— Это все равно многого не объясняет. Например, как Би Джей связана с этим делом.
Разве что криптоамнезия… — предположила Дэйна.
— Сознательно забытая информация? Откуда бы?
— Би Джей говорила, что ее отец был полицейским в Обри. Она вполне могла слышать, как; тот обсуждает дело сорок второго года, может быть, даже видеть фото Коукли.
— Это все равно не дает объяснения, почему она посреди ночи выехала во чисто поле, — выразительно пожал плечами Фокс, — и с первой попытки раскопала могилу агента ФБР, которого безуспешно ищут вот рке полстолетия.
— Что, если информация о предыдущих преступлениях, похороненная у нее в памяти, в сочетании с последними событиями вызвала у нее прозрение?
— То есть как это — наитие, что ли?
— Да, исключительное наитие…
— А ты еще называешь меня фантазером… У тебя вот тоже интуиция исключительная — и часто с тобой случаются «проколы истины»?
— Нет, что ты, — Скалли улыбнулась слегка завуалированному комплименту. — Ничего подобного у меня никогда не бывало…
С федерального шоссе машина свернула на разбитый проселок, обсаженный могучими облетевшими вязами, за которыми тянулись черные осенние поля. Наконец машина поравнялась со старым, неряшливым домом, обнесенным покосившимся, давно некрашеным забором. Картину заброшенности и запустения довершал остов какой-то домашней техники, догнивающий во дворе.
На стук в дверь долго никто не открывал, и озабоченный Молдер даже стал всматриваться в широкое окно, но так ничего и не сумел разглядеть: в доме было темно, как в старом, давно не проветривавшемся склепе. Между рамами скопились пыль, паутина и трупики мух. Наконец дверь с протяжным скрипом отворилась, и в дверном проеме появился сгорбленный старик с лицом, изъеденным оспой. От ноздрей старика к газовому баллону, закрепленному на тележке, ручку которой тот сжимал в руках, тянулся целый шлейф прозрачных пластиковых трубок.
— Гарри Коукли? — скорее для проформы поинтересовался Молдер. — Прошедшие годы и тяжелые испытания (а как иначе назвать пожизненный срок, который преступник отбыл едва ли не «от звонка до звонка»?) не сумели оставить на его чертах достаточный след, чтобы неузнаваемо изменить характерное лицо, опознанное Би Джей Морроу.
— Д-да…
— Я специальный агент Молдер. это специальный агент Скалли. Мы из ФБР.
Старик со вздохом отступил в глубь прихожей. Вслед за ним спецагенты поднялись в спальню, где Коукли, закурив вонючую сигарету, немедленно погрузился в глубокое кресло, установленное — и, как показалось Молдеру, намертво закрепленное — напротив допотопного черно-белого телевизора.
— Мистер Коукли, — Скалли осторожно оперлась о край журнального столика, стоящего рядом с креслом, — судя по нашим записям в сорок втором году, вы жили в городе Тернесси, штат Небраска, всего лишь в часе езды от Обри, штат Миссури. В то время в Обри были убиты три женщины, и их тела оказались изрезаны бритвой точь-в-точь так, как вы изрезали тело миссис Линды Тибидо в сорок пятом…
— Вы знаете, я не очень четко помню тот период, — хрипло перебил Коукли.
— Я уверена, миссис Тибидо его никогда не забудет.
Старик затянулся и сквозь клубы сигаретного дыма посмотрел в сторону занавешенного окна.
— Врачи мне тогда говорили, что я больной, — заметил он после непродолжительного молчания. — Они кормили меня пилюлями. Я свой срок отсидел. Теперь мне стало легче.
— Какими пилюлями вас кормили?..
— Такими красно-желтыми, сестренка, — старик ухмыльнулся.
— Вы узнаете этого мужчину? — Молдер достал фотографию. — Его звали Чейни.
Старик без интереса посмотрел на фото.
— Нет.
