Призрак смотрел на меня так внимательно, будто читал мысли.
Между тем ты не шевелилась. Кровопотеря была очень велика, и хотя я зажал рану, бледность не уходила с твоей кожи. Или мне это просто казалось на фоне пылающего костра? Сколько ты еще продержишься?
Внезапно тело будто налилось свинцовой тяжестью. Даже чтобы пошевелить пальцем, требовалось невероятное усилие.
– Что ты со мною сделал? – спросил я Призрака.
Воспринимать мою речь стоит тебе огромной концентрации. Тем более так долго. Ты тратишь много сил.
– Если Фантин сейчас придет в себя, она услышит наш разговор?
Нет. Мой голос неразличим для всех, кроме тебя. Он звучит у тебя в голове.
– Но твои губы шевелятся. Я ощущаю в твоих словах страсть.
Воображение – великая вещь.
– Могу я вызывать тебя по желанию?
Он засмеялся.
Ах, какой ужасный, какой прекрасный звук! В нем слышались пенье соловья и звон колокольчиков. По сердцу прокатилась теплая волна. Я уже писал, насколько привлекательной была его внешность. Но передать это – нет, я не в силах… Его кожа мерцала. В глазах плескалась бесконечность Вселенной; смотреть на него было все равно, что в ошеломляющую бескрайность небес. И от него исходил аромат – сочной сладости и дыма, древний и вечно юный…
Нет, это же не магия. Ты не можешь произнести заклинание – и я тут как тут, как джинн из лампы. Я пришел по собственной воле. И уйду, когда захочу. Вызывать Люцифера, чтобы просто поболтать, – нет уж!
Я понимал, что должен остановить поток его речей, но не мог заставить себя не слушать этот медоточивый голос.
Я всего лишь хочу дать тебе то, чего ты страстно желаешь.
Мои глаза начали слезиться. Пещеру наполнил густой дым. Я уже не различал ни стен, ни потолка. Казалось, сам Призрак сочится туманом. И в этом мареве я увидел Дидин. В ее волосах запутались грязь и мусор. Она заламывала руки.
– Дидин?!
Пласты дыма взвихрились и опали. Где же она? Я потянулся вслед – и ухватил воздух.
– Дидин!!!!
Я снова ее терял.
На этот раз я выбрал женщину, которая сама хочет умереть, Гюго. В твоей власти оказать ей такую милость. Фантин обретет освобождение, а твоя дочь вернется к тебе. Ты способен ее отвергнуть? Отвергнуть частицу себя.
Моя дочь хотела вернуться. И в моей власти было привести ее назад, в этот мир. Но как сделать такой выбор? Одна жизнь за другую? О, если бы я мог лечь рядом с тобой и заснуть так же глубоко – лишь бы не видеть проклятого Призрака и не слышать его соблазнительных слов!
Все, чего желает Фантин, – воссоединиться со своим ребенком. Ребенком, первого вздоха которого она так и не услышала. А ты ей препятствуешь.
– Если Дидин вернется и окажется в теле Фантин, узнает ли она меня? Вспомнит ли мать?
Он покачал головой – в свете костра его локоны вспорхнули, как мотыльки.
Не сразу. Сначала подробности прежней жизни будут для нее как в тумане. Но любовь к тебе и к матери проявится немедленно. Душа может вспомнить все, что забыл разум. Она почувствует дочернюю любовь с того момента, как раскроет глаза. Связь между вами восстановится.
– Но цена?! – вскричал я.
Спасение одной души и освобождение другой? Действительно, немыслимая цена!
Я смотрел на игру пламени и пытался понять. Возможно ли это?
Вдруг ты застонала, находясь в полузабытьи. Это был первый звук с тех пор, как я вытащил тебя из воды. Один из самых горестных звуков, слышанных мной, стон материнской скорби. О, что такое родительская скорбь, я понимал! Мне тоже захотелось плакать.
Слышишь? Она несчастна.
В его голосе звучало сострадание.
Фантин так много потеряла за столь короткий срок… Два года, верно? Родители, возлюбленный, ребенок, дом, средства к существованию…
– Почему? Почему она потеряла так много? Из-за несовершенства мира?
Да.
– Доколе?!
Тебе придется искать свои ответы на этот вопрос. Но из всех людей, которых я встречал, лишь тебе, Гюго, по силам их найти – и поделиться с остальными.
– Как ты можешь это знать?
Мы знакомы многие тысячи лет. Нам уже доводилось идти этим путем раньше, тебе и мне. Много раз, мой друг, от начала начал.
Мне нужно было столько спросить… И меня не отпускало чувство, что это последний шанс получить тайное знание. Не важно, чем все закончится, – но с исходом ночи эта глава моей жизни подойдет к концу.
У людей, населявших мир в древности, были инстинкты и способности, утраченные теперешней цивилизацией. Магия была реальной. Она жила в шаманах. В жрецах. Они передавали ее от поколения к поколению. В тебе сохранились отголоски этой силы. Конечно, ее не сравнить с тем, чем владели древние, но ты способен ее принять. Однако для этого ты не должен бояться заглянуть внутрь своей собственной тьмы и быть готовым к риску. Вытягивать энергию земли.
Я затряс головой.
– Вздор! Я услышал достаточно. И я не согласен! Тебе придется меня отпустить. Мне нужно встать, вынести Фантин из пещеры и найти помощь.
Нет, Виктор, это не вздор. Нет. Ты искал древних истин – и я открыл их тебе. Теперь давай завершим начатое ранее. Освободи это дитя и верни свое.
Первый раз он употребил имя, данное мне при крещении, и произнес его так нежно и с таким состраданием, что я почувствовал себя малюткой на коленях у матери. Мой отец воевал, и матушка подозвала меня и сказала, что должна сообщить мне что-то очень-очень плохое.
Папочка ранен? Захвачен в плен?
Мне, вероятно, было в ту пору четыре или пять лет. Я начал плакать. Мама подхватила меня и, прижав к себе, усадила на колени. Она меня утешала, и рядом с ней все страхи мира были нипочем! От нее пахло лимоном и сахаром, кислым и сладким. Я помнил, как точно так же обнимал маленькую Дидин, закрывая ее от всех невзгод. И сейчас, в этом древнем святилище, Призрак предложил мне такое же утешение. Его слова были как руки матери. И запах был тот же: кислый и сладкий, лимон и сахар…
О, Фантин, я не знаю, поверишь ли ты прочитанному. Слышала ли той ночью что-нибудь сквозь туман забытья. Помнишь ли, что было дальше. Возможно, ты сочтешь, что меня охватило безумие… что я надышался дымом и испарениями от кусочков янтаря в костре и гашиша из трубки. Но я не верю, что на меня повлияло что-то постороннее. Случившееся не было плодом воображения; оно так же реально, как бумага этого дневника.
Я пишу тебе эти строки, отчаянно желая искупить вину. Надеюсь, ты меня простишь, – но еще более я надеюсь, что ты сохранишь случившееся в тайне, ибо никто на свете не должен заново призывать Призрак Гробницы.
