есть…
Она кивнула.
– Мы должны вернуться назад. Другого пути нет.
Я снова посмотрел на бумаги и теперь напечатанный буквы стали расплываться прямо на глазах – словно бы их смывали невидимые струи дождя.
Лена положила свою руку на мою.
– Мы должны вернуться, – тихо повторила она. – И выслушать старика.
Я невольно покрутил пальцем у виска. Я не хотел причинять ей боль. В конце концов, только благодаря самоотверженности и храбрости моей жены мы вырвались из плена обезумевшей толпы.
А теперь она на полном серьезе говорит, что дом, в котором мы поселились – сгорел, и нам после всего происшедшего – нужно вернуться.
И не просто вернуться, а поговорить с предводителем этих сумасшедших.
– Я думаю, это плохая идея. Нам нужно ехать в город и написать заявление в полицию, – сказал я, чувствуя, как закипают нервы. – Ты просто не понимаешь… с преступниками не договариваются. Исход всегда один. Они не дадут нам житья.
– Исход всегда один, – чуть слышно произнесла Лена, теребя застежку от молнии на ветровке «Харли Дэвидсон», которую я подарил ей на день нашей встречи.
В лобовое стекло ударил сильный порыв ветра. Работающие на полную мощность дворники на мгновение захлебнулись от дождя.
– Что ты сказала? – переспросил я, наблюдая, как по стеклу, направляемые дворниками то влево, то вправо, устремляются тяжелые струи воды.
– Так назывался его последний роман.
– Какой роман? Ты о чем вообще? – во мне закипала злость. Мы находились в жутком, опасном положении, чреватым потерей не только недвижимости, но и здоровья, даже жизни, а она мне рассказывает про какие-то романы. – Лена! Проснись! – Я опустил руку на ее плечо и сильно встряхнул. – Нас могли убить! Какой еще роман?
Ее глаза вспыхнули, я тут же отдернул руку, пожалев о своем поступке.
– Нас не могли убить! – отрешенно сказала она. – Мы и так уже мертвы.
– О чем ты, дорогая?! Что ты такое говоришь?
– Ты глухой? – И хотя голос ее не повысился ни на йоту, я понял, что еще чуть-чуть, самую малость – и она окажется на самом краю пропасти, малейший толчок и она сорвется в неконтролируемую истерику. Впрочем, я и сам был примерно в таком же состоянии.
– Роман писателя, дом которого мы купили. Лесков. Я успела прочитать пару страниц его дневника, пока ты ездил по делам.
Я покачал головой.
– Ничего особенного. Это вполне объяснимо. Раньше в таких местах только писатели и могли строить дома.
– Ты не понимаешь. – Она закрыла глаза. – Ты ничего не понимаешь. Тебя интересуют только твои акции, облигации, долговые расписки, криптовалюты и все такое…
«Начинается…», – подумал я, но решил не прерывать жену. Пусть выговорится. Ей станет легче. Жаль, что я не прихватил из дома бутылочку виски. В баре был отличный выбор.
Шквалистый ветер вокруг машины меж тем утих. Мы оказались посреди оазиса из странной, будто бы искусственной тишины. Лишь урчание мощного двигателя, да монотонные движения щеток по стеклу нарушали это спокойствие.
Я выключил дворники.
– Веришь ты или нет, – сказала Лена, – но я помню слово в слово, что он написал. Будто вижу этот дневник в потрепанной кожаной обложке прямо перед глазами. Я нашла его среди бумаг в картонном ящике на чердаке дома. Понятия не имею, зачем я туда полезла. Стало любопытно, вот и полезла. Да и чем дома заняться, когда нет ни тебя, ни интернета. – Она помолчала, будто собираясь с силами и заговорила с закрытыми глазами.
Я видел, как быстро двигались ее зрачки под сомкнутыми веками – будто бы она спала и видела страшный сон.
***
До революции озеро называли Черным. Местные обходили его стороной, считая эти земли проклятыми. Множество народу сгинуло в этих краях. Одни терялись в густых лесах, другие, польстившись на спокойный умиротворяющий вид – тонули на мелководье, третьи, закинув снасти и вкусив выловленной рыбы – умирали в мучениях от выворачивающей внутренности боли.
Позднее ученые вроде бы выяснили, что причиной поверий и некоторых несчастных случаев стало превышение в верхних слоях почвы и в здешней атмосфере ртутных соединений. Какой-то редкий минерал был тому виной. Получить финансирование на продолжение исследований не получилось и место оказалось заброшенным. Позднее озеру и окружающим землям присвоили статус заповедника, однако люди в эти места так и не вернулись. Даже переименование озера в «Комсомольское» не помогло. После того как в 60-е годы здесь подряд утонуло шесть человек, один из которых был мастером спорта СССР по плаванию, купание запретили, а на въезде поставили шлагбаум и запрещающий знак.
Тем не менее, партия решила, что такие роскошные земли не должны пустовать.
Я въехал в новенький дом 16 апреля 1972 года. Дом стоял на берегу красивого озера, с одной стороны которого за пологим холмом ютилось старое кладбище, с другой стороны – чудесные заливные луга с редкими и глубокими оврагами, напоминавшими о тяжелых боях в годы Великой отечественной. Сосновый лес по ту сторону озера и три огромных вековых дуба возле дома довершали идиллическую картину. Что еще нужно писателю?
Передо мной стояла задача передать историю края через истории людей, чтобы таким образом переломить негативные тенденции, сделать эту частичку нашей родины такой же гостеприимной и радушной, как и все остальные места. Первый секретарь обкома партии Кривицкий, вручая мне ключи от дома, сказал: «Не подкачайте! Нам нужна хорошая, добрая история этого края». Я ответил, что рад оказанному доверие и готов приступать прямо сейчас.
Озеро и впрямь оказалось очень красивым. В поисках местных жителей я обошел все вокруг, изучил каждый закоулок, но за первые две недели мне не удалось встретить ни одного человека. Работа продвигалась хорошо, но пока она состояла сплошь из описательных моментов, красот природы, чудесных закатов и рассветов – и ни одного живого свидетеля.
Заинтригованный, я решил, что местные меня сторонятся. Как я ни старался, за две недели я не встретил ни одного человека.
Хороший запас спиртного помогал мне справляться с одиночеством – вина, которые мне доставили по приказу первого секретаря, могли стать украшением любого бара. Частенько к вечеру я наклеивался так, что мне мерещились голоса, раздающиеся со стороны озера, я выходил на балкон и орал что есть силы, зная, что никто меня не услышит:
– Эй, заходи кто хошь! Наливаю всем!
Я понял, что работа, которую я на себя взвалил, вряд ли будет закончена, потому что здесь вообще никто не жил. Ну что ж, придется выдумать всех этих местных жителей и то, как им тут хорошо
