, что могло бы произойти, окажись мы с вами в менее людном месте...
В его глазах мелькает понимание. Доминик молча кивает, предлагая покинуть парк. Я смотрю на часы и соглашаюсь с ним, потому что время прогулки за его рисованием и моим наглым просыпанием как раз подходит к концу. Обратно идем молча, не касаясь друг друга и словно опасаясь повторения ситуации в парке, каждый погружен в свои размышления. Кода в зоне досягаемости оказывается вчерашнее кафе, я останавливаюсь и тихо прошу Доминика:
- Вы сможете меня простить, если сегодня я не стану вашей провожатой до центра? Хочется немного побыть одной, если позволите.
- Конечно, Рен, - соглашается ирис и, простившись, покидает меня.
А я устало бреду в сторону одного из незанятых столиков на улице и со стоном опускаюсь на стул, вытягивая ноги.
Что, черт возьми, творится в этом странном мире? Почему я, словно так и должно быть, седлаю малознакомого мужчину посреди бела дня в общественном месте и испытываю от этого огромное удовольствие? Неужели таким странным образом выливается неудовлетворенность от встреч с Тео? И почему именно мысли о нем возвращают трезвость рассудка, которой я чуть было не помахала ручкой, оставшись наедине с Домиником?
