Он не вернулся и вечером в воскресенье. Когда Элен на следующее утро парковала машину в самом центре квартала, ей пришло в голову: она могла бы затеряться здесь на несколько дней, и никто бы об этом не узнал. Так же как о старике из рассказа Энн-Мари, лежавшем с выколотыми глазами в своем любимом кресле, пока пировали мухи, а на столе портилось масло.
Ночь костров приближалась, и к концу недели небольшая горка топлива значительно выросла. Она выглядела шаткой, что не мешало мальчишкам и подросткам постарше забираться на нее и внутрь конструкции. В основном туда свалили мебель — несомненно, вытащенную из заколоченных квартир. Элен сомневалась, будет ли это гореть; если и будет, наверняка удушливо. Четырежды на пути к дому Энн-Мари ее перехватывали дети, выпрашивая деньги на фейерверк.
— Дайте пенни для чучела] — клянчили они, хотя чучела ни у кого из них не было.
К тому времени, когда Элен дошла до входной двери, в ее карманах совсем не осталось мелочи.
Энн-Мари оказалась дома Она не встретила гостью радушной улыбкой, а просто уставилась на Элен, словно загипнотизированная.
— Я надеюсь, вы не против того, что я зашла…
Энн-Мари не ответила.
— Я только хотела спросить…
— Я занята, — наконец отозвалась женщина. Элен не пригласили войти, не предложили чаю.
— О… это займет лишь минуту.
Задняя дверь распахнулась, и сквозняк прошелся по дому. Обрывки бумаги летали в заднем дворе. Элен видела, как они взлетают, словно громадная белая моль.
— Что вам надо? — спросила Энн-Мари.
— Я хочу только спросить о старике.
Женщина нахмурилась. Она кажется больной, подумала Элен: лицо Энн-Мари по цвету и виду напоминало перестоявшее тесто, волосы сальные.
— Что еще за старик?
— В прошлый раз вы рассказывали мне об убитом старике, помните?
— Нет.
— Вы сказали, что он жил в соседнем дворе.
— Не помню, — ответила Энн-Мари.
— Но вы точно рассказывали мне…
В кухне что-то упало на пол и разбилось. Энн-Мари вздрогнула, но не двинулась с места. Она стояла на пороге и загораживала дорогу в дом. В прихожей были разбросаны детские игрушки, облезлые и поломанные.
— С вами все в порядке?
Энн-Мари кивнула.
— У меня дела, — сказала она.
— Вы не помните, как говорили мне о старике?
— Должно быть, вы неправильно поняли, — произнесла Энн-Мари, затем понизила голос: — Вы не должны приходить. Все знают.
— Что знают?
Женщина задрожала.
— Неужели вы не поняли? Думаете, люди не замечают?
— О чем вы? Я только спросила…
— Я ничего не знаю, — повторила Энн-Мари. — Что бы я ни говорила тогда, это неправда.
— Ну, в таком случае благодарю вас, — сказала Элен, сбитая с толку глухими намеками Энн-Мари. Почти в тот же миг, когда она повернулась спиной к двери, раздался щелчок замка.
Разговор стал не единственным разочарованием в то утро. Элен вернулась на торговую улицу и посетила супермаркет, о котором рассказывала Джози. Там она спросила об уборных и о недавней истории. Супермаркет месяц назад перешел в другие руки, и новый хозяин, неразговорчивый пакистанец, утверждал, будто не знает ничего о том, когда и почему были закрыты уборные. Задавая вопросы, Элен осознала, что посетители магазина внимательно ее рассматривают. Она ощущала себя отверженной. Это чувство усилилось, когда она покинула супермаркет и увидела Джози, выходящую из прачечной самообслуживания: Элен окликнула ее, но женщина прибавила шагу и нырнула в лабиринт проходов. Элен двинулась за ней, однако быстро потеряла из виду.
Почти до слез расстроенная, она стояла среди растерзанных мусорных мешков и чувствовала, как на нее накатывает волна презрения к собственной глупости. Она чужая здесь, ведь так? Сколько раз она критиковала других за самонадеянность: они утверждали, что понимают людей, которых разглядывали издалека. И теперь она совершила тот же самый промах — пришла сюда со своим фотоаппаратом и своими вопросами, используя жизнь и смерть здешних жителей как тему для разговора на вечеринке. Она не винила Энн-Мари за то, что женщина отвернулась от нее. Заслуживала ли она лучшего отношения?
Усталая и продрогшая, она приготовилась признать правоту Парселла. Все, что ей рассказали, — выдумка. Ее разыграли, чувствуя, что она не прочь услышать о каких-нибудь ужасах. И она, как круглая дура, поверила этим нелепостям. Пора заканчивать со своей доверчивостью и отправляться домой.
Однако одну вещь необходимо сделать до того, как она вернется к машине: в последний раз взглянуть на изображение головы. Посмотреть на нее не как ученый на объект исследования, а как обычный человек, чтобы почувствовать прилив нервного возбуждения. Однако, добравшись до номера 14, она испытала окончательное, самое сокрушительное разочарование. Квартира была заколочена добросовестными рабочими городского совета Дверь закрыта, фасадное окно тоже забито.
Но Элен решила, что так легко не сдастся. Она обошла задворки Баттс-корта и путем несложных арифметических вычислений определила, где находится задний двор, относящийся к номеру 14. Ворота были заклинены изнутри; Элен приложила силу, и створки распахнулись. Груда мусора — сгнившие ковры, ящик с журналами, мокрыми от дождя, осыпавшаяся рождественская елка — это и мешало воротам открываться.
Она пересекла двор, подошла к заколоченному окну и заглянула в щель между досок. Внутри было еще темнее, чем снаружи, и картину, нарисованную на стене спальни, не удавалось разглядеть. Элен прижалась лицом к доскам, страстно желая еще раз взглянуть на изображение.
Тень двинулась через комнату, мгновенно перекрыв ей обзор. Элен отшатнулась от окна в испуге, не уверенная, на самом ли деле она что-то видела. Может, ее собственная тень упала на окно? Но она не двигалась, а внутри было движение.
Она снова, уже более осторожно, подошла к окну. Воздух дрожал, и она слышала тихое повизгивание, неясно откуда доносившееся, изнутри или снаружи. Она опять приблизила лицо к необструганным доскам, и внезапно что-то прыгнуло на окно. Теперь она вскрикнула. Изнутри раздавался царапающий звук, словно скребли ногтями по дереву.
Собака! И большая, если прыгает так высоко.
— Дура, — произнесла Элен, обращаясь к себе самой. Неожиданно ее бросило в пот.
Царапанье прекратилось так же внезапно, как и началось, но Элен не могла заставить себя вернуться к окну. Очевидно, рабочие, заколачивавшие дом, не потрудились осмотреть его и случайно заперли там животное. Оно голодное — Элен слышала, как зверь пускает слюну, и радовалась, что не попыталась войти. Собака голодная, возможно, даже взбесившаяся, и в зловонной темноте она могла вцепиться в горло гостя.
