– Что? – озадаченно спросил Кларк, но она покачала головой.
К ним подошла молодая официантка, достала из кармана фартука блокнот для заказов и улыбнулась. Улыбка се показалась Мэри какой-то механической. Она выглядела усталой и нездоровой. На верхней губе виднелась лихорадка, слегка налитые кровью глаза безостановочно осматривали зал. Они видели все, кроме посетителей.
– Чем могу служить?
Кларк попытался взять меню из руки Мэри, но она отвела руку в сторону и сказала:
– Большая упаковка пепси и такая же имбирного эля. Мы возьмем их с собой.
– Не хотите попробовать вишневого пирога? – донесся с другого конца зала пропитой голос рыжей официантки. Молодая официантка вздрогнула. – Рик только что испек его! Вы только попробуйте! Вам покажется, что вы умерли e попали в рай! – Она усмехнулась, глядя на них, и уперлась руками в бока. – Правда, вы и так в Царстве Рок-н-Ролла, но вы понимаете, что я хочу сказать.
– Спасибо, – поблагодарила Мэри, – но мы очень торопимся и…
– Нет, почему же? – произнес Кларк задумчиво, глядя куда-то вдаль. – Да, два куска вишневого пирога.
Мэри пнула его ногой в лодыжку – изо всех сил, – но Кларк сделал вид, что не заметит этого. Он уставился снова на рыжую официантку, и нижняя челюсть у него отпала. Рыжая явно чувствовала на себе его взгляд, но это ничуть ее не смущало. Она подняла руку и лениво поправила свою необычную прическу.
– Два лимонада с собой, две порции пирога здесь, – повторила молодая официантка. Она еще раз нервно улыбнулась, а ее беспокойный взгляд остановился на обручальном кольце Мэри, на сахарнице, на одном из вентиляторов, медленно вращающихся под потолком. – Вам пирог с мороженым?
– Да, ко… – начал было Кларк, но Мэри твердо и решительно опровергла его точку зрения.
– Нет, – сказала она.
Хромированный поднос для пирогов стоял на дальнем конце стойки. Официантка повернулась и пошла в том направлении. Мэри наклонилась к мужу и прошептала:
– Почему ты так ведешь себя со мной, Кларк? Ты ведь знаешь, что я хочу выбраться отсюда!
– Эта официантка. Рыжеволосая. Она…
– И перестань смотреть на нее! – свирепо прошипела Мэри. – Ты выглядишь как мальчишка, пытающийся заглянуть под юбку девочке в школьном зале!
Он с немалым усилием отвел свой взгляд.
– Ведь она как две капли воды похожа на Дженис Джоплин, или я сошел с ума?
Пораженная, Мэри еще раз взглянула на рыжеволосую официантку. Та немного повернулась, чтобы поговорить через проход с поваром, но Мэри все еще видела две трети ее лица, и этого было достаточно. Она почувствовала, как у нее в голове словно что-то щелкнуло, когда она мысленно наложила лицо рыжеволосой официантки на лицо, изображенное на конвертах альбомов, все еще хранящихся у нес дома. Тогда штамповали пластинки из винила, ни у кого не было «Сони Уолкмена», а сама мысль о компакт-диске показалась бы научной фантастикой. Альбомы, сложенные в картонные коробки из соседнего магазина и пылящиеся где-то на чердаке, с названиями «Большой брат», «В компании с другими», «Дешевые удовольствия» и «Жемчужина». И лицо Дженис Джоплин – это приятное, простенькое лицо, которое состарилось и стало грубым и потрепанных намного быстрее, чем следовало. Кларк был прав: лицо этой рыжей официантки как две капли воды походило на лицо изображенное на старых конвертах с пластинками.
Дело не только в лице – Мэри почувствовала, как страх ощущение опасности вторгаются ей в грудь. Ее сердце, казалось, готово было выскочить из груди.
Голос – вот что ее поразило.
Память воссоздала проникающий до костей, постоянно усиливающийся крик Дженис в начале песни «Часть моего сердца». Она сравнила этот крик певицы блюзов, хриплый и грудной, с пропитым и надтреснутым от виски и сигарет «Мальборо» голосом рыжеволосой официантки точно так же, как накладывала одно лицо на другое. И поняла, что если бы официантка запела эту песню, ее голос ничем не отличался бы от голоса покойной девушки из Техаса.
