Если уж на то пошло, она, получается, в этом отношении не лучше Бендикса. Она совершенна на вид, и мало того — она нравится всем. Иногда Аллегра уставала быть собой.
— Если хочешь, могу помочь тебе с латынью, — предложил Бендикс, когда они собрали вещи и двинулись к выходу из класса.
— Ты готов со мной позаниматься?
Вот это новость! Красная кровь предлагает научить бессмертного вампира кое-чему новенькому. Чарли поднял бы его на смех. Аллегра покачала головой.
— Думаю, я справлюсь, спасибо. Надо просто зазубрить существительные.
— Ну, как знаешь. Только, если еще не знаешь об этом, имей в виду: из-за плохих оценок тебя могут отозвать из хоккейной команды и не пустить на чемпионат лиги, — произнес Бендикс, открывая ей дверь.
Да, убедительный довод.
Следующие несколько недель Аллегра с Бендиксом каждый вечер встречались в главной библиотеке и занимались латынью. Началось это с их искреннего обоюдного желания подтянуть Аллегру по латыни, но постепенно переросло в долгие и далеко идущие дискуссии обо всем на свете: о качестве еды, подаваемой в столовой колледжа (отвратительная), о палестинском кризисе, о том, считать ли «Абракадабру» оркестра Стива Миллера лучшей или худшей песней всех времен и народов (Бендикс голосовал за лучшую, Аллегра — за худшую).
Однажды вечером Бендикс, склонившись над учебником латыни, вздохнул. Белокурая челка упала ему на глаза, и Аллегра с трудом удержалась, чтобы не протянуть руку и не убрать волосы у него со лба.
— Твои старики собираются приехать на родительский день на следующей неделе? — спросил Бендикс. — Ты же из Нью-Йорка?
Аллегра кивнула и тут же покачала головой.
— Мать, конечно, приедет. Она никогда не пропускает этот день. А папа… в отъезде, — Это показалось ей самым простым способом объяснить отсутствие Лоуренса. — А твои?
— Не-а. У мамы заседание совета директоров, так что ей придется остаться в Сан-Франциско. А папу нельзя беспокоить. Он не хочет, чтобы его творчеству мешали.
— Он у тебя художник?
— Он делает отливки скульптур. Пока что он не продал ни одной — возможно, потому, что выглядят они как полный отстой. Только не говори ему об этом.
— Такое впечатление, что ты не очень-то их любишь, — с сочувствием сказала Аллегра.
Сама она очень любила и Лоуренса, и Корделию. Только вот Лоуренса она не видела уже много лет, а Корделия превратилась в назойливую и нервную пожилую даму.
— Да понимаешь… Я по-своему люблю родителей, только у них никогда не было времени на меня. Ох, неужто я это сказал? Ненавижу, когда меня вдруг тянет жалеть себя.
Аллегра улыбнулась и открыла свой учебник латыни.
— Если хочешь, я поделюсь с тобой Корделией. Она обожает общаться с моими друзьями. Но вот о Чарли этого сказать нельзя.
— Кстати, чего твой брат так взъелся на меня? Я ему никогда ничего плохого не делал, — озабоченно поинтересовался Бендикс.
— Ну… он… давай не будем, — сказала Аллегра и кашлянула. — Давай вернемся к латыни?
— Так вы встречаетесь, что ли? — поинтересовалась Бирди тем вечером, когда Аллегра вернулась в их комнату в общежитии уже за полночь.
— Встречаемся? Кто — мы? Ты о чем вообще? — переспросила Аллегра, слегка покраснев, и убрала книги.
До склонений они так и не дошли. Вместо этого весь вечер проговорили о том, где лучше расти, в Сан-Франциско или в Нью-Йорке. Аллегра, прожившая всю жизнь на Манхэттене, доказывала, что ее город круче по всем параметрам — культурные учреждения, музеи, рестораны, — а Бендикс защищал город над заливом, восхваляя его туманы, красоту и либерализм. Ни одному не удалось переубедить другого.
— Это ты про нас с Беном? — уточнила Аллегра у Бирди, — Ты думаешь, у нас роман?
— О, он уже Бен! Скоро ты будешь звать его Бенни, — поддела Аллегру подруга, сворачивая сигарету с травкой.
Это был последний писк моды. Аллегра ничего против этой моды не имела, не считая того, что в комнате потом воняло и Бирди повадилась слишком сильно брызгать освежителем воздуха, чтобы замаскировать запах травки на время проверок. В результате у них в комнате всегда пахло, словно в туалете.
Аллегра состроила мину.
— Да вот еще. Мы с ним друзья.
Соседка по комнате выпустила здоровенное кольцо дыма.
— Слушай, это же в глаза бросается, как вы друг на друга реагируете.
— Чего? Ты издеваешься?
— Кроме того, вы вместе смотритесь просто совершенством, — с ухмылкой добавила Бирди. Она не раз слыхала протесты Аллегры против этого слова.
— Боже милостивый! — Аллегра содрогнулась.
Она никогда не смотрела на Бена с этой стороны. Ей нравилось, что у нее теперь есть с кем поговорить, и нравилось его общество. Кроме того, они никогда не смогут быть вместе. Она никогда не сможет испытывать к нему подобные чувства. Бирди была Красной кровью и не ведала, о чем говорит.
— Что, правда? Ну, бывают на свете вещи и похуже, чем встречаться с Бендиксом. Его семейство только что продало свою компанию миллиарда за два долларов. Читала сегодняшние газеты? — поинтересовалась Бирди, бросая Аллегре «Уолл-стрит джорнал».
Аллегра прочла сообщение на первой полосе, в котором излагались детали приобретения Объединенной корпорацией семейной компании Бендикса, и поразилась скромности Бена. У его матери была «деловая встреча», из-за которой она не могла приехать на родительский день. Деловая встреча! Скорее уж собрание главных держателей акций.
— Они настоящие богачи. Неудивительно, что он носит фамилию матери. Денег у них — куры не клюют.
— Бирди, что за прагматизм? — упрекнула подругу Аллегра.
Даже в Эндикотте считалось дурным тоном чересчур интересоваться чьим-то происхождением. Но после прочтения статьи Аллегра почувствовала, что Бен ей нравится еще больше. Не потому, что она вдруг узнала о его богатстве — ее никогда особо не интересовали деньги, хотя и совсем без них она тоже не жила, — но потому, что, невзирая на стоящее за ним неимоверное состояние, он был скромным и нос не задирал.
После сегодняшнего разговора у нее сложилось впечатление, что Бендикс Чейз был бы не против иметь чуть меньше вещей, из-за которых так переживают люди, если бы в этом случае приобрел больше того, что реально важно.
Глава 4
ОБЩЕСТВО ПОЭТОВ И ИСКАТЕЛЕЙ ПРИКЛЮЧЕНИЙ
На той же неделе Аллегра, уже засыпая, услышала, как кто-то стучит в окно. Аллегра взглянула в ту сторону, плохо соображая, что там творится. Тихий стук повторился. И еще, кажется, послышалось приглушенное хихиканье. Девушка подошла к окну и распахнула его.
