А из открытого окна кабинета доносится голос ребе, настойчивый и напряженный:
Я понимаю, понимаю, но…
Его перебивает голос, похожий на осипший гудок. Услышав его, она замирает как вкопанная.
Говорить не о чем. Мы пошли вам навстречу и дали неделю на праздник.
Плюс еще несколько дней, добавляет другой голос – галька, дребезжащая в кувшине.
– Янкель? – окликает Перел. – Чего ты?
Я это прекрасно знаю и невыразимо вам благодарен, говорит ребе. Но поверьте, еще не время. Он нам нужен.
Она, поправляет галечный голос.
Ваши братья и сестры весьма недовольны, гудит первый голос.
Заклинаю вас, говорит ребе. Нам нужно еще немного…
Больше нисколько.
Пальцы Перел стискивают ее руку.
Вступает новый голос, бархатистый и сочувственный, но не менее твердый:
Прошло два года.
И все эти два года у нас царил покой, говорит ребе. Заберете его…
Ее! – рявкает галечный.
…и покоя не будет. Я ручаюсь.
За всякое зло воздастся в свой срок и в своем месте, отвечает гудящий.
Но если можно его предотвратить…
Я знал, что так и будет, вмешивается галечный. Ведь я говорил, а?
Мы не занимаемся предотвращением, говорит гудящий. Это не дано ни вам, ни нам.
Я говорил, что он к ней прикипит, и нате вам.
Если тянуть, будет только больнее, говорит бархатистый.
Баланс справедливости требует поправки, говорит гудящий.
Перед не шевельнется. Тоже слушает.
Куда он отправится? – убито спрашивает ребе.
Она, поправляет галечный. Вас это не касается.
Туда, где она нужнее, говорит бархатистый.
Первобытный позыв бежать подобен накатившей дурноте. Но убежать не получится – пальцы Перед легонько стиснули запястье и держат ее, точно якорь.
Да будет так, говорит ребе.
Она глядит на Перед, ища в ней отсвет печали – ведь их совместная жизнь закончилась. Но зеленые глаза ребецин неотрывно смотрят на окно, она что-то прикидывает.
– Ступай за мной, – говорит Перед.
– Вот не надо! – в трубку рявкнула Присцилла, жестикулируя, как аукционист. Разговор с хозяином дома шел на повышенных тонах. – Не надо советовать мне нанять домработницу. Покорнейше благодарю, я содержу квартиру в чистоте.
Приложив к голове пакет со льдом, Джейкоб сидел по-турецки на полу. Нортон металась по гостиной. Джейкоб чувствовал себя виноватым и радовался, что Присцилла отводит душу на ком-то другом.
– Я категорически… послушайте… нет, извините… я категорически… Не надо говорить, что я сама виновата. У меня не то что жуков – мухи никогда не было…
Все еще голая, Присцилла лишь накинула кроватное покрывало на плечи. Жук оставил синяки у нее на голенях, руках и шее, яркие на молочно-белой коже.
Нортон шваркнула трубку на диван:
– Сволочь такая. Говорит, я грязь развела.
– Говнюк, – поддакнул Джейкоб.
– У жука-то рог! Рогатые твари не заводятся от того, что раз-другой не вынесешь мусор.
Джейкоб хотел ее обнять, но девушка затрясла головой и отпрянула:
– Мне надо в душ.
Она поспешила в ванную и заперла дверь.
Джейкоб опять плюхнулся на пол. Прислушался к шуму воды, потом осмотрел себя на предмет повреждений. Шишка на голове, живот и бок окарябаны о жесткий ковер. Синяков нет.
Весь гнев излит на Нортон.
Губы, целованные жуком, еще покалывало.
Шум воды стих, через минуту из ванной появилась Присцилла в пижамных штанах и толстовке, волосы туго стянуты в хвост.
– Добавить льда? – спросила она.
– Спасибо, все хорошо. Как ты-то?
– Жива. Пора на боковую. – Присцилла помолчала. – Ты идешь?
– Ничего, если я еще посижу?
Нортон как будто облегченно вздохнула.
– Может, тебя покормить? Ты голодный?
– Нет, спасибо.
Не настаивая, Нортон ушла.
Джейкоб сел на диван, посмотрел на зазубренную дырку в стекле.
В спальне ворочалась и бормотала Присцилла.
Зашевелились его джинсы, брошенные у двери. Джейкоб подкрался, вывернул их на лицо и достал мобильник.
– Я учитываю все любезности, которые вы мне задолжали, – вполне дружелюбно сказала Мария Бэнд.
Незадолго до своей гибели Кейси Клют организовывала фуршет для ежегодной конференции Североамериканского общества архитекторов, проектировщиков и чертежников.
– В тему? – спросила Бэнд.
– Еще как. Нет слов. Спасибо.
Джейкоб выключил телефон и тихонько открыл дверь спальни. Постоял на пороге, глядя, как равномерно дышит Присцилла, по горло укрытая одеялом.
– Кто-то звонил? – спросила она.
– Извини. Спи, спи.
– Я не сплю.
Джейкоб подсел на край постели:
– Детектив из Майами.
– Что там?
Джейкоб рассказал.
– Хорошая новость.
Он кивнул.
– Ты спать-то собираешься? – спросила Присцилла.
– Да чего-то не хочется.
Она села, прислонившись к изголовью.
– Не хочешь поговорить о том, что случилось?
– О чем именно? – Джейкоб выдавил улыбку. Вышло нарочито, и Присцилла в ответ не улыбнулась.
– Было больно, – сказала она. – Когда ты вошел в меня…
– Тебя как будто насадили на нож.
Присцилла сморщилась:
– Может, у тебя какая-нибудь страшная болезнь?
Болезнь, только не физическая.
– Нет.
– А что тогда?
– Я не знаю.
Присцилла странно хихикнула, точно икнула.
– Наверное, знаю я. Мы слишком много выпили на голодный желудок и слишком завелись.
– Согласен.
Молчание. Он хотел взять ее руку, но Присцилла отстранилась и обхватила себя за плечи. Не поймешь – то ли сердится, то ли озябла.
– Я бы кое-что рассказала, но ты подумаешь, что я рехнулась, – сказала Присцилла.
– Не подумаю.
– Подумаешь.
– Я обещаю.
Пауза.
– Я видела… Вернее, не то чтобы видела… скорее, почувствовала… не знаю, как назвать. – Присцилла смолкла. – Не могу выговорить, самой кажется, что я чокнулась.
Джейкоб взял ее за руку. На сей раз Присцилла ее не отняла. Он ждал.
– Я видела женщину. За тобой. Она стояла за твоей спиной. Всего полмгновенья. Как будто молния в человечьем облике.
– Как она выглядела?
– Не издевайся, пожалуйста.
– Я серьезно.
– У меня крыша едет и без твоих…
– Пиппи. Честное слово, я не издеваюсь.
Присцилла молчала.
– Скажи, как она выглядела.
– Зачем?
– Ты ее видела. Скажи, какая она.
– Ну да, но… она же не реальная.
