тебя собирается от меня избавиться.
— Я не больше заинтересован избавиться от тебя, чем ты избавиться от меня.
— Ты только что убил сотню моих солдат.
Он качает головой.
— Это не твои солдаты. Это солдаты Люцифера, а ты — не он. Может у тебя и есть этот титул. Может ты и скрываешь, что носишь его доспехи под своим пальто, но ты не больше Люцифер, чем любой другой.
— Откуда ты знаешь, Енох?
— Я не Енох, юный ты глупец. Здесь нет Еноха. Я Люцифер. Первый Люцифер.
В любой другой день я, может, и не поверил бы в нечто подобное. Сегодня всё по-другому.
— Если ты настоящий Люцифер, то тот парень, которого я знаю как Люцифера, — это Енох?
Он опирается локтями на колени и качает головой.
— Я сказал тебе. Нет никого по имени Енох. Енох — это город. Я Малифас. И прежде, чем ты задашь какие-либо глупые вопросы, да, я сказал, что был Люцифером. Вспомни, что Люцифер, которого ты знаешь, когда-то был Самаэлем. Точно так же, как ты…
— Старк.
— Как ты, Старк, теперь Люцифер.
Я слышу что-то наверху. Не могу сказать, то ли это крики, то ли кто-то поёт «Близко к тебе».
— Что там происходит с моими подчинёнными?
— Полагаю, их убивают, как убивают любого, кто приходит сюда.
— Почему? Что такого особенного в этом месте, что все, приблизившиеся к нему, должны умереть?
Малифас пожимает плечами.
— Тебе нужно спросить Самаэля. Он его построил. Он создал этот город. Он проложил дорогу. Он создал кольца, через которые ты прошёл, и Воросдока, который напал на твоих подчинённых. Раз ты пробыл в аду какое-то время, то, наверное, заметил, что он довольно умён и обладает прекрасным чувством страдания.
Ещё одна иллюзия? Я разговариваю сам с собой, или падаль обладает галлюциногенной слюной, и они укусили меня и разрывают на части?
— Зачем Самаэлю всё это делать?
Малифас встаёт и манит меня пальцем за собой.
Мы идём по коридору с окнами, выходящими на пространство перед Брешью. Во все стороны тянутся падаль и мёртвые солдаты.
— Не переживай, — говорит Малифас, — это его рук дело. Не твоих.
— Почему? Зачем он это построил? Зачем ты здесь?
Он широко разводит руками и кружится. Смеётся с большей силой, чем я думал, что в нём есть.
— Потому что это ад. Первый ад. Первый после падения. Тот, что мы создали вместе, а он взял и покинул потом.
Малифас выглядывает в окно. Несколько последних из падали бредут вверх по склону холма. У многих из них отсутствуют головы, руки или ноги.
— Какие истории рассказывают обо мне сейчас? Что Брешь Еноха — оплот мятежного адовца? Что говорят об этом адовце?
— Что он безумен. Что он убивает путешествующих по своей дороге. Что он ебёт змей и крыс и порождает детей-чудовищ, которые делают за него грязную работу.
Он берётся за прутья и прижимается к ним лицом.
— По крайней мере я колоритный в этой версии. Эти мифы об этом месте меняются со временем. Очень немногие в аду помнят, что на самом деле происходило в первые дни. Помнишь, что я сказал о том, чтобы предлагать существам то, что они действительно хотят? Зачем им хотеть помнить, что этот мир начался со столь же основательного предательства, как и тот на Небесах?
— Ты говоришь, что вы с Самаэлем были закадычными друзьями, и он предал тебя. Почему? Почему его так волнует захватить эту жопу мира?
— С одной стороны он любит власть.
— Как и ты, раз ты был Люцифером.
— Туше. Разница в том, что у меня были сомнения насчёт ссоры с Отцом. Её было. Когда группа нас попыталась вернуться, ты видишь результат.
У меня в мозгу лязгают маленькие шестерёнки. Я выглядываю в окно.
— Падаль, атаковавшая моих подчинённых. Они адовцы, не так ли?
Малифас кивает.
— Те, кто хотел вернуться со мной, чтобы броситься к стопам Бога, надеясь получить его бесконечное милосердие. То, что они получили, ты видел в роще. Я получил эту тюрьму.
Я достаю «Проклятие». Закуриваю и предлагаю ему. Он берёт её, нюхает и возвращает мне.
— Пахнет ужасно. Это то, что вы курите сейчас в Пандемониуме? Травите себя этим?
— У нас есть все виды отравы. Тебе нужно попробовать Царскую водку. А может в грузовике осталось немного салата «Единорог», если хочешь попробовать.
Он качает головой.
— Что за глупый мир мы создали вместе. Он должен был соперничать с Небесами, но обернулся ещё большими разрушениями.
— Знаешь, что забавно? — говорю я. — Угадай, где сейчас Самаэль?
— Боюсь, у меня пропал аппетит к играм.
— Он снова на Небесах. У него тоже были сомнения насчёт ссоры. По крайней мере в той части, что касалась войны. Он вернулся наверх, чтобы помириться со стариком.
Лицо Малифаса расплывается в улыбке. Он прислоняется к стене и посмеивается.
— И сколько вечностей ему для этого потребовалось и ещё один дурак на роль Люцифера.
Я выдыхаю «Проклятие» и задумываюсь.
— Возможно всё не так плохо, как ты думаешь. Полагаю, Самаэль держал меня за болвана, когда смылся из города и оставил мне эту работу. Возможно, всё это было ради встречи с тобой. Возможно, он не решался увидеться с тобой, а может знал, что ты не захочешь видеть его. Возможно, я здесь для того, чтобы развеять миф. Выпустить тебя и напомнить всем, что здесь произошло на самом деле.
Он переводит взгляд на меня.
— Думаешь, он на самом деле такой сострадательный?
«Проклятие» в хорошем смысле жжёт мне горло.
— Случались и более странные вещи.
Малифас подходит ко мне, разгоняя рукой дым. Он шепчет.
— Знаешь, что я думаю? Думаю, он прислал тебя. Но не из того сострадания, что ты имеешь в виду.
Я чувствую, как нож проскальзывает снизу под доспех. Малифас вонзает его два-три раза, поворачивая лезвие и удерживая на месте.
— Думаю, он прислал тебя сюда в качестве жертвы. Он ушёл и отдаёт ад обратно мне. Я сожгу дотла Пандемониум. Енох будет новым адом, а это будет дворец Люцифера Малифаса.
Он вытаскивает клинок и засовывает обратно под рукав своей одежды. Я падаю на колени. Он пинает меня ногой. Это мелочь, но кровоточащая рана всё равно болит.
— Если Отцу в самом
