Ему не хватало энергии, он занимался только самыми необходимыми делами, но оттягивал момент возвращения в дом, пока не стало темно. Голода он не ощущал; он едва заметил тошноту, и когда начал меркнуть дневной свет и он пришел домой, то без всякой охоты сделал себе сэндвич с мясными консервами, отдав большую часть Джейку, который стал привыкать выпрашивать у него куски.
Он затопил «Рэйнбэрн», сел рядом; смотрел на убогость обстановки и не видел ее; он знал, что сегодня опять будет спать здесь, несмотря на неудобство, и понял, что страшится завтрашнего дня. Даже собака, казалось, чувствовала приближение вторника и лежала, устроив морду между лап, широко раскрыв глаза, понимающе глядя на своего сгорбившегося хозяина.
Фрэнк пахал, он снова был на вершине поля на «Гильден Фарм», которое резко обрывалось, переходя в узкую полоску. Джейк сидел в кабине и был бы рад оставаться там весь день; все же это работа, хотя вокруг нет овец.
Когда Фрэнк повернул, чтобы перебраться через ведущую вниз борозду, он увидел, как далеко на дороге блеснул «Метро» — это Гиллиан ехала в город за кофе. Ее не будет пару часов; это была прогулка, покупка кофе — лишь ловкий предлог, чтобы поехать в город. Холодок пробежал у него по спине, ему захотелось включить фары, закричать ей, чтобы она не ехала. Бесполезно — его крик потонет в звуках радио у нее в автомобиле, да даже если бы не это, она все равно бы его не услышала. Отогнав дурные мысли, он попробовал сосредоточиться на пахоте. Нудная работа; просто ездишь вверх и вниз, пока не закончишь одно поле и не перейдешь на следующее. Изнуряет скорее духовно, чем физически — уж очень фермерские работы механизированы сегодня.
Он почти наполовину закончил работу, объезжал болотистый участок в середине поля, который ему так и не удалось осушить, когда его внимание внизу на дороге привлекла машина, въезжающая в ворота, белый «Эскорт» с синей мигалкой на крыше, на дверце красные буквы: «ПОЛИЦИЯ». У него перехватило дыхание, он увидел фигуру в синей униформе, стоящую рядом, ему показалось, что полицейскому как будто не хочется идти по вспаханному полю в туфлях. Констебль Прайс — он стоял слишком далеко, чтобы Фрэнк мог узнать его, но это не мог быть никто другой. У Фрэнка пересохло в горле. Он поднял плуг и поехал по диагонали к дороге. Он выключил радио, оно отвлекало. Что надо констеблю? Любая вещь из десяти: «Ты не продлил разрешение на дробовик, Фрэнк». Но он отослал его две недели назад. «Овец воруют. Я подумал, что надо и тебе сообщить, Фрэнк». Все ближе и ближе; так близко, что он видит мрачное выражение лица полицейского. Это недоброе известие. О Боже, я знаю, что ты собираешься сказать! Он схватился за руль, пытаясь включить радио, чтобы заглушить эти ужасные слова, чтобы они никогда не достигли его слуха, тогда этого не случится. Радио замолкло. Тебе надо остановиться, не то переедешь Прайса, сказал он себе. Тормоз, мотор работает, громко шумит, он нащупал ручку дверцы, но не для того, чтобы открыть ее, а чтобы держать закрытой, кабина звуконепроницаемая. Я не хочу этого слышать!
— Тебе придется выслушать меня, Фрэнк, — офицер казался выше ростом, чем раньше, обычное его дружелюбное выражение теперь сменилось на злорадное, он стоял, поднявшись на носках, лицо его было прижато к стеклу кабины, отчего напоминало живую горгулью. Губы его шевелились, слова проникали сквозь толстое стекло. Фрэнк отпрянул и натянул свои наушники, но даже они не могли заглушить слова, стучащие у него в мозгу.
— Гиллиан мертва, Фрэнк. От нее почти ничего не осталось, но тебе придется пойти со мной в морг, чтобы опознать труп.
— Заткнись, ты лжешь. Прочь с моей земли!
Ручка щелкнула, ее вырвало из сжатой руки Фрэнка, и дверца открылась. Сильные руки проникли в кабину, схватили его за запястья, стали вытаскивать наружу. Взять его, Джейк, ради Бога, взять этого лгущего мерзавца! Но Джейка в кабине не было.
— Пошли, ты посмотришь на тело жены, Фрэнк. Посмотри, что они с ней сделали. Вид не из лучших, ты можешь даже не узнать ее. Но я уверяю тебя: это Гиллиан.
Все поплыло в тумане, насмешливое лицо полицейского как будто дрожит, так что он не может быть уверен, что это Прайс. Нет, это невозможно — Прайс бы с ним так не поступил. Это какой-то обман. Может быть, но Гиллиан все равно мертва.
Солнце скрылось, становилось темно. Следуя за тяжело шагавшим силуэтом полицейского, он шел за ним, как будто заколдованный призывными звуками волшебной дудочки. Все вперед и вперед, в сгущающиеся сумерки — и где-то там лежит Гиллиан, мертвая и изуродованная. Фрэнк хотел закричать, но у него не получилось. Невозможно было нарушить окружающую их тишину. Тишину мертвых.
В этот миг Фрэнк Ингрэм проснулся, дрожа от холода и страха; первый слабый луч света прокрался в окна, «Рэйбэрн» ухе давно погасла, а Джейк все еще лежал, глядя на него со страхом в больших карих глазах. Джейк понял. Ты видел дурной сон, хозяин, говорило выражение его глаз. Этого следовало ожидать.
— Больше, чем сон, Джейк. Я никогда не смогу заснуть, если не распрощаюсь с прошлым. Боже, я же видел ее ровно год назад в морге, она смотрела на меня, хотя они закрыли ей глаза. Она была вся в швах, как будто им пришлось сложить ее снова, быстро и небрежно — для меня. Я не мог даже плакать, горе просто поглотило меня — и оно все еще не прошло. Сегодня этот день, и я все время жду, что полицейский снова появится.
У Фрэнка была пульсирующая боль в голове, но он не стал искать аспирин; никакие обезболивающие таблетки не смогли бы остановить стук в его висках. Он просто сидел, глядя в окно на светлеющее небо, и его охватила дрожь, потому что был вторник.
И все же овцы требовали ухода. Он заварил крепкий чай, решив не завтракать. Сегодня он будет опять поститься — в память о Гиллиан. Она страдала, поэтому и он должен страдать.
Ветер стал свежее, воздух наполнился влагой. Он сказал себе, что это не просто перерыв в сухой погоде, погода менялась. Осень пришла на остров, скоро зима. Внезапно он очень остро почувствовал одиночество и опять подумал о простом выходе. Так просто. Ему надо только дойти до мыса, до того места, где скалы отвесные и зубчатые, где море бьется о них даже в тихую погоду. Ему даже не пришлось бы прыгать, просто пройти вперед и споткнуться, упасть головой вниз в пенящийся Котел. Все бы было кончено мгновенно, волны с белыми барашками пены стали бы швырять его об острые края скалы, пока он не потерял бы сознание, а потом засосали бы его мертвое тело. Он содрогнулся. Эта мысль манила его.
Если же ему не хватит смелости, есть еще один простой способ. В кухонном шкафчике стоит бутылочка, полная аспирина. Он мог бы проглотить все таблетки, запивая крепким виски, приветствуя свой уход из жизни. Он помедлил на крыльце: две возможности. Джейк заскулил, потерся о его ногу. Он взлохматил псу шерсть на голове.
