– Ну что, никакого радио?
– Никакого, – покачал он головой, – но я точно слышал музыку.
– Влюбленные, – сказал я.
– Что-что? – не понял он.
– Где-нибудь поблизости расположилась влюбленная парочка. Сидят себе в траве. Чему удивляться! Ты посмотри, какая прекрасная летняя ночь.
И вновь Карл покачал головой:
– Нет, та музыка, которую я слышал, звучала совсем рядом. Такая нежная и отчетливая… Я слышал её, когда подъезжал к особняку. Мне показалось, что она доносится именно оттуда. А ты? Разве ты ничего не слышал?
– Ничего, – ответил я и тоже покачал головой.
– Тогда ну ее к дьяволу! – Карл вновь просиял улыбкой. – Наверно, это у меня галлюцинации – вот и слышу то, чего нет. Пойдем в дом, пора ужинать.
Карл пошел спать к себе в «студию», я же расположился ко сну наверху, в комнате, соседней с кабинетом. Хотя окна были настежь открыты, ночь выдалась на редкость теплой, даже душной, так что сон не шел ко мне. Думаю, Карл столкнулся с той же неприятностью, поскольку пару раз я слышал, как он вставал и бродил по первому этажу. Наутро мы оба являли собой печальное зрелище – у обоих красные, опухшие от бессонницы глаза. Однако затем художник пригласил меня к себе и продемонстрировал причину своей подозрительной ночной активности.
Там, на импровизированном мольберте, на одном из десятков холстов, которые он привез с собой, Карл начал работать над картиной… если это можно так назвать.
Пока он лишь слегка прошелся кистью по фону – видимо, тот изображал ущелье, в котором стоял Темпл-Хаус, однако самого дома на полотне пока не было и, насколько я мог судить, в намерения художника не входило его изображать. А вот пруд оказался на месте, вместе с окружавшей его колоннадой из кварцита. От колонн исходило сияние.
Между колоннами, подобно дыму, извивались какие-то смутные силуэты, а на переднем плане пылал костер, чье пламя отгонял чуть в сторону налетевший со стороны пруда ветер. Создавалось впечатление, что на незавершенной картине изображен какой-то дикий языческий ритуал. И это было странно, поскольку явно об этом ничего не говорило.
– Ну как? – осторожно поинтересовался Карл. – Что скажешь?
– Я не художник, – отозвался я, что в данных обстоятельствах уже могло сойти за чересчур замысловатый ответ.
– Тебе не нравится? – В голосе моего друга слышалось разочарование.
– Я этого не говорил, – возразил я. – Это что, ночной пейзаж?
Он кивнул.
– А вот эти танцоры, эти едва различимые призраки… Как я полагаю, они танцуют?
– Да, – ответил он, – а еще тут есть музыканты. Звуки бубнов, скрипок…
– А! – воскликнул я. – Вчерашняя музыка!..
Карл вопросительно посмотрел на меня.
– Возможно… В общем, я доволен. По крайней мере ко мне вернулось вдохновение. А как ты сам?
– Ты занимался своим делом, – ответил я. – Я же займусь своим.
– Но чем конкретно?
Я пожал плечами.
– Прежде чем что-то предпринимать, хотелось бы проникнуться местным духом. Но в мои планы не входит задерживаться здесь надолго. Месяц-другой, а потом…
– Потом ты сожжешь этот прекрасный старый дом дотла.
В голосе Карла слышались грустные нотки.
– Но ведь такова воля моего дядюшки, – возразил я. – Я ведь здесь не для того, чтобы писать рассказ. Рассказ, из которого в конечном итоге могла бы получиться целая книга. Но она может подождать. Как бы то ни было, я не намерен предавать дом огню. – Я руками изобразил в воздухе облако-гриб. – Бабах!
В ответ Карл презрительно фыркнул.
– Мистер Мак-Гилкрист, – проворчал он, – боюсь, что вы спятили!
Он произнес эти слова совершенно беззлобно, чего никак нельзя было сказать про мой ответ:
– Возможно, но в отличие от некоторых я не страдаю слуховыми галлюцинациями.
Знай я тогда то, что знаю сейчас, не стал разбрасываться такими фразами…
В течение следующей недели моего пребывания в Шотландии я ощутил на себе то, что принято называть «бичом Британских островов» – то есть начало долгой, невыносимо сухой погоды. Защищенный от ветров горами, Темпл-Хаус не был исключением, ибо на восемь-десять часов в сутки он становился ловушкой для солнечных лучей. Мы с Карлом прохлаждались в одних шортах и футболках, а если учесть, что Карл светлокожий блондин, то нетрудно себе представить, каково ему приходилось. Умей мы плавать, пруд стал бы для нас желанным убежищем. Увы, вместо этого я и Карл лишь часами просиживали на берегу, опустив ноги в холодную горную воду.
К концу первой недели засуха начала сказываться на речушке, питавшей эту заводь. Там, где раньше водный поток обрушивался с отвесной скалы, теперь вниз падали лишь жалкие капли, а естественный сток по обеим сторонам дамбы полностью пересох. Что касается наших собственных потребностей, то водные баки на чердаке дома пока были полны, так как имели независимый источник питания – по всей видимости, какой-то резервуар высоко в горах.
Работали мы с Карлом в прохладе второй половины дня, когда дом оказывался в тени гор. Карл писал свои картины или делал наброски, я же корпел над тетрадью дядюшки либо сидел в библиотеке, полной всяческих эзотерических опусов. Иногда мы совершали прогулки по горам, однако из-за невиданной для этих краев жары вскоре валились с ног от усталости, что еще сильнее подчеркивало уныние, которое постепенно овладевало нами обоими. Мы, разумеется, проклинали жару, хотя в иное время наверняка сочли бы обилие солнца и свежего воздуха даром небес.
К середине второй недели до меня наконец начат доходить истинный смысл фрагментарных заметок, оставленных моим дядюшкой. Иными словами, мне стало гораздо легче следить за ходом его рассуждений, ибо к тому моменту его система приобрела в моем мозгу четкие очертания, и начали открываться первые закономерности.
Судя по всему, таких путеводных нитей было две, и обе уводили в прошлое. Одна имела непосредственное отношение к самим Мак-Гилкристам, другая – к их родовому гнезду, то есть поместью Темпл-Хаус. Ну а поскольку у меня появилось чувство, что еще чуть-чуть, и будет сделано открытие, то я удвоил свои старания и с головой ушел в работу. Мое рвение оказалось заразительным, поскольку Карл начал проводить больше времени за мольбертом.
* * *
Это было вечером в среду. Тени уже выросли, и в воздухе стояла страшная духота. Неожиданно мне стал понятен ход размышлений дядюшки. Судя по всему, он решил, что если народу Мак-Гилкристов действительно лежит проклятие, то корнями оно уходит ко времени, когда возводилось наше родовое гнездо. Чтобы докопаться до истины, дядя Гэвин принялся изучать эпоху, предшествующую строительству дома в этой узкой долине. И обнаруженные им факты оказались, мягко говоря, очень странными.
