Глава 38
26 октября 1855 года.
Остров Джерси, Нормандские острова,
Великобритания
Со времени инцидента с Робером и Полин прошла неделя, и, верный данному жене слову, я не затевал нового сеанса. Дочь стала гораздо спокойнее; она порадовала нас с матерью заявлением, что спит теперь куда крепче. Сыновья тоже были довольны: им больше не приходилось засиживаться допоздна. Шарль увлекся новомодным искусством фотографических изображений, а Франсуа-Виктор корпел над переводами Шекспира на французский. Всем нашлось занятие.
Только я чувствовал себя потерянным.
Между мной и ду́хами осталось незавершенное дело. Чтобы отвлечься, я решил устроить твою судьбу, Фантин.
В понедельник, а потом в среду и четверг я встречался с самым известным в городе ювелиром, Пьером Гаспаром. За время, проведенное на острове, я приобрел у него несколько милых вещичек. Он загорелся мыслью изготовить серебряные и золотые флаконы для духов и туалетной воды. И оказался очарован созданными тобой ароматами: их образчики я получил от Джульетты, сыграв на ее тщеславии. Мсье Гаспар даже пригласил меня в свою студию и показал, где может быть оборудована лаборатория для тебя. Как истинный пылкий галл, он фонтанировал идеями вашего с ним возможного сотрудничества. И очень хотел с тобою познакомиться.
Я не стал ему признаваться, что еще не обсуждал с тобой этот прожект; но, видя его воодушевление и интерес, вечером в четверг отправился на берег в надежде встретить тебя там и убедить.
Ты стояла у линии прибоя и смотрела вдаль: руки заломлены в молитвенном жесте. Ореол печали вокруг тебя был настолько ощутим, что казался почти вещественным. Я понимал и разделял твое горе, поскольку и сам пережил такое же. И надеялся, что если мне удастся спасти тебя, то в конце концов я и сам обрету утешение.
– Молишься?
Ты кивнула, вызвав мое удивление. Я не думал, что ты религиозна.
– О чем же твоя молитва?
– Об освобождении.
– От чего?
– От боли. Я молю, чтобы мне была дарована смелость для совершения последнего шага: вступить в воду и идти, идти до тех пор, пока моя душа не встретит душу моей малютки. О, если бы Антуан не оставил меня… возможно, вернись он, как обещал… если б мы поженились, то вдвоем смогли бы пережить утрату. Но в одиночку… нет, я не могу. Я унижена и предана – сначала дядей, затем возлюбленным, а потом и своим собственным телом. Любить и потерять любовь… чувствовать кипение жизни, а потом только пустоту… Часть меня уже давно мертва. За что судьба играет мною? Сколько еще мне испытывать эту муку? Каждую ночь я жду, не придет ли его корабль. Я знаю, что не придет, – но снова и снова выхожу на берег. С меня довольно.
Слушать, как ты призываешь смерть, было вызовом всему, во что я верил. И, однако, как я понимал тебя! Я знал, как глубоко изъязвила тебя боль; как велико желание обрести покой, хотя бы в смерти.
– Ты можешь выйти замуж. Не обязательно отдавать сердце. Но зато у тебя родятся еще дети. В память о том ребенке, которого ты потеряла.
Ты развернулась и впервые за все время разговора посмотрела мне прямо в лицо. По твоим щекам сбегали слезы.
– Разве рождение даже трех детей уменьшит боль от потери одного?
– Боль? Нет, не уменьшит. Но дети помогают дышать. Чувствовать себя живым. Лелея другого ребенка, ты не перестаешь любить того, который ушел. Ты ведь еще молода, Фантин. Ты успеешь вырастить сильных сыновей и дочерей в память о том, первом.
– А в вашем романе, мсье Гюго, кто возьмет в жены опороченную служанку?
– В моем романе вопрос ставится иначе: кто возьмет в жены отличную мастерицу-парфюмера?
– Я не парфюмер.
– Ну как же… У меня есть к тебе предложение. Я имел разговор с ювелиром мсье Гаспаром; он очень заинтересован в том, чтобы выставить твои изделия и продавать их в своем магазине. Он даже загорелся мыслью сделать для духов специальные флаконы.
– Он хочет продавать духи?
– Твои духи.
– Откуда он узнал о моих духах?
– Я законченный вор: бесстыдно взял образцы твоих изделий у мадам Джульетты.
Ты явно растерялась.
– Но вы же так заняты…
– Уж нашел время для пары встреч.
– Но усилия… Оборудовать работающую мастерскую непросто.
– Конечно, придется постараться, но подумай о результатах.
– Дело не в старании. Нужно желание. Если вы не забыли, у меня его нет.
– Сейчас нет. Или ты считаешь, что нет. Но когда-нибудь…
– Вряд ли такое желание у меня появится. Не с чего. Зачем вы вмешиваетесь в мою жизнь? Я ведь не просила вас о помощи. Я не хочу разговаривать с людьми, торговать духами, и чтобы все напоминало о нашей жизни в Париже, об отце, об Антуане и нашем…
Я перебил, раздосадованный возражениями:
– Но ведь жизнь, которую ты ведешь сейчас, будущего не имеет.
Взгляд, которым ты одарила меня, сказал больше, чем сотня слов. Все это я считал без напряжения. Глаза загнанного в угол, измученного существа. Я будто смотрелся в зеркало.
Я взял тебя за руку.
– Пойдем.
Мы шли по песку, что-то шуршало и перекатывалось. Я посмотрел вниз. В этой части берега не было ни мелкой гальки, ни даже ракушек. Что же издавало такой звук?
– Примешь ли ты предложение? Даже если тебе это не нужно, позволишь ли ты мне устроить для тебя хорошую жизнь?
Поначалу ты не ответила. Кажется, кругом все затихло, даже самое ночь. Волны успокоились – море ожидало твоих слов.
– Мсье Гюго, я ценю то, что вы хотите для меня сделать, но я прошу вас остановиться. Не надо пытаться меня спасать. Можете ли вы выполнить эту просьбу?
– Нет. Моя дочь погибла, но у нее не было шанса. А у тебя – есть. Я не могу смотреть, как ты его упускаешь. И ради чего? Ради нелепых предрассудков? Ради аристократа, чья семья не приняла тебя из-за разницы в вашем социальном положении? Из-за дяди, который вышвырнул тебя из семейного дела только потому, что ты женщина? Да, ты столкнулась с несправедливостью, и теперь я хочу это исправить.
Я уже почти кричал – ну и что? Я боролся за то, что считал важным.
– Вы не сможете. Разве вы не понимаете? Я не желаю вашей помощи. Пожалуйста, оставьте все, как есть.
Я был расстроен и обижен. Тебе не нужна моя помощь? Прекрасно!
– Как угодно, – процедил я и зашагал прочь.
Сделав двадцать или тридцать шагов, я внезапно почувствовал потребность оглянуться. Прошло не более пары минут, но тебя уже не было видно.
– Фантин? – позвал я.
Тишина. Я повысил голос:
– Фантин!
Ты не откликнулась.