— Он был агентом Федерального Бюро, которого также убили в Обри в тысяча девятьсот сорок втором году, — Призрак свернул фотографию в трубочку и спрятал в карман. — Скажите, где вы были вчера без четверти девять вечера, мистер Коукли?
— Да здесь и был, где сейчас, — старик пожал плечами.
— У вас есть свидетели, которые могли бы это подтвердить? — преувеличенно вежливо поинтересовался Молдер.
— Да вы что, ослепли?!! — Коукли раздраженно ткнул рукой в сторону тележки с кислородным баллоном. — Я не могу из дома выйти без этой гребаной штуки, так и сижу здесь, перед этим гребаным телевизором, двадцать четыре часа в сутки! И в тот вечер, о котором вы говорите, сидел здесь, — по ящику еще крутили какую-то дурацкую передачу про какой-то Международный конгресс в Питсбурге, а потом…
— Ладно, ладно, это лишнее, — поспешила прервать поток излияний Скалли.
— Как скажете, — старик снова затянулся сигаретой, закашлялся. — Ну а теперь, сестренка, надеюсь, это все? А то мне надо сходить в туалет, и я не хотел бы делать это при посторонних.
…Близкий гром накатывался волнами, оглушительно и неритмично, словно какой-то начисто лишенный музыкального слуха божок, устроившись точно над черепичной крышей коттеджа, однообразно лупил по ударным, стремясь извлечь как можно более громкий звук. Детектив Морроу беспокойно разметалась на широкой кровати, стоящей посреди просторной спальни, вздрагивая во сне, когда вспышка молнии освещала комнату.
Снова гулко ударил гром, на сей раз совсем рядом, и порыв ветра распахнул неплотно закрытое окно. Потоки дождя, текущие по стеклу, хлынули внутрь, заливая подоконник. Беззвучно вспухла занавеска. Далеко-далеко, по федеральному шоссе, проползла машина, и свет фар слабо мазнул по стене над кроватью. Но не это разбудило Би Джей. Детектив Морроу рывком села в постели и судорожно сжала в руке старый отцовский пистолет, с которым с некоторых пор не расставалась даже по ночам. Холодный пот покрывал ее с ног до головы, а в глазах еще стояла картина из только что увиденного кошмара — отточенная бритва, занесенная над ее горлом… В спальне было темно, тихо и пусто, только снаружи ветер истерично хлопал оконными ставнями. Би Джей провела ладонью по лицу и замерла: ладонь была покрыта чем-то теплым, липким… и солоноватым на вкус. Чувствуя, как нарастает паника, Би Джей щелкнула кнопкой ночника, Да, так и есть: руки, грудь, лицо, все залито свежей кровью. Ночная рубашка промокла насквозь… Не чувствуя под собой ног, Морроу бросилась в ванную комнату — смыть, стереть, скорее избавиться от этого овеществившегося кошмара! Ее подташнивало. Встав перед раковиной, Би Джей принялась судорожно сдирать бурую подсохшую корку. И только сейчас, плеская горстями воду себе в лицо, Морроу заметила, что ее грудь представляет собой одну сплошную рану. Несколько неглубоких, уже начинающих запекаться порезов, сходящихся под неожиданными углами, складывались в слово «сестра», в последние дни прочно связанное для Би Джей с болью, страхом и унижением, — хотя сама она боли сейчас странным образом не испытывала. Би Джей в ужасе отшатнулась от зеркала и кинулась обратно в спальню. Там остался лежать пистолет, там был телефон, там, в конце концов, было окно, разбив которое можно бежать из этого ужасного дома… Очередная вспышка молнии застала ее у маленького настенного зеркала, и Би Джей замерла: в темном стекле отражалось лицо того самого человека с фотографии, стоящего в глубине комнаты и пристально глядящего на детектива. И взгляд его… этот взгляд… сочетающий безумие, упрямство и какое-то мрачное, нечеловеческое веселье… Остатки самообладания покинули Би Джей, и она с воплем обернулась.