Потому что… она и была девушкой из Техаса. Поздравляю, Мэри, – тебе удалось дожить до тридцати двух лет, и ты наконец добилась успеха – встретила своего первого призрака.
Мэри попыталась спорить с собой, пыталась предположить, что это не что иное, как сочетание различных факторов. Не последний среди них тот, что они заблудились Поэтому она слишком полагалась на случайное совпадение во внешности, однако эти разумные мысли никак не могли устоять против ее инстинктивной убежденности: перед ней был призрак.
Внутри ее произошло странное и неожиданное изменение. Частота сердечных сокращений ускорилась до максимума. Ее сердце принадлежало, казалось, олимпийскому бегуну, срывающемуся со стартовых колодок Поток адреналина, обогативший кровь Мэри, струился по ее венам, напрягая ее живот и обжигая диафрагму подобно глотку бренди. Она чувствовала пот под мышками и влагу на висках. Самым изумительным было то, как в окружающий мир лился яркий цвет, превращающий все – неоновые трубки вокруг циферблата часов, проход в кухню из нержавеющей стали, цветные вращающиеся вспышки за музыкальным автоматом – одновременно в нереальное и слишком реальное. Она слышала, как вентиляторы разгоняют воздух под потолком – низкий ритмичный звук – подобно руке, разглаживающей шелк, и ощущала запах застаревшего жареного мяса из невидимого гриля в соседней комнате. И в то же самое время ей внезапно показалось, что она теряет равновесие, сидя на высоком табурете, и падает в обморок.
«Возьми себя в руки! – скомандовала она себе в отчаянии. – У тебя просто приступ паники, вот и все. Здесь нет никаких призраков, гоблинов или демонов, тебя просто охватила старомодная паника, такие приступы у тебя бывали и раньше – перед началом ответственных экзаменов в колледже, во время первого дня преподавания в школе и в тот раз, когда тебе пришлось выступать на заседании Ассоциации родителей и учителей. Ты ведь знаешь, что происходит на самом деле, и можешь с этим справиться. Нечего падать здесь в обморок. Ты меня слышишь?» Она пошевелила пальцами ног в кроссовках и напрягла их изо всех сил. Обратила все свое внимание на это ощущение, пользуясь им, чтобы вернуться обратно к действительности, отойти подальше от порога, за которым последует обморок.
– Что с тобой, милая? – откуда-то издалека донесся голос Кларка. – Ты себя хорошо чувствуешь?
– Да, прекрасно. – Ее голос тоже доносился издалека, но… она знала, что сейчас он ближе, чем даже пятнадцать секунд назад, если бы она попыталась заговорить. Все еще напрягая пальцы ног, Мэри взяла салфетку, которую оставила официантка. Ей хотелось ощутить ткань – еще одно звено, связывающее ее с реальным миром. И еще один способ нарушить это паническое, безрассудное (оно ведь было безрассудным, правда? ну конечно, было) чувство, которое только что с такой силой овладело ею. Она поднесла салфетку к лицу, собираясь вытереть ею лоб, и увидела, что на внутренней стороне что-то написано призрачными карандашными штрихами, промоловшими маленькими вздутиями плетение полотна. Мэри прочит салфетке резкими заглавными буквами:
УХОДИТЕ, ПОКА ЕЩЕ МОЖЕТЕ
– Мэри?
Что это у тебя?
Официантка с лихорадкой на верхней губе и беспокойными, испуганными глазами возвращалась обратно с порциями заказанного пирога. Мэри бросила салфетку на колени.
– Ничего, – ответила она спокойно. Когда официантка поставила перед ними тарелки, Мэри заставила себя поймать взгляд девушки. – Спасибо, – сказала она.
– Пожалуйста, – пробормотала девушка. На мгновение посмотрела в глаза Мэри, а затем ее взгляд снова бесцельно заскользил по залу.
– Я вижу, ты передумала относительно пирога, – произнес ее муж своим сводящим с ума снисходительным тоном, означающим «Кларк всегда прав». «Женщины! – звучало в его голосе. – Господи, можно ли представить себе что-нибудь подобное? Порой недостаточно просто подвести их к водопою – приходится сунуть головой в воду, чтобы они начали пить. Ничего не поделаешь, приходится. Непросто быть мужчиной, но я стараюсь изо всех сил».