Если тебе станет хуже … – начала было женушка страдальческим голосом.
Слушай, заткнись, – оборвал ее голос Рут. Она говорила резко, но все же беззлобно. – Если я умру от потери крови, то вряд ли тому поспособствуют четыре таблетки аспирина… после того как я себе всю руку ободрала чуть ли не до кости, пытаясь выбраться из этих проклятых наручников. Это уже сюрреализм какой-то!
Да, действительно. Теперь все казалось сюрреализмом. Разве что «сюрреализм» – не совсем верное слово. А верное слово…
– Гипер -реализм, – задумчиво произнесла Джесси.
Да, именно так. Джесси повернулась к двери и испуганно замерла. Она уже не двигалась, но у нее было стойкое ощущение, что она все еще оборачивается. На мгновение ей представилась такая картина: десятки Джесси – целая вереница образов, наложенных друг на друга, – и каждая как отдельный фрагмент единого движения. Как застывший кадр, вырезанный из фильма. А потом ей стало уже по-настоящему страшно, когда она увидела, что золотистые лучи солнца, падающие из западного окна, приобрели чуть ли не вещественную плотность – они были похожи на лоскуты ярко-желтой змеиной кожи. Пылинки, пляшущие в лучах света, превратились в россыпи бриллиантовой крошки. Джесси слышала, как стучит ее сердце, чувствовала смешанный запах крови и колодезной воды. Такое ощущение, как будто нюхаешь старую медную трубу.
Кажется, я сейчас хлопнусь в обморок.
Нет, Джесси, не хлопнешься. Сейчас нельзя.
Да, все правильно. Но Джесси была уверена, что все равно потеряет сознание. И тут уже ничего нельзя сделать.
Нет, можно. И ты даже знаешь, что именно.
Джесси поднесла к лицу свою изуродованную ободранную руку. На самом деле ей даже не нужно было что-либо делать – просто расслабить мышцы на правой руке. А все остальное сделает сила тяжести. Рука упадет и ударится о край раковины, и если боль от удара не вытащит Джесси из подступающей тьмы, тогда она даже не знала, что ее вытащит. Еще пару секунд она постояла, прижимая больную руку к испачканной кровью левой груди и морально готовясь к тому, что задумала. А потом осторожно опустила руку. Она не могла… просто не могла и все. Это было бы уже слишком. Ей не нужна была лишняя боль.
Тогда шевелись, пока действительно не отрубилась.
Я не могу, – мысленно отозвалась она. Ей было не просто плохо. Ощущение было такое, как будто она только что выкурила в одиночку целую коробку ядреных сигар. Ей уже ничего не хотелось – только стоять и смотреть на бриллиантовые пылинки, искрившиеся в лучах света из западного окна. И может быть, выпить еще немного этой темно-зеленой воды с болотным привкусом.
– О Господи, – испуганно выдохнула она. – Господи Боже.
Тебе нужно выйти из ванной, Джесси… обязательно нужно выйти. Все остальное сейчас не важно. Только на этот раз лезь по кровати. Я не уверена, что у тебя хватит сил проползти под кроватью.
Но… но там, на кровати, битое стекло. А вдруг я порежусь?
Тут снова вступила Рут, и она была просто взбешена.
Ты и так уже располосовала себе запястье и ободрала почти всю кожу с руки… и ты считаешь, что парочка мелких порезов хоть что-то значит?! Господи Боже, лапуля, а если ты тут умрешь, в этой ванной, с прокладкой, которой сама знаешь что затыкают, на руке и с глупой улыбкой на роже?! Как тебе перспективка? Давай шевелись, идиотка!
Два осторожных шага – и Джесси встала в дверях. Она постояла там пару секунд, пошатываясь и щурясь на солнечный свет, как человек, который весь день просидел в кинотеатре. Еще шаг – и она подошла вплотную к кровати. Коснувшись ногами залитого кровью матраса, она осторожно приподняла левое колено, схватилась за столбик кровати, чтобы не потерять равновесие, и взобралась на постель. Омерзение и страх накрыли ее волной. Она была к этому не готова. Хотя, по здравом размышлении, наверное, так и должно было быть. Джесси подумалось, что она никогда больше не сможет здесь спать… все равно что спать в собственном гробу. Она еще ничего не сделала, только встала на колени на эту постель, а ей уже хотелось закричать.
Мать твою, Джесси. Тебе не нужно здесь спать. Тебе нужно всего лишь переползти на ту сторону.
Кое-как ей удалось справиться с этой задачей и даже не задеть полку и не напороться на осколки стекла. Каждый раз, когда она натыкалась взглядом на наручники, висевшие на столбиках в изголовье – один открытый, второй закрытый и весь в крови, в ее крови, – она тихонько стонала от отвращения. Для нее это были не просто наручники, то есть неодушевленные вещи. Они казались живыми. И по-прежнему голодными.
Она добралась до той стороны кровати, схватилась за столбик здоровой левой рукой, осторожно развернулась на коленях, легла на живот и спустила ноги на пол. На какой-то ужасный миг ей показалось, что не хватит сил снова подняться на ноги; что она будет просто лежать здесь, совершенно беспомощная, пока не потеряет сознание и не сползет с кровати. Но потом она сделала глубокий вдох и оттолкнулась левой рукой. Через секунду она уже стояла на ногах. Ее сильно шатало, гораздо сильнее, чем раньше – самой себе Джесси напоминала матроса, мающегося похмельем, который ранним воскресным утром возвращается на корабль после веселой дружеской попойки на берегу, – но она все-таки встала. В голове опять помутилось. Словно разум накрыла тень пиратского галеона с черными парусами. Или мрак солнечного затмения.
Ослепленная этой густой темнотой, едва держащаяся на ногах, Джесси подумала: Пожалуйста, Боже, не дай мне сейчас потерять сознание. Я не хочу умирать. Ну пожалуйста, Господи. Хорошо?
Чернота перед глазами постепенно рассеялась. Когда Джесси решила, что у нее в голове достаточно просветлело, она направилась к столику с телефоном. Она шла очень медленно, выставив левую руку перед собой, чтобы лучше удерживать равновесие. Добравшись до телефона, она сняла трубку – которая весила, как «Полный Оксфордский энциклопедический словарь», – и поднесла ее к уху. Ни гудков, ни шумов. Мертвая тишина на линии. Джесси почему-то не удивилась, но зато у нее появился вопрос: это Джералд отключил телефон из розетки, как он иногда это делал, когда они приезжали сюда, или это ночной гость перерезал провод?
– Это не Джералд, – прохрипела она. – Если бы это был Джералд, я бы запомнила.
Но потом она сообразила, что это вовсе не обязательно – сразу же по приезде она побежала в ванную. Он мог отключить телефон, пока она была в душе. Она наклонилась, взялась за черный шнур, который шел от аппарата к розетке за креслом, и потянула. Сперва провод вроде бы поддался, но потом стало ясно, что она ошиблась. И даже то, что провод поддался вначале, вполне могло ей показаться. Джесси прекрасно осознавала, что сейчас доверять своим чувствам нельзя. Конечно, розетка могла зацепиться за кресло, но…
