Сэм ворвался так неожиданно, что Уолтер чуть со страху не пальнул! Взмыленный кудряш подскочил к Тиму:
— За Максимилианом и столичными увязались рабочие с лесопилки!
— Погоди ты, Сэм, — зло выплюнул шериф, — ты всё точно проверил?
— Конечно! Золтан подтвердил, пятеро всадников поехали старой тропой!
Грязно выругавшийся секундой назад Уолтер уверенно вставил:
— Они на полицейского руку не поднимут.
— За городом? — возразил я, поднимаясь. — Не стал бы так уверенно заявлять это… Нужно кого-то отправить.
— Давай я съезжу: только колёса смазал. Марк, сейчас все сильно заняты…
— Я свободен!
Довольно нагло со стороны мальчишки перебивать Тима. Неважно, нынче нервы нас всех приобретают поразительное сходство со струнами гитары госпожи Рамирез. Это у нас давно началось, уже пару месяцев как…
Шериф, как и я с Уолтером, на миг отвлеклись на дёрнувшуюся Алиес, чтобы тут же продолжить разговор:
— Сэм, ты же знаешь, как мне не нравится, когда из города пропадают аж двое сотрудников. Душегуб, двое опасных заключённых, лешие снова стали наведываться в Гавару — эту кучу дерьма надо разгребать, каждая лопата на счету.
— Но их Леквер отправил! — широко развёл руками паренёк. — Сам знаешь, что он тебе класть меж глаз хотел!
— Не до такой степени, — прохрипел Тим, скривив губы, — он же не дурак рассчитывать, что пятеро его людей на лошадях останутся незамеченными. Никакого «по-тихому убрать людей из столицы и полицейского в придачу» не выйдет!
А это, кстати, не факт… Когда на губах появляется пена, многие забывают включать в работу мозг. Полагаю, сидеть в стороне больше не выйдет, так что самое оно, чтобы вмешаться:
— Думаю, Сэм прав.
— Следи за подозреваемой, — поставил меня на место Тим, — а ты останешься здесь.
— Ясно, — побеждёно буркнул малец, его ярый дух испарился, не пообещав даже следов.
Недовольство велением шерифа можно измерить силой хлопка дверью: однозначно можно сказать, что Сэм сильно не согласен. Чувствуются потуги не находящего своей щели взрослеющего характера. Готов спорить, у Тима и такой период в жизни был.
Или он уже родился несгибаемым умником?
Уолтер почесал шрам и поднял голову, уши навострил, чертяга этакий. Так он простоял не меньше минуты, пока не послышался цокот копыт за окном. Стража порядка угон лошади напарником сильно рассмешил, что заливистый смех не было сил не подхватить.
— Так и знал, — самодовольно пропихнул он сквозь гогот.
2:08 Оскар
Собака неслабо потрепала мою руку: клыки прошили плоть до костей, но сами они, к счастью, не раздроблены. От этого не то, чтобы менее больно, но осознание отсутствия у тебя инвалидности повышает тонус. Гнев так и не удалось усмирить, и я высадил всю обойму псине в голову.
Я зол и жесток.
Пришлось отрезать к чертям облегающую часть рукава, чтобы нормально врачевать руку. Мы с Юрико извели львиную долю антисептика, заживляющей мази и бинтов. Крови я успел потерять много, отчего не очень хорошо себя чувствую.
Японка вышла из бойни невредимой.
Не считая собак, больше всех досталось Нансенкрису: напарница не простила ему ни хамства, ни нетерпимости, ни травли собаками, ни взмахов топором. Сейчас Собаковод сидит перед разбитым окном в одном нижнем белье, связанный по рукам и ногам, каждую из которых прошила пуля. В живых да ещё и в сознании его удерживают жгуты и большое количество обезболивающего, заботливо одолженного Юрико.
Нансенкрис трясётся от боли, холода и страха — я бы назвал все три фактора нечеловеческими. Зрелище оказалось не из лёгких, поэтому приходится раз за разом давить накатывающее чувство жалости.
Для уполномоченного по медицинским преступлениям — будни.
Японка приготовила мразь к допросу, пошла кружить вокруг него свирепой пантерой. Моё место как ослабшего мягкотелого напарника — на подоконнике. От Юрико веет угрозой, неукротимой стихией и тяжёлым роком. Я слабо верю, что для Нансенкриса всё закончится хоть сколько-нибудь хорошо…
— Как тебя зовут?
Собаковод не ответил. Очень глупо с его стороны, а коллега наказывает глупость болью. Впервые вижу, чтобы так легко ломали ключицу.
И он взвыл не хуже своих псов:
— А-а-а-а-а!!! Нансенкрис Вуд… шлю…
Вот теперь правильно: не надо шипеть на Юрико обидным словом из пяти букв. В твоём организме двести шесть костей, и все они в распоряжении сурового палача.
— Твоё прозвище — Собаковод?
— Да.
— Тебя выгнали из лагеря леших близ Гавары пять лет назад, верно?
— Да.
— За что? — прогремел раскатом грома голос японки.
Нансенкрису страшно: он нервно сглатывает и прячет лицо от взора карательницы. Ответы даются с трудом:
— За торговлю наркотиками.
— Почему?
— Потому что… Много людей стало умирать…
— От твоего товара? — Юрико встала прямо перед наркоторговцем.
Я склонился чуть вперёд.
— Да… И от моего в том числе…
— Где достаёшь?
— Сейчас я этим не занимаюсь… — проблеял Собаковод.
Удар японки стопой в голень вырвал крик из его рта. Песня боли и страха мелодична, не каждый заставит так петь громадного амбала.
— Думаешь, для меня это имеет значение? Поясняю: вопрос «где?» — ты называешь место, «когда?» — время, «кто?» — имя. Без вариантов. Вспоминай вопрос!
— В основном, в столице, в Сакра Ципионе! — выкрикивать ответы уже приходится сквозь слёзы.
Сакра Ципион. Пока всё сходится, как подтасованный пасьянс. Ключик ко всем вопросам, быть может, корчится прямо в этой комнате.
— Ты сбывал товар только своим?
— Нет, были постоянные клиенты и в Усницке, и в Гаваре…
— Например, Смитсон Гангейл?
— Был один Гангейл… — быстро вспомнил Собаковод. — Точнее, одна… Жена, я думаю.
Жена? Значит, Хильда была наркоманкой, а вовсе не её муж. Но, если задуматься, это совершенно не меняет дела. Тем не менее, чтобы женщина отправлялась в лагерь разбойников… за дозой…
Мне дано понять всё, что угодно, кроме людей.
Юрико завершила пятый круг.
— Три года назад ты ещё распространял наркотики?
— Завязал.
— Но заявляешь, что у тебя много денег. Откуда тогда? — присела японка перед ублюдком, с вызовом надвинувшись на него.
— Я занимаюсь… сутенёрством…
Хлёсткий удар превратил его нос в расплющенную картофелину, кровь полилась водопадом. Юрико стало мерзко, что она поспешила отойти.
— Проституция строго запрещена и карается четвертованием публично. Сутенёров обматывают колючей проволокой и бросают посреди леса. Тебе знакомы эти законы?
