Некоторые окна остались без единого стекла, другие закрыли вощеной бумагой. Людей они не видели, но из комнат этих древних сооружений доносились голоса: где-то смеялись, где-то ругались, где-то пели, вроде бы мантры. Языка Бобби не знал, но предположил, что они, возможно, в Индии, в Бомбее или Калькутте.
Из-за невыносимой вони, в сравнении с которой запах бойни тянул на новый аромат от Кальвина Клейна, из-за интереса, который жужжащие мухи тут же проявили ко рту и ноздрям, Бобби не мог дышать. Он поднес свободную руку к лицу. Закрыл рот и нос, но все равно не мог вздохнуть. Понял, еще секунда — и потеряет сознание, рухнет в эти вонючие отбросы.
Темнота.
Светляки.
Скорость.
Тишина, покой, лучи послеполуденного солнца просачивались сквозь ветви мимозы и окрашивали землю золотым цветом. Они стояли на красном пешеходном мостике через пруд, в котором плавали рыбки, в японском саду, где бонзаи и другие любовно выращенные растения поднимались посреди усыпанных галькой кругов.
— О, да. — В голосе Френка слышались удивление, удовольствие, восхищение. — Я жил и здесь какое-то время.
В саду они были одни. Бобби уже понял, что Френк всегда материализовался в пустынных, уединенных местах, вдали от лишних глаз. Очевидно, его мозг, помимо способности раскладывать тело на атомы и собирать их вновь, мог заранее сканировать территорию и выбирать место, где не будет свидетелей появления Френка.
— Я жил здесь дольше, чем любой другой гость. Это традиционная японская гостиница на окраине Киото.
Бобби обратил внимание на то, что они оба совершенно сухие. Да, одежда на обоих мятая, ее надо бы погладить, но, когда Френк разложил их на атомы на Гавайях, он не телепортировал в Японию молекулы воды, скопившиеся на одежде и в волосах.
— Здесь такие хорошие люди, — продолжил Френк, — так уважают твое право на уединение, такие внимательные, добрые. — По голосу чувствовалось, что он бы хотел завершить здесь свои путешествия, даже если бы пришлось умереть от руки брата.
Бобби порадовало и то, что Френк не захватил с собой грязь проулка в Калькутте. Отметил, что и обувь, и джинсы чистые.
Зато заметил что-то странное на мыске правой кроссовки. Наклонился, чтобы присмотреться внимательнее.
— Как бы я хотел остаться здесь, — Френк вздохнул. — Навсегда.
Один из калькуттских тараканов стал частью кроссовки. Не прилип к коже, а растворился в ней, вплавился в нее. Таракан не дергался, очевидно, уже умер, какие-то его части остались в Калькутте.
— Но мы должны продолжить путь. — Френк, само собой, таракана не замечал. — Он попытается преследовать нас. Мы должны от него оторваться, если…
Темнота.
Светляки.
Скорость.
Они находились где-то высоко, на горной тропе, перед ними открывалась захватывающая панорама.
— Гора Фудзи, — пояснил Френк таким голосом, будто знал, куда они направляются, но удивлялся, что им удалось туда добраться. — На полпути к вершине.
Бобби не интересовала панорама, не обратил он внимания и на холодный воздух. Куда больше его занимало другое: таракан более не был частью его кроссовки.
— Когда-то японцы думали, что Фудзи — священная гора. Полагаю, они до сих пор так думают, во всяком случае, некоторые из них. Понятно почему. Вид действительно величественный.
— Френк, что случилось с тараканом?
— Каким тараканом?
— В кожу вот этой кроссовки вплавился таракан. Вы, очевидно, захватили его из того вонючего проулка. Где он теперь?
— Я не знаю.
— Вы просто разбрасываетесь атомами по пути?
— Я не знаю.
— Или его атомы по-прежнему со мной, но в другом месте?
— Бобби, я действительно не знаю.
Перед мысленным взором Бобби возникло его сердце, спрятанное в темноте грудной клетки, ставшее уникальным, непохожим на все другие человеческие сердца: мохнатые лапки и сверкающий хитиновый покров таракана органично встроились в мышечную ткань предсердия или желудочка.
Насекомое могло быть внутри его, пусть и дохлое, и мысль эта сводила с ума. Вновь у него начался приступ энтомофобии, лишивший последних сил, вызвавший тошноту. Он пытался протолкнуть воздух в легкие и при этом не наблевать на священную землю горы Фудзи.
Темнота.
Светляки.
Скорость.
На этот раз они крепко приложились к земле, словно материализовались в воздухе, а потом падали несколько футов. Не смогли удержаться друг за друга и приземлились не на ноги. Отделенный от Френка, Бобби покатился по пологому склону, по каким-то маленьким предметам, которые хрустели под ним и болезненно вдавливались в тело. Вокруг на серо-пепельном фоне земли сверкали сотни, если не тысячи красных алмазов.
Подняв голову, он увидел несметное количество алмазодобытчиков: со всех сторон его окружали гигантские насекомые, как две капли воды похожие на то, которое они отвезли Дайсону Манфреду В панике Бобби решил, что взгляды всех фасеточных глаз сосредоточились на нем, а лапки уже спешат к нему по серой земле.
Он почувствовал, по шее что-то ползет, сразу понял, что именно, перекатился на спину, зажав биологическую машину между собой и землей. Конечно же, она забилась, пытаясь вырваться. Отвращение заставило его резко подняться, потом он даже не помнил, как ему это удалось. Но «жук» не отцепился от рубашки, Бобби чувствовал его вес. Запустил руку за голову, схватил его, оторвал от материи, отбросил как можно дальше.
Услышал свое тяжелое дыхание и вскрики страха и отчаяния. То, что слышал, ему не нравилось, но он не мог себя заглушить.
Во рту стоял мерзкий привкус. Он решил, что наглотался местной пыли. Плюнул — слюна была чистой. Стало понятно, что привкус — от воздуха. Теплого и густого. Помимо неприятного привкуса, воздух отличался и запахом серы.
Оглядевшись, Бобби понял, что стоит в неглубоком круглом котловане, диаметром в сотню футов, глубиной максимум в четыре.
В стенах виднелись два ряда круглых дыр, в одни забирались биологические машины, из других вываливались, несомненно, с красными алмазами. За краем котлована тянулась плоская, безо всякой растительности земля. Котлован, в котором стоял Бобби, был не единственным. Со всех сторон его окружали точно такие же. Он попал на громадное месторождение красных алмазов, где их добычу поставили на поток.
Пнув «жука», который подобрался к нему слишком уж близко, Бобби развернулся на сто восемьдесят градусов. Увидел Френка у противоположной стенки котлована, упирающегося в землю руками и коленями. Порадовался, что Френк рядом, и тут же испугался.
Несмотря на ясный день, в небе висела полная луна, причем совсем не та, которую он привык видеть на Земле. В шесть раз больше в диаметре, серо-желтая, она зловеще нависла над поверхностью, грозя вот-вот обрушиться на нее.
